Он ходил по улицам, где жили потомки его жертв, глаз не прятал, бегал трусцой, пил простоквашу и очень заботился о своем здоровье, видимо, желал дождаться новой оккупации и довести свое дело до конца.
Каплун не мог его видеть, его наглую рожу, его свинячьи глазки, поросшие рыжими волосиками руки, которыми он ловко бросал детей и старух из лодок в холодную реку. Пуль ему, как хозяину, было жалко, детей он бросал, а старух добивал веслами. Пули берег для мужчин. Немцы удивлялись жестокости своих помощников. Шакалов был из них самым лучшим и старательным.
Когда Старый Каплун был помоложе, он желал убить Шакалова, просто ударить его гирей по голове, когда он придет за простоквашей, или насыпать мышиного яду.
Старого Каплуна останавливало одно: у Шакалова был внук, и Каплун не хотел, чтобы мальчик попал в детский дом: родители мальчика бросили, не могли жить рядом с папой-душегубом, сами уехали, а мальчика оставили дедушке, и тот его воспитывал.
Особенно горько было смотреть на Шакалова в День Победы. Он никогда не прятался в этот день, надевал костюм и стоял в пивной в парке и слушал рассказы фронтовиков. С ним никто не пил, но он не грустил, выпьет и пойдет домой.
Каждый день он ходил рвать траву для кроликов, он держал кроликов много лет, диетическое мясо ему было необходимо для длинной жизни, да и держать кого-то в клетке ему нравилось. Это был его личный концлагерь, Шакалов не хотел терять квалификацию.
На работе до пенсии Шакалов был на хорошем счету, он руководил складом, у него украсть было невозможно, его ценили и даже дали медаль «Ветеран труда». Он ее носил, пионеры отдавали ему честь как ветерану, и он даже имел льготы, как ветеран, и не платил за телефон.
Мальчика, внука полицая, звали во дворе Шкурой. В играх детей в войну он всегда был фашистом. С фашистами проблем тогда не было, в их дворе еще жили дети, мамы их родили от немцев, и эти дети тоже всегда были фашистами в играх. В жизни их, совсем несладкой, своими никто не считал, они несли свой немецкий крест, а уж потом, в перестройку, они легко уехали в Германию, и им даже завидовали те, кто раньше ненавидел.
Встреча с врагом омрачила светлый вечер. Враг своими ногами прошел мимо Каплуна, а Старый Каплун, прикованный к стулу, сидит сиднем.
Ноги Каплуна уже не ходят, он уже никогда не дотянется до глотки врага и уже не сомкнет руки на его бычьей шее. Годы не берут эту тварь, видимо, кровь убитых младенцев до сих пор гоняет его сердце-насос, он живет их жизнью, питает себя убитыми душами и коптит свет, а их уже нет, и детей у них никогда не будет, и внуков не будет.
Скоро и Каплуна не будет, а он – последний враг Шакалова. Когда Каплун умрет, никто уже не будет укором этому Шакалову. Старый Каплун уже стал замечать, что Шакалов расправляет спину, может быть, он скоро станет героем и как борец с большевиками получит медаль, и ему даже поставят памятник, и новые дети будут туда, на его могилу, носить цветы.
«Мир сошел с ума», – так думал Старый Каплун, провожая слезящимися глазами ветерана оккупационного режима, любителя кроликов, простокваши и долгих прогулок для обогащения легких чистым кислородом.
Каплун видел по телевизору таких старичков в Германии и Аргентине, они выжили и неплохо себя чувствуют, такие чистенькие и благостные. Старый Каплун видит своим одним глазом, затянутым катарактой, пятна крови на их рожах. Они проступают на их пиджачках и теннисках, и ее не смыть ни временем, ни химчисткой, ни признанием грехов, ни покаянием.
Но баланс есть баланс, и к старому Каплуну спешил Яша, старый товарищ на все времена.
Яша был буржуем, пенсионером со своей израильской пенсией и неплохим доходом на его душу, который он копил всю сознательную жизнь.
Яша был другом сына старого Каплуна, но стал и ему товарищем, а с годами они с сыном разошлись по жизни и по взглядам.
Яша в школе учился неплохо, но всегда работал, в детстве торговал марками, вечерами дежурил у магазина «Филателист» и караулил лохов.
Потом начал торговать наградами и знаками, помогал дяде маляру делать ремонт, месил раствор, разводил белила, был на подхвате, но копейку домой приносил. Мама-почтальон и сестра-подросток считали его настоящим мужчиной. Папы у них не было, он пропал сразу после Яшиного рождения, но отец пропавшего папы его любил, а дядя взял учиться на маляра.
Изнеженный сын Старого Каплуна дружил с Яшей на ниве марок. Они оба собирали марки колоний, самые яркие, самые дорогие, но в остальном их ничего не связывало. Сын Каплуна был старательным учеником и домашним мальчиком, а Яша – добытчик, бизнесмен, пил и курил, в пятнадцать лет узнал основной инстинкт с одним штукатуром-женщиной, принявшей Яшу в свои объятия и не пожалевшей об этом.
Яша всегда любил деньги и женщин, и даже когда женился на дочке председателя колхоза – Героя Социалистического Труда. Став зятем значительного человека, Яша поступил в институт – ветеринарный по профилю тестя – и готовился крутить коровам хвосты, но долго учиться ему стало скучно, и он вернулся к малярному делу и стал бригадиром в команде, делающей ремонт и покраску коровников в районах области.
Яша ездил по деревням, искал объекты, все организовывал и получал львиную долю прибыли, как настоящий капиталист.
Пока его работники белили и красили, он под деревом в холодке читал собрания сочинений русской и зарубежной классики, читал подряд, от предисловия до последних томов, с письмами и примечаниями, изучал Тору, сам, пытался понять, кто он и откуда.
Старый Каплун любил Яшу за ум, твердость и цельность и за то, что он с юности носил в открытую могендовид на распахнутой шее.
Даже в армии, где он служил три года, он носил звезду Давида. Когда замполит и особист пытали его, он сказал, что знает про права человека, генеральный секретарь Брежнев подписал в Хельсинки Акт по правам человека, и он звезду не снимет. От него отстали, но попросили не выпячивать звезду и говорить, что это знак зодиака.
Старый Каплун всегда удивлялся этому Яше. Однажды тот принес желтые стекляшки и прочел ему лекцию, как распознавать бриллианты. Старик никогда не видел бриллиантов и не понимал ничего про огранку и чистоту, но Яша ему все объяснил, он многое мог объяснить, этот Яша.
Он понимал механизм общественной жизни лучше профессора Мельмана и писателя Фазанова, самых известных представителей местной интеллигенции (один учил молодежь философии и критике религии, другой писал книги про партизан и выдуманные подвиги пионеров-героев).
После Олимпиады 1980 года Яша начал собираться на историческую родину, все продал, перевез свои камешки на Запад и уехал, и там не пропал, а уже после 91-го года первым вернулся в город детства и начал строить капитализм.
Яша знал всех, все знали его, он легко и за маленькие деньги коррумпировал своих бывших соотечественников и преуспевал. Иногда он заходил к Каплунам, одаривал всех и долго обсуждал со Старым Каплуном текущий момент, ценил его аналитические способности, полученные не в университете, а в жизни, где жить приходилось, как на минном поле, а живой сапер не ошибается. Старый Каплун пока еще жив, и бог знает, когда за ним придут, но он не торопился, хотел посмотреть, как женится правнук, и просто посмотреть, куда катится мир…