Лето, бабушка и я - читать онлайн книгу. Автор: Тинатин Мжаванадзе cтр.№ 27

Мне идти было весело — прыгая с камня на камень, шмыгая вокруг бабушки в кусты, следя за мошками и собирая крошечные голубоватые цветы («Не рви, коза, кому говорю! Все равно через минуту выбросишь!»); так азартно было убегать вперед, к чужому забору, подпрыгивать, пытаясь увидеть шумно хрумкающую корову, посидеть на чужой рассохшейся лавочке и положить руки на горячий от солнца железный, врытый в землю стол на обочине дороги — для путников.

Мне-то было весело, потому что легко, даже собственный вес еле удерживал — а бабушке все-таки тяжеловато.

Сумки у бабушки были всегда неподъемные, по одной в каждой руке («В гости к людям едем, как можно с пустыми руками») — там были всякие неинтересные для меня пачки с крупой, сахар, куски ткани на халаты, печенье и конфеты, да все что угодно — бабушке было приятно оделять всех родственников, которых я не всегда и по именам-то помнила, а она — всех, всех безоговорочно, с датами, подробностями рождений, болезней, свадеб, с ответвлениями в еще более дальние фамильные дебри, с каждым из них могла говорить часами, качать головой, выслушивая невыносимо скучную для меня бодягу на сбивчивом деревенском языке.

Мне все это приходилось выслушивать даже по два раза — второй раз уже в бабушкином пересказе, когда она сядет по приезде домой с мамой и с наслаждением, обстоятельно проведет вечер новостей из деревни.

Я болталась всегда неподалеку — бабушка была мне нужна как постоянный бесперебойный источник энергии, слушала вполуха, как морской прибой, и думала, что эти бесконечные разговоры — неотделимая часть жизни взрослых женщин, и, когда я вырасту, мне тоже придется вот так в неделю-две раз совершать наезды к родственникам, навещать каждого по отдельности, выслушивать все их жалобы на жизнь и потом кому-то пересказывать.

А пока мне можно было делать что угодно — например, идти по дороге долго-долго, залезать в чайные плантации, растирать пахучие листочки в пальцах и рвать странные чайные плоды, пробовать их тайком на зуб и сплевывать горечь, отдыхать с бабушкой возле родничков, умываясь ледяной водой и напиваясь ею до бесчувствия, и все ближе и ближе подходить к знакомым обжитым местам — туда, где в один ряд стояли дома родни.

Бабушка в первую очередь шла в самый конец улицы — к дяде Джемалу, потому что мы у него оставались ночевать чаще всего: он присматривал за бабушкиным садом, и от его дома было ближе всего туда идти.

Эту часть путешествия я стоически терпела: визги, объятия, непрошеные слюнявые поцелуи, бесконечные вопросы — «как ты учишься, отличница?! — врачом станешь! когда выйдешь замуж, на свадьбу позовешь?»

Господи, сколько можно спрашивать одно и то же! Но бабушка зорко следила, чтобы я вела себя в рамках ритуала и не выделывалась, потом тащила в ванную и умывала и себе, и мне лицо с мылом — она была брезгливая и терпела ужасные поцелуи только из вежливости.

Потом меня с детьми выпускали во двор, сами садились поговорить, обменяться подарками, накрыть на стол, и я знала, что бабушкино недремлющее око следит за мной с неба: что бы я ни делала и как далеко ни забралась, ее высокий резкий голос настигал меня и возвращал в безопасное положение.

Иногда мы перебирались на холм напротив — там жила вторая половина родни, разделяло два холма крошечное ущелье с ручьем посередине, и можно было попасть туда двумя путями: длинный вариант — по обычной дороге, и второй — напрямик, через ручей, кусты, обвитые колючками, сначала скользкий спуск и потом крутой подъем.

Там было больше детей и гораздо веселее, к тому же местность не просматривалась так четко и можно было слинять от бабушки хоть в лесок неподалеку.

В тот раз мы поддались на уговоры и остались ночевать у дяди Ризы.

Я очень любила дядю Ризу, выделяя его из многочисленных маминых двоюродных братьев — был он какой-то особенно опрятный, белозубый, красивый — как полковники у Маркеса, это я позже поняла. Когда я свалилась в его доме с лестницы спиной на железную печку, он быстро и искусно успокоил меня и заткнул голосящих баб: «Что вы ребенка пугаете, с ней все хорошо — да, ты же молодец? А ну давай мы с тобой пойдем гуся дразнить».

Он слегка был похож и на Дон Кихота — сухопарый, с черными усами, с приятнейшей улыбкой идальго, но всегда слегка печальный. Все остальные в этой семье были совсем не такие: рыжие и корявые. Бабушка терпеть не могла его жену и тихо говорила маме, что «эта жаба окрутила такого парня!».

Насчет «парня» мне было слышать удивительно, потому что Риза казался ненамного моложе бабушки, а вот насчет жабы я была целиком и полностью согласна. Мало того, что тетка была толстая, рыхлая, рыжая и конопатая, так она вечно потела и особенно усердно лезла целоваться! Я невоспитанно выла перед каждой такой процедурой, потом демонстративно вытирала лицо после ее объятий, и бабушка мне выговаривала при всех — конечно, тетка это все делала специально, чтоб подставить меня.

Вечером, когда все сидели разомлевшие после ужина, пришла молодая невестка — на свадьбу меня тогда не взяли, и было ужасно любопытно, какая же у них новая женщина в доме.

Она была похожа на куропатку — ладная, округлая, уютная, с матовыми черными глазами, ходила бесшумно, ласково улыбалась и ни разу не присела.

Бабушка погладила ее по плечу, похвалила, а тетка поджала губы и ничего не сказала.

Невестка принесла таз с водой, поставила перед развалившимся в кресле мужем — таким же пучеглазым рыжим и противным, как его мамаша, он опустил свои огромные ступни в воду, а тихая женщина стала мыть ему ноги.

Я смотрела во все глаза.

Разговор продолжался, как ни в чем ни бывало, я таращилась на невестку, а она тем временем аккуратно вытирала ноги мужа полотенцем, потом подняла таз с мыльной водой и вынесла.

Бабушка запнулась. Я ощутила некоторое волнение с ее стороны — мне показалось, что она хочет вспылить.

Невестка принесла таз снова, присела перед свекром — дядя Риза был бледен и печален, но покорно опустил ноги в воду.

— Что поделаешь, Фати-бицола, старые обычаи… — проговорил он бабушке, мне почему-то хотелось поплакать, уткнувшись в пахнувший автобусом бабушкин шерстяной жакет.

— Мы тут ночевать будем? — в ухо спросила я.

— Конечно, тут уже люди всё приготовили, неудобно. Завтра пойдем к Элиасу, — одними губами ответила бабушка, железными пальцами одергивая меня, чтобы я села ровно.

— Фати-бицола, сейчас она вам тоже помоет, — засуетилась тетка, улыбаясь как можно приветливее.

— Даже не вздумайте, я что, немощная? — холодно отрезала бабушка, не глядя в сторону тетки.

— Мне не трудно, Фати-бицола, я с удовольствием, я вас так люблю, — поднимая таз, засияла невестка, и мне захотелось согласиться, чтобы сделать ей приятное.

— Детка, иди отдохни, не морочь мне голову, — потянулась бабушка и погладила ее по плечу снова.

Невестка наклонила голову и вышла.

— Деревенщины, что с них возьмешь, — бормотала бабушка, переодевая меня в ночную рубашку до пят. — Риза тоже хорош — совсем в тряпку превратился, а какой был парень, а. Грех на его отце с матерью — не дали на любимой жениться, ну и что с того, что разведенная была. А теперь что — ничего теперь. Не вертись, коза, тебе говорю.