Акимуды - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Ерофеев cтр.№ 65

Я увидел его, как на картине, в окружении черного чиновьего воронья, цену которого он знает лучше, чем кто бы то ни было, и они вместе с императором стремятся холостыми выстрелами, а также метлами разогнать или хотя бы образумить его. Он шепчет царю во время секретных поездок инкогнито за границу, что воронье – главный враг страны, но он мучительно начинает сознавать, что не враг, а проклятье.

– Но как можно спасти страну, которая тонет в идиотизме?

– Только терпением и верностью присяге. Делай добро, и будь что будет… Мы получили Россию цельной, мы передадим будущему поколению целую Россию.

– Зачем нужно спасать страну идиотов?

– Я – патриот, – сказал Бенкендорф. – Это не обсуждается. Аксиома.

– Не верю. В конце концов женщины стали для Александра Христофоровича важнее государственных дел. Он приказывал прислуге не докладывать ни о ком и ни о чем, когда к нему одна за другой ездили Амелия и эта… как ее… актриса… Это был приговор империи.

– Глупости, – возмутился Бенкендорф. – Тютчев был интереснее Бенкендорфу, чем все эти щелки…

Он достал свой роман «Около огня» и подписал.

– Вот. Напишите, если будет интересно.

Это была скромная просьба. Мы обменялись скромностью. Он проводил меня до дверей, распахнул дверь, и на пороге я увидел Акимуда. Мы обнялись, как старые друзья, похлопывая друг друга по плечу, и Александр Христофорович смотрел на это живыми вопросительными глазами.

– Приятный мужчина, – отозвался Акимуд об Александре Христофоровиче при нашей очередной встрече. – Боевой генерал! Победитель Наполеона! Красивый гонитель декабризма. Главный уполномочил его вести со мной переговоры. Александр Христофорович пожурил меня за компромат на телевидении, но ведь не я его придумал! Я думаю, нам удастся договориться.

Акимуд долго думал, ходил по комнате, потом сказал:

– В самом деле, в этих двух Бенкендорфах есть много общего. Оба – умны и похотливы. Нынешний, может быть, пожиже оригинала, но виноват не он – виновато время, которое сделало жиже сами надежды.

– Значит, они оба адекватны России? Ведь, в конечном счете, они только исполнители верховной воли. Реабилитация одиозных фигур подрывает основы надежды.

– России нужно подкрепление.

– Какое подкрепление?

– Скоро увидишь, – сказал Акимуд. – Как ты думаешь, в прошлых умерших поколениях было больше нравственности?

– Не знаю, – сказал я. – Это фундаментальный вопрос.

– Скоро узнаешь! – радостно, с надеждой в голосе воскликнул Акимуд.

112.0

<ОКОЛО ОГНЯ>

Кабы Александр Христофорович – под псевдонимом – написал книгу «Герой нашего времени», она бы провалилась в тартарары при всех ее литературных достоинствах.

Разоблаченный, уличенный в авторстве граф был бы расстрелян градом насмешек и издевательств, обвинен в плагиате и нищете стиля, очевидном цинизме и мизантропии. Белинский сожрал бы Бенкендорфа заживо – с его губ еще долго капала бы генеральская кровь.

Краткая история романа нашего Бенкендорфа «Около огня», обосранного нашим обществом, говорит о чудовищном состоянии русского мира. Содержание книги свидетельствует о том же. Некое чувство света, которое испытал я, рождается не по причине ее неказистого моралистического эпилога (концовки романов часто условны), славословящего жизнь и любовь (в этой концовке, должно быть, трусливый испуг автора, позволившего себе с риском для репутации наговорить в книге много лишнего), а потому что чувствуешь ее жесткое соответствие глубокому уровню правды о здешней жизни.

Произошло попадание в корень – все озарилось (как в «Страшной мести») на четыре стороны света жутким всполохом печального знания. Автор греет руки около огня. Но корень, в который попала книга, все равно остается земным, бренным корнем – слова приобретают предпоследнее значение, содержание носит характер предпоследней истины, оставляя нас скорее с полусветом, чем с полноценным его источником.

«Да он и не скрывается», – писал Пригов о своем лирическом милиционере на посту. То же самое можно сказать и об авторе книги, который стоит на своем посту. Его псевдоним – Бенкендорф – был с самого начала настолько неряшливо условным и прозрачным, что свидетельствовал не о коварной литературно-политической игре, а о робости, присущей автору первой прозаической книги. Однако зафиксированный в стихах Пригова пост имеет также амбивалентное значение для понимания смысла книги. Если бы книга писалась, допустим, крупным милицейским чином, который погряз в уголовных стратегиях современной России, оказался в плену ее бесстыжего смертоносного очарования, то с его ментовского полета жизнь в стране отразилась бы сплошной расчлененкой. Сотрудник морга тоже имеет свое представление о мире. Но их убийственная правда подвластна ушибленному ведомственному сознанию. Нужно быть Шаламовым, чтобы описать ад недрогнувшей рукой созерцателя человеческой природы, а не только преступлений режима. Феномен «Около огня» расположен на полпути между экзистенциальными и административными мирами.

Книга Бенкендорфа обладает безусловным драйвом. Внедорожник несется по болотам и пустошам современного литературного пейзажа, слегка буксуя на литературщине и кроссвордах (из-под колес летят, как грязь, борхесы и гуссерли), скользя на олбанском сленге, авторском остроумии, самолюбовании. Автомобиль не глохнет – автор кормит читателя карнавалом масок и театральными сценами абсурдно-маниакального действия. Без этого драйва книга была бы мертворожденной.

В книге есть жестокие мысли о единстве и борьбе противоположностей коллективной русской души, о слабости любви даже в сильных ее проявлениях, фригидности долгожданного оргазма. Главный герой романа – единственное живое лицо в хороводе гоголеподобных масок – сообщает обо всем этом от себя, но он (хоть и умен), со своей криминально заданной (как у Родиона Раскольникова) биографией, слабее своего автора, и потому есть впечатление, что автор снабжает его собственными мыслями, до которых тому не дорасти. Это – системный сбой романа (нередкий в литературе). Но если отбросить лирического героя и вчитаться в авторские мысли, то в них угадывается отчаяние. Оно имеет двойственную природу. Это отчаяние разочарованного романтика – случай, известный в новой литературе по Владимиру Сорокину, – которому изменил реальный мир. Отношения героя с женщинами также полны запрятанной обиды – автор мстит всей женской породе за несчастную, должно быть, любовь. Только в «Мелком бесе» русский роман так беспощадно писал о детях, как Бенкендорф пишет о шестилетней дочери лирического героя. Мир превращается в мертвечину как следствие его отторжения.

С другой стороны, взгляд сверху, из верховного далека, уравнивает человечество в его глупости и подлости, крохоборстве и тщеславии, бунтарстве и продажности – в его огульной бесчеловечности. Не сноб, не вельможа, а смущенный от своих откровений автор опять-таки видит мертвечину. Но это был бы всего лишь клинический анализ современного российско-хазарского общества, если бы автор сам не был укушен мыслью о смерти. Уравнение всевозможных терроризмов, канонических религий, богатых и бедных, палачей и жертв является партизанской вылазкой самой смерти, которая правит миром. Даже суперправедную и любимую героем бабушку смерть замучивает с особым наслаждением. Другим она просто дырявит головы. Автор ищет от смерти спасения, но катарсиса не достигает – тогда он с горя начинает ее забрасывать жизнелюбивой риторикой. Так мы добрались до эпилога.