Немцы - читать онлайн книгу. Автор: Александр Терехов cтр.№ 65

Три дня (адвокат научила: фиксируйте свои действия) он набирал Эрне — вне доступа, Сигилд сбрасывала его звонки: нет нужды! Позвонил в муниципалитет Бородкиной:

— Виктория Васильевна, установить бы местонахождение. Телефоны молчат. Боюсь, вывезли без моего согласия за пределы страны. Обращусь, конечно, в милицию, но, может, как-то по-доброму? Возвращать в Москву, конечно, не буду, но съездить хотя б навестить — а куда?

Бородкина ахала: ах, ах, не годится, мы ж договаривались — никаких односторонних действий (только адрес, «куда», твердил Эбергард, собирались в Крым, а куда в Крым?), да мы ее вызовем, хотя она, конечно, в положении; сейчас звоню, и перезвонила быстро, и уже другой:

— Всё в порядке, девочка в лагере в Крыму, надо ее оздоравливать.

Он потерпел (слова-глыбы покатались внутри, сбивая жалкие заросли и ломая защищающиеся руки, раскалывая черепа, и — ничего, в конечном счете останется только он, он сильней, просто сейчас еще не конечный счет, Сигилд дождется — свое получит и еще повоет), а потом дружелюбно спросил у руководителя муниципалитета района Смородино:

— А куда?

— Не хочет говорить. Боится, что вы ее заберете.

— Как я могу забрать двенадцатилетнюю девочку против ее воли? — Но кому он это говорил, где здесь люди?

Адвокат уточнила:

— У тебя на руках заверенные копии телеграмм? Поезжай в милицию, к инспектору по делам несовершеннолетних, пиши заявление о похищении в двух экземплярах, после регистрации второй экземпляр нам, для суда. Хочешь, я с тобой поеду?

— Ты же знаешь.

Вперед! — по окружной катили самосвалы, Эбергард смотрел, как из кузовов летело зерно и, отталкиваясь от бешено вращающихся колес, ударяло им в лобовое стекло, туда, куда еще утром тюкнул полузабытый, толстый, словно откормленный шмель; стояли в пробке напротив барханов последней черешни со свеже-белыми бумажными квадратиками с чернильным извещением «Проба 5 рублей».

У ОВД «Смородино» решил: успокоиться — и подождал спокойствия над текучей, живой, многоногой муравьиной тропой; всякую упорядоченную, безмятежную жизнь хочется раздавить — нет, ждать не мог, словно Эрна еще ехала в поезде, летела — первый раз в жизни без папы и мамы — в чумазый Крым, на помоечное море, в страну гакающих гривен и — и еще можно остановить. Понастойчивей. И спокойней (твердил себе), решай здесь, сам, на месте (давно он не ходил к «исполнителям» без звонка, не стучался «с улицы»), звонить некому, добивайся сам, настройся: что бы ты ни увидел сейчас за дверью «инспектор по делам несовершеннолетних», будь готов ко всему — не отступай, всё сможешь; постучал и вошел.

Дверь поддалась не до конца, Эбергард всё-таки попротискивался в щель, но — ступить некуда, кабинет оказался крохотным, как поездное купе; наметил рассказывать сидя, но стула для посетителей не находилось.

— Я в отпуске, вы случайно меня застали, — беременная инспекторша держала на коленях трехлетнего косоглазого сына в морской фуражке, сидела в вязаной кофте и спортивных штанах, девка из тех, кто спускается в магазин в домашнем халате поверх ночной рубашки и пиво называет «ноль пять»; две по-разному некрасивые подруги в форме помогали ей то ли переезжать, то ли въезжать, перекладывая «дела» в серых папках в картонные коробки, колонны таких коробок и не давали открыться двери; опорная нога Эбергарда заняла единственное оставшееся свободным место, куда намечали поставить следующую коробку, их работа замерла, все неприязненно смотрели на Эбергарда: мешаешь, уйди.

— У нас неприемный день.

Он вздохнул, готовясь к: а что вы хотели? Никто не спрашивал, и он протиснулся назад, но благоразумно, без обид, остался за дверью. Выйдут: а что вы хотели? — или проходящее начальство накинется: к кому? а что это вы здесь ходите? — но ничего не происходило. Эбергард качал, взвешивал на ладони телефон — ничего не поделать с рефлексами! Крались по коридорам и скреблись в двери кавказцы, азиаты — черные, они знали, как заходить; веселой развалкой спешили по делам краснолицые господа в погонах, они знали, кого принимать; только для него жизнь оставалась непроницаемой: один звонок бы и… Некому звонить.

— Я тут, — Вероника-Лариса бежала по коридору в белом платье, спешили тонкие каблуки, качалась грудь, и, увидев ее счастливое, прекрасное, словно новое, впервые надетое лицо, крепкое тело, не стесняющееся своего роста, он почувствовал волны тепла, волны радости и веры: всё сможет — и с благодарностью сжал ответно стиснувшую его руку — всё понимала, как ему здесь.

— Раз так — к инспектору бесполезно ходить. Надо пробиваться к начальнику ОВД.

В прохладной приемной, стиснутой мебелью времен НИИ, КБ и РК ВЛКСМ, гербами и портретами задумчивого Путина, властвовала худая пожилая девушка, то поправлявшая рыжие кудри, то поглаживавшая ногу — от коленки до значительно открытых, до резинки, черных чулок, взгляд ее застывал и прыгал, опять застывал и — прыгал, словно следила она за перемещениями кузнечика, способного посидеть на стекле, прилипнуть к потолку и даже довольно надолго зависнуть в воздухе; кузнечик прыгал довольно хаотично и разносторонне, совершенно обходя почему-то Эбергарда и адвоката; Эбергард, как зеркальце, выставил перед лицом девушки раскрытое удостоверение префектуры, но она рассказывала в телефон далекой близкой:

— И хомячок не воняет, если за ним убирать. Самого не купайте, вода для него — стресс! И умирают так безобидно, лег поспать и не проснулся, детям не страшно. Мой-то — слушаешь? — перевязал хомяку ноги нитками — игрался так! — ножки затекли. Уж я их спиртом терла, терла, а хомяк их потом облизал и захмеле-ел… Хароший такой, — простонала от смеха, — сутки проспал! И как же его потом мучила жажда! — С трудом (как же ей не хотелось, вторая половина дня!) выполнила разгибание руки: вон, снаружи стеклянной двери часы приема — раз в месяц, а вот кнопка — вызывать дежурного? — или это всё сейчас куда-нибудь денется само?

Терпение, помнить, ради чего; дважды начинал, но бросал набирать Хассо. Нельзя. Потом, может быть, настанет «можно», после условных знаков, но так сразу… это не крайний случай. Гуляев? Не будет вникать, всё личное и бесплатное его раздражает. Лене Монголу уже не позвонишь, пресс-секретарь окружного УВД Денисов — отключен телефон, да и сколько раз Денисов представлялся, и никогда Эбергард не запоминал лица и имени, решая свои вопросы над облачностью, с «первыми лицами»; выйти и подумать, уехать и подумать, признать всё, как есть, обновить свою стоимость, но, понимая «ненадо», он звонил уже в оргуправление Пилюсу, первый раз — сам.

— А-а, Эбергард. Докладывай. Спокойно всё?

«Докладывай» придется перетерпеть.

— Ситуацию я тебе завтра доложу, в девять утра. Можешь позвонить, чтобы меня принял начальник ОВД «Смородино»?

— По поводу?

Вероника-Лариса взглянула на Эбергарда с участием: он перегрыз зубами какой-то звук боли?

— Это касается моей дочери.

— Смородино… Но там же новый кто-то.