Кровоточащий город - читать онлайн книгу. Автор: Алекс Престон cтр.№ 35

— Слушай, Фред, а откуда ты знаешь Марка? Разве он из Парижа?

Марк, похоже, уснул; в уголке рта еще дымилась сигарета.

— Нет. Я знаю его по Нью-Йорку. Марк был специалистом по корпоративному праву. Мы с ним провернули немало крупных сделок. Он прилично заработал и отошел на год от дел. Ездил по миру, трахал баб, прыгал с моста на тарзанке, кололся, баловался парашютизмом. А потом вернулся сюда, где вырос. Ему тридцать два. На пять лет меня старше. Из всех французов в Нью-Йорке Марк был самый безбашенный. Ни одной тусовки не пропускал, квартира в Трибеке, каждое лето снимал дом в Хэмптоне. А уж какие там вечеринки устраивал! — Фред покачал головой и присвистнул. Акцент у него был необычный: смесь нью-йоркской протяжности с резкими, на английский манер, тонами образованного француза. — Никто так и не понял, почему Марк вернулся сюда. Говорит, его всегда тянуло к Вероник. Она ему нравилась еще с тех пор, когда они совсем молодые были. Есть в этом что-то нездоровое. Он лет на семь ее, что ли, старше? Надеюсь, она скучать ему не даст. Не представляю, чем здесь можно зимой заниматься. Моя семья живет в Осере, так я приезжаю туда только на похороны и Рождество. Да и то стараюсь уехать поскорее. Хорошо, что хотя бы до Парижа недалеко.

Мы тащились через пригороды Онфлера, мимо уродливых домишек и деревьев, согнутых приходящим с моря ветром. Когда добрались наконец до центра города, уже стемнело, и вокруг вдруг стало тихо и красиво. Идеально квадратную пристань окружали высокие дома с закрытыми ставнями, рестораны с навесами над набережной, каменная арка, защищающая вход в бухту, где стояли самые обычные, непритязательные рыбацкие суденышки, совсем не похожие на те яхты с позолоченными перилами, что покачиваются у набережных Каннов и Сан-Тропе. На одной из лодок я увидел, как мужчина, открывавший бутылку сидра на глазах у трех детишек, позволил старшему слизнуть серебристую пену с горлышка. Мать готовила что-то у крохотной плиты, и вся семья выглядела счастливой, деля этот приватный миг с форумом бухты.

Нас ждал столик в лучшем городском ресторане, расположенном на дальней стороне залива. Мы шли по древним камням набережной, заглядывая в бары, антикварные магазинчики и галереи. Все здесь дышало состоятельностью, по тротуарам прогуливались пожилые парочки, дамы под ручку с кавалерами. Я шел впереди с Ги и Генри. Вдалеке виднелся огромный мост, переброшенный через устье Сены; огни, мигавшие с вершин бетонных башен, предупреждали пролетающие самолеты.

Марк вдруг спрыгнул с набережной и пробежал по деревянному причалу, сиганул на какую-то лодку, перелетел с нее на другой причал и, оказавшись на противоположной стороне бухты, помахал нам рукой. Последовавший его примеру Фред поскользнулся и едва не упал перед последним прыжком. На наших глазах оба растворились в ярком свете входа в ресторан. Я обнял за плечи Генри, похлопал по спине Ги, и мы продолжили путь по набережной — мимо засобиравшихся уличных актеров, мимо девушки, державшей в руке зеркальце и стиравшей с лица черную и белую краску, из-под которой проступала нежная бледная кожа.

Ресторан гудел. Марк и Фред уже сидели за угловым столиком, откуда открывался вид на лодки. С моего места был виден громадный мост, и я попытался представить, как проезжаю по нему в грозу вроде сегодняшней, — почувствовать, каково быть в сердце урагана. Ничего не видеть, потерять контакт с землей, со всем миром — эта мысль показалась мне вдруг соблазнительной. Подошедший официант эффектно явил нам меню. Генри потребовал карту вин и для начала заказал для всех кальвадос — к явному неодобрению сомелье — и три бутылки «Пуйи-Фюме», которые лежали в ведерке со льдом, ожидая своей очереди, пока мы поглощали устриц и мидий, запивая их бренди.

В глазах у Генри появилось некоторое буйство. Большую часть вечера он общался исключительно с Ги, обсуждая недавние выборы во Франции, систему социального страхования и качество морепродуктов, поступавших на наш стол непрерывным потоком: креветки и лангусты, крабы и лобстеры, трубачи и береговые улитки, которых мы сначала добывали из раковины с помощью особых иголок, потом обмакивали в каперсовое масло, резали на кусочки и ели руками. Вода с дольками лимона в чашах для ополаскивания пальцев скоро сделалась бурой, в ней плавали лапки креветок и блестящие кляксы растопленного масла.

Выпив все три бутылки белого, мы перешли к сидру — сладкий осенний напиток подали в огромных металлических кружках. Жажда накладывалась на усталость, и в какой-то момент я обнаружил, что пьянею с неприятной быстротой. Принесли еще кальвадоса. Я поднялся и, пошатываясь, направился в туалет. Кабинки там были снабжены вращающимися дверцами высотой в три четверти, как в салуне. Пустив в писсуар тугую горячую струю, я прижался лбом к прохладным плиткам и на мгновение уснул. Из забытья меня вывело глухое покашливание за спиной. Я выбрался из кабинки, плеснул в лицо холодной водой и вернулся в ресторан.

На столе, сметая на пол чаши и приборы, сопя и осыпая друг друга проклятиями, боролись Марк и Фред. Рядом, держа в руках стул, словно защищаясь от бешеного пса, замер Ги. И только Генри сохранял полное спокойствие; он лишь отодвинул тарелку, когда пыхтящие борцы подкатились слишком близко. Собравшиеся вокруг официанты заламывали руки и кричали. Прочие посетители, семьи и парочки, еще секунду назад мирно беседовавшие, наблюдали за происходящим с тем любопытством, которое почему-то всегда возбуждает в людях скандал. Первым опомнился сомелье. Озаренный вдохновением, он схватил ведерко со льдом и вытряхнул содержимое на сцепившихся, и те встали, ошалело озираясь. Я достал из бумажника несколько банкнот и, размахивая ими, направился к управляющему. Он выхватил у меня деньги и решительно указал на дверь:

— Maintenant. Dehors. Он je vais appeler la police. Vite. [23]

Марк угрожающе замахнулся щипцами для лобстеров с явным намерением напасть на сомелье, но Фред схватил его за руку и потащил к выходу. Ги, красный от смущения и стыда, сунул управляющему еще несколько бумажек. За столом остался лишь Генри, невозмутимый, с салфеткой под подбородком.

— Что, и мне тоже уходить? — Он мило улыбнулся мне, приложился к бутылке и отправил в рот большую зеленую мидию. — Я же вел себя безупречно.

Я помог ему надеть пиджак. Генри опустил в карман самую полную из оставшихся бутылок, раскланялся перед зрителями и лишь потом позволил мне вывести его на улицу. Ночь встретила нас свежим и резким, после теплого ресторана, бризом. Марк и Фред продолжали схватку, теперь уже шуточную, у стены бухты, толкаясь, боксируя и оглашая диким хохотом молчаливый залив. Ги подошел к нам, лицо у него вытянулось от почти клоунского отчаяния.

— Они вели себя ужасно. Схватились из-за пустяка — кто съел последнего лангуста. Можно же было заказать еще. Хотя зачем, мы же столько их съели. Какой стыд. Это любимый папин ресторан, а нас уже никогда сюда не пустят. Никогда. Должен сказать, вы оба вели себя прилично. Спасибо вам, что помогли уладить все по-тихому.

Я посмотрел на брата Веро — этого чудака в толстенных очках, с озабоченно нахмуренным лбом и скошенным, слабовольным подбородком — и улыбнулся. Всей душой преданный работе, искренний, добрый, он совершенно не вписывался в компанию Марка и Фреда — ушлых, залихватских. Я решил про себя, что сделаю все, чтобы не испортить Ги этот вечер, и порадовался тому, что у них с Генри получилось разговориться.