Оранжерея - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Бабиков cтр.№ 11

...И все же здесь нестерпимо холодно. Хорошо бы сейчас выпить чаю с кренделем. Полцарства за чашку чая, как сказал какой-то остряк у Чехо­ва, переиначив Шекспира. Так великие сентен­ции бардов становятся разменной монетой глум­ливых школяров. Кстати, о монетах: есть ли у ме­ня деньжата? Увы, ни полушки. Но это не беда: поверят в долг. В конце концов, мы все в долгу друг перед другом и все вместе — перед британ­ской короной. Скуповатому переводчику показа­лось, что, пожалуй, многовато отдавать всё цар­ство в обмен на добрую кобылу, как о том кричал король Ричард («A horse! A horse! My Kingdom for a horse!»), и он написал «полцарства». Что ж, еще полчаса до конца благополучно избегнутой пытки.

Прихватив свой холщовый заплечный мешок, Марк выбрался из лодки и, глубоко засунув об­ветренные кулаки в карманы, направился в бли­жайший трактир — только пройти рощицу и по­вернуть за угол. Не его ли имел в виду Тарле?

Так хорошо здесь порыдать,

у двери этого трактира:

горит вверху, ни взять, ни дать,

на гвоздь повешенная лира.

Да нет, он хотя и старый эмигрант, но все-та­ки московит, все свое принес с собой. Где ж у него дом? Кто-то говорил мне... Где-то на окраине. В Утехе, что ли? Живет со старухой-матерью и младшей сестрой, старой девой. Не хватает лишь Ноны, сиречь Клото.

В детстве отец несколько раз брал Марка с собой, когда заходил в гости к Тарле, жившему в то время в нескольких шагах от ратуши в тес­ной съемной квартире. Что у них были за разго­воры, Марк не помнил, да и не знал он тогда, в свои пять-шесть лет, кем был этот худощавый свет­ловолосый человек с внимательными серыми гла­зами и подвижными морщинами на лбу, ровесник его отца, в доме которого всегда пахло по-осо­бенному, должно быть трубочным сладковатым табаком, и где так заманчиво высились до самого потолка стеклянные книжные шкафы. Пока отец негромко беседовал с ним в небольшой гости­ной (три окна, балкон с голубями), служившей хозяину вместе кабинетом и столовой, пока они выпивали по рюмке крепкой «лозы» с крошечны­ми ореховыми кексами, зовущимися в Запредельске «шишками», и листали журналы, иногда чи­тая что-нибудь из них вслух, или играли в быст­рые шахматы с часами, азартно хлопая по медной кнопке, выстреливавшей кнопку противника, Марк слонялся по комнате, украдкой разглядывая фо­токарточки на стене, или тискал теплую, по­корную кошку, приходившую из прихожей, или скромно сидел в углу на стуле, разглядывая пода­ренную ему игрушку — циркового гуттаперчево­го акробата в синем трико или настоящий, на шнурке, боцманский свисток, в который отчаян­но хотелось дунуть. Эти редкие и недолгие поси­делки почти совсем стерлись у него из памяти, но когда много лет спустя он случайно прочитал в газете стихи Тарле, где была примечательная опечатка и такие строки:

...в наемной комнате пустой

за старой шахматной тоской,

истертой, треснувшей по краю,

где пешки короля стесняют

в стремнине эндшпиля, а шпиль

в окне назойливо сквозит

(готический, граненый, дерзкий),

как черного ферзя угроза,

пусть это не стихи, а проза... —

ему тут же вспомнилась и та самая комната с круглым столом, и высокие окна с видом на ра­тушу, и щелчки турнирных часов, и сладковатый запах табака.

Так, припоминая и вдохновляясь прелью про­шлого, юный Марк Нечет шел через осиновую и грабовую рощу в хорошо знакомый гимназис­там «Смирновский» трактир, когда дорогу ему за­ступили двое невесть откуда взявшихся скарнов [20] . С тупой очевидностью пытки, с кривой ухмыл­кой будущих кошмаров, они молча выросли из мокрых кустов дикой сирени, уже поникшей, опав­шей, угрюмые фигляры затхлых проулков, гугни­вые подонки из заброшенных доков, и стали пе­ред ним бок о бок, чем-то неуловимо схожие, как молочные братья, с одинаково мрачными выра­жениями на нечистых лицах. Один из них, что повыше да посмелее, на несколько лет старше Марка, был, судя по пряжке ремня, с городской верфи. Другой — чернявый, с желтым измож­денным лицом и багровым пятном во всю щеку (частью даже на шее) — чей-то, судя по всему, беспутный подмастерье со сбитыми ногтями и металлической стружкой в давно не мытых во­лосах.

— Стоп, машина! — развязно заговорил дол­говязый ломающимся голосом. — Куда спешишь, братец? — Нехорошо улыбаясь, он развел в стороны руки с лопатообразными ладонями, пре­граждая Марку путь.

Марк молча сошел с дорожки, чтобы обойти этих двух, но чернявый схватил его за рукав.

— Убрать руку, — сказал ему Марк твердо, и тот по рабской привычке повиноваться машинально разжал хватку. Зато ему в ворот форменной куртки тут же вцепился долговязый.

— Цыть, барчук, стой смирно, — говорил он, крепко держа вырывавшегося Марка — щуплого гимназиста с набитой учебниками холщовой сум­кой через плечо. — Мы щек, быстренько. Давай, Хлюст, не ссы в компот.

Чернявый, засопев, полез к Марку холодной рукой в карман брюк.

— Слушайте вы, идиоты, — начал придушен­ный воротом Марк, отстраняя голову от черняво­го, у которого тухлятиной несло изо рта, и хватая длинного за руку. — Что вам надо? Отпусти меня (долговязому). У меня нет денег (чернявому).

— Давай, Хлюст, шуруй скорее, — не слушая его, подгонял долговязый своего суетливого друж­ка, при этом слегка потряхивая извивавшегося Марка. — Вишь, мальцу в школу пора.

— Да врежь ты ему, Клок: вона как, глиста, вертица, — как-то плаксиво, оттого что в нос, от­ветил Хлюст, пытаясь засунуть руку Марку в дру­гой карман.

Клок замахнулся свободной рукой, но Марк вдруг подогнул ноги, обмяк, долговязый от не­ожиданности подался вперед, продолжая держать свою добычу со спины за шиворот, и тогда Марк что было силы двинул его задником подкованно­го ботинка по колену. В то же время он, как раз­жатая пружина, плечом врезался в старательно рыскавшего у него в карманах Хлюста, вырыва­ясь из его полуобъятий.

— Ых! — сдавленно крикнул ушибленный скарн и отпустил Марка.

Другой же, потеряв равновесие, боком пова­лился в кусты.

Марк бросился бежать. Он почти сразу увидел за редеющими стволами деревьев мокрую мосто­вую (пошел дождь), чьи-то быстро идущие ноги в сапогах и вывеску хорошо ему известного ла­база («Чай, кофе и другие колониальные това­ры»), когда в два хромых прыжка настигший его громадный Клок, рыча, повалил его лицом в ко­лючий гравий.

1

Будучи докой в любовных делах, Марк Нечет, в те годы блестящий студент-правовед с серебря­ным институтским апплике на отвороте спортив­ного пиджака английского кроя, загодя обзавел­ся ключом от старой теплицы, подкупив садового сторожа Федота увесистой запредельской маркой. Но еще за три дня до того он взял на свое имя один из лучших номеров в «Угловой» («паровое отопление, электрическое освещение, лифт»), тот, что в четвертом этаже, окнами на Капитанскую набережную.