Перс - читать онлайн книгу. Автор: Александр Иличевский cтр.№ 97

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Перс | Автор книги - Александр Иличевский

Cтраница 97
читать онлайн книги бесплатно

Ложиться на землю во время грозы нельзя — чем больше площадь контакта с землей, тем невесомей горстка мокрого пепла, оставшегося после вас. Но я помнил, как мать говорила, что в степи от овчарок одно спасение: лечь на землю ничком. Вот я и лег. Егеря меня потом долго совестили, объясняли правило безопасности.

Хашем просто относился к ненастью: во всех явлениях природы он находил благодать и пользу. Полдень почитал внушающим страх царем. Море — питающей бездной. Степь — матерью, обращенной животом и грудью к младенцу. К ветрам он относился, как к особым существам, то юлой, то клубком катящимся по земле наравне с прочими обитателями пустоши.

Хашем научил меня, что летом восходящие токи воздуха находятся над темными участками степи: над камышами и зарослями тамариска. Вот кадры, где сокол расходится кругами, чуть дрожа пером, туда, сюда, пока следующим витком вдруг не возвысится и продолжит потихоньку ходить над зарослями, поднимаясь к зениту, как на лифте, уже едва видный в раскаленной синеве. Хашем щурится и опускает со лба темные очки, затягивается, не вынимая сигареты из угла рта, поднимает подбородок, отклоняя лицо от струйки дыма, полезшей в глаза… Я нажимаю на спуск.

Хашем умел запрягать горячий воздух в свой кайт, намеренно заходя над озером, по краю, чтобы захватить горячий столб от тростника под купол.

7

Огромный, в два роста человека, стоит пир — камень в степи, плоский, весь устремленный своей формой к горизонту, протянутая ладонь. Местные жители его почитают как священный камень, алтарь. Зимние ветра в Ширване разносят все вокруг, выдувают из-под камня землю, и он кренится потихоньку набок. После посещения камня женщины вереницей тянутся к Хашему, кладут и перед его сараем дары. Хашем выглядывает из-за двери, затем выскакивает и принимается неистово кричать — грубо, гортанно, он гневен, он грозен, женщины, заразившись его азартом, перестают кланяться и отвечают ему, постепенно переходя на крик. Хашем подбегает к одной из них, хватает за руку и возвращает к дарам, заставляет ее поднять и унести с собой банку или сверток. Женщины вдруг успокаиваются и покорно тянутся к дороге, не взглянув на егерей, которые тоже отводят глаза, сидя на ступеньках винтовой лестницы кордона. Ильхан что-то грозно говорит им вслед. Фейзул ему вторит, но насмешливо, заливается смехом.

Фигуры женщин тают в сумраке заката, пропадают за поворотом.

Хашем вел скрупулезный календарь: набор чисел испещрял пир. По пятницам орудовал зубилом, стамеской и молотком, выдувая белые облачка крошки из-под ладони, переносил из тетради на шлифованную грань глыбы набор цифр, без запятых и пробелов. Тетрадь заполнялась за счет ежедневных наблюдений с vista point — так я окрестил смотровую площадку под навесом егерского домика. Всегда там, ближе к закату, появлялся часовой, маячивший, крутившийся во все стороны — и вдруг высвистывавший по окрестности, звавший товарища, чтобы вместе с ним рассмотреть первую звезду на еще светлом небе. Многолетние наблюдения за временем появления первой звезды и временем полного сокрытия солнца, отмеченные из заданной точки, давали значения, которые теперь Хашем и использовал для составления числового имени Ширвана. К тому же и на каждом из шести кордонов по границе заповедника егеря вели наблюдения.

Сам я не раз призывался в «свидетели звезды и солнца». Пасмурные дни были постно-порожними: облачность лишала солдат Апшеронского полка праздничного зрелища свершения дня. У Хашема была задача — не нумерологическая, но смысловая, ибо составление календаря для данной конкретной точки земли и есть единственный способ дать Имя ландшафту: названия местности и иероглифа границ недостаточно, необходимо календарное оснащение. Камень, покрываемый числами, на глазах у всех наполнялся смыслом, как имя звучанием.

Особенным праздником календаря Хашем определил осенний день, в который завершался одному ему известный цикл. Он назначил этот день Судным, то есть таким, в который решается Всевышним судьба человека в предстоящем году. Судный день требовал полного раскаяния в совершенных грехах. Для егерей такой способ жизни был в новинку, и они увлеченно писали записки со своими грехами и потом сжигали их и с любопытством наблюдали сакральную постановку.

Хашем импровизировал, но все же близко к тексту. В ритуал Судного дня входили и бросание жребия, и выпускание голубей, и жертвоприношение птиц и счастливого козленка. Егеря на все эти манипуляции у жертвенника смотрели сочувственно, им не привыкать — в скотоводческих племенах забой скота для детей всегда был одним из зрелищ. Предвкушение сытости и праздника связано с моментом отдачи животным своей жизни. В этом есть неизъяснимая тайна. Я уверен, что в будущем обществе она должна быть изжита. Будущее обязано стать вегетарианским. Но пока жертвоприношение имеет смысл. Я сам помню хорошо, как меня завораживал процесс потрошения курицы: хруст грудины, осторожное отделение зеленой желчи от печени, вычищение песка и камушков из жемчужного желудка, отделение от мускулистой мякоти шершавой желтой кожицы, скользкая гофра горла вытягивалась из шеи, гребешок, еще подвижный, дрожал, круглый глаз еще был ясен. А под крылом еще хранилось тепло, кончиками пальцев я вслушивался в него. Что-то необычайное было в этом ощущении. А до того — повешенная за ноги убитая птица взмахивала крыльями, потом только подрагивала, затихала. Я считал, сколько раз она еще дрогнет, больше десяти или меньше.

После бросания жребия мне отводилось Хашемом изгнание козла отпущения в озерную тростниковую тьму. Мне нужно было довести его до плавней на северной оконечности озера. По дороге я вздумал пожалеть молодого козла, погладил между рожек. Животное развернулось и напало на меня, веревка выскользнула из рук. Я догнал конец зазмеившейся веревки и прыгнул на него, думая, что козел собрался бежать, но он и не думал. Он развернулся и теперь заходил на меня, чуть набекрень закинув башку. Бодливая бестия, которую несколько раз без толку я ухватывал за рога и прижимал к земле, загнала меня самого в камыши. Там я наконец осмелел и стал бить его кулаками — по тугим бокам, по морде. Я загонял его в тростники, а он снова пер оттуда. Так мы и стояли с козлом на границе тростников. Животное не хотело уходить. Козел блеял, тупо стоял и не собирался двигаться с места.

Наконец мне подоспела подмога. Аббас пришел с мотыгой, забил ею колышек и привязал к нему козла. Утром я поспешил на это место. От козла остались только нога и обгрызенная веревка. Я хорошо рассмотрел аккуратное аметистовое копытце.

Радения, которые устраивал Хашем для егерей, суть медитации, смешанные с практикой пения мугама, который был им иконизирован наравне с Бобом Марли и Джимми Хендриксом, чьи портреты покрывали изрядную часть стен в его сарае. В радениях этих использовался также танец кружащихся дервишей. Чем просвещенней дервиш, тем медленнее он кружится, в силу чего Хашем, не будучи в центре круга, а плавая по его окружности, вертелся плавно и ясно, воздевая заломанные от груди руки в высоту, раскрываясь постепенно весь небу; двойные юбки, тройные, которые сделаны были из той же парусиновой ткани, что и его кайт, поднимались — одна, другая — вложенными колоколами по мере медленного усиления кружения.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию