Любовные доказательства - читать онлайн книгу. Автор: Олеся Николаева cтр.№ 50

Дед ее был когда-то настоятелем этой самой Троице-Голенищевской церкви, был убит большевиками и причтен к сонму мучеников. И вот Марья Антоновна, когда храм вновь открыли, сидела там «на свечках» и молилась за всякую тварь живую Божию, паче же за птиц и зверей. Но после петуха она эту церковь оставила и перешла в другой храм.

Как-то я попросила ее: «Марья Антоновна, помолитесь, пожалуйста, за меня», но она ответила: «За тебя всякий помолится, а вот кто помолится за бессловесных животных? Ты уж не обижайся, что я им отдаю все мои молитвы! Ведь они своим дыханием Господа хвалят! А Церковь каждый день возвещает: „Всякое дыхание да хвалит Господа!“»

Однажды она пришла в храм в страшном волнении и все время бегала кому-то звонить. «Что случилось, Марья Антоновна, на вас лица нет!» Она горестно махнула рукой: «Ты представляешь, дорогая Олеся, ОНА забеременела, хотя это был особый элитный экземпляр, и вот тебе, пожалуйста, — неудачные роды! Никак не может разрешиться от бремени!» — «Какой ужас, но кто это?» — «Да кошечка нашей прихожанки! Я вот собираюсь поехать сменить ее — а то она дежурит возле роженицы всю ночь, умаялась!». И она после рабочего дня отправилась «принимать роды» на другой конец Москвы…

На ее День ангела храм подарил ей плетеный домик для кота с голубой перинкой внутри и целый ящик «Китти Кэт», потому что все знали, что ее котик особенно уважает это питание.

И старый отставник тоже смирился. Во всяком случае, если даже и выследил он, где живет моя собака, дачу все же не поджег. Надеюсь, что и ему Господь послал какое-то утешение. Во всяком случае, проходя недавно мимо ограды Ботанического сада, я с изумлением увидела огромные особняки, которые выросли на его территории. Кто-то из моих соседей по дому сообщил мне, что это — американские офисы, под которые сдали часть этой прекрасной земли. Может быть, и отставнику с женой от этого что-нибудь перепало. А может, и нет. Может, живут они, до сих пор горюя по своей курочке, по рябе, по красавице, по своей ненаглядной… Жаль, что они не знакомы с Марьей Антоновной, — она бы погоревала о ней вместе с ними, да и помолилась бы об этом Божием создании, дивной твари, пернатой душе…

Но смирилась и моя собака. Такой стала мирной, всеприемлющей, любвеобильной. Однажды я вернулась домой и обнаружила там незнакомую тетку. Она сидела за столом и пила мартини, закусывая тортом. Рядом дымился потухающий камин, а у ее ног лежала, улыбаясь, моя собака.

— Как вы сюда попали? — я спросила ее в изумлении.

— Нет, это как вы сюда попали? — огорошила меня она. — Я лично здесь в гостях у критиков Аннинского и Золотусского.

— А, — с облегчением вздохнула я, — так вы ошиблись дачей. Они живут не здесь.

— Зато вы не ошиблись, когда приходили ко мне с критиками Аннинским и Золотусским ставить в моей квартире подслушивающие устройства! — воскликнула она, держа в руке нож, которым резала торт.

Я, честно говоря, испугалась. На улице март, в округе никого нет, а тут эта сумасшедшая с ножом в руке.

Я позвонила моему ближайшему соседу Лёне и попросила его зайти ко мне. Он тут же и появился.

— Что, пытать меня будете? Только учтите — я не Старовойтова — у нее нос длиннее! И не Елена Боннер! — испугалась она.

— С носом разберемся, а вот пытать обязательно будем! — твердо пообещал Леня.

Мы ушли с ним на кухню, чтобы решить: а что дальше-то делать? Не выгонять же силком! А она, поняв, что силы теперь не равны, тем временем тихонько выскользнула из дома. За ней выскочила и собака. Я наблюдала в окно, как удаляется эта безумная гостья, а моя собака бежит подле нее, виляя хвостом.

— Бедная, — вздохнул Леня, — свихнулась на диссидентстве. Повсюду ей теперь мерещатся микрофоны, сексоты, воронки… Но ты сама виновата — посмотри, какая у тебя хлипкая дверь, какой примитивный замок!

— А собака? — возразила было я.

Собака остановилась у калитки и смотрела куда-то вдаль, в сторону огромного поля и огромного неба, выражая полную благосклонность к происходящему.

Наверное, она в этот момент своим дыханьем хвалила Господа.

2001

Ну и попутчик же мне тогда попался, этот Эн с Точкой! Думала — приличный человек, бывший структуралист, ученик Лотмана, поэт (Самойлов когда-то его поминал: «Приезжал ко мне из Тарту Эн с Точкой, читал стихи, неплохие»). Ну а кроме того — профессор, зав. кафедры русской литературы, а он…

Ехали мы с ним в командировку аж в Албанию — налаживать культурные связи, читать лекции, везли две коробки русских книг. Был конец мая 1994-го. Жара ужасная. Вагон набит челночниками, бесконечные границы: Россия — Украина, Украина — Молдавия, Молдавия — Румыния, Румыния — Болгария… Алчные таможенники, агрессивные пограничники. Визги женщин, у которых изымают контрабанду…

Там, в Софии, нас встречала машина русского посла в Албании и перевозила в Тирану через всю Македонию. Опять: Болгария — Македония, Македония — Албания…

В вагоне мы и познакомились, до этого я никогда его не видела: полненький, с брюшком, очки, залысины, пухленькие короткие ручки. Одним словом, шляпа, интеллигент несчастный. Все время отчего-то волновался, поеживался, озирался.

Нас не досматривали, мы — делегация. У нас об этом специальная бумага с печатью, у нас особые визы, выданные МИДом. Каждый раз, когда заглядывал кто-нибудь из таможенников-пограничников, Эн с Точкой шебуршил в папке своими маленькими ручками и протягивал им нашу охранную грамоту:

— Делегация. Я — глава.

Те смотрели бумагу, порой даже брали под козырек и не приставали.

— Волнуетесь? — спросил Эн с Точкой, лишь поезд тронулся. — Я волнуюсь. Все-таки заграница. Всякое может случиться, провокации… Первый раз еду. Вот, взял в дорогу все необходимое.

Полез под полку, не поленился, достал туристский брезентовый рюкзак, извлек из него военный бинокль, котелок, алюминиевую кружку с ложкой и старенький транзистор «Спидола».

Как только пересекли границу бывшего СССР, неотрывно глядел в бинокль на скудные румынские земли:

— А наши степи просторней.

Потом — на поросшие лесами горы Болгарии:

— А у нас Саяны выше.

Увидел, что я читаю Томаса Манна, кажется, «Иосиф и его братья»:

— А наш Толстой лучше.

Сидел, крутил старенькую «Спидолу», ловя вести из Отечества. Та шипела, свистела, нечленораздельно клокотала.

— Вы протокол хорошо знаете? — спросил, когда мы подъезжали к Софии.

— Какой еще протокол? — удивилась я.

— Что куда носить. Я вон целый чемодан с собой везу, костюмы, галстуки. Завтра днем у нас встреча с послом — так как, по протоколу одеваться или можно без?

— Без, — успокоила его я. — Тридцать градусов в тени, какой еще протокол.