В ролях - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Лебедева cтр.№ 81

— Куда?! — поймала ее за руку Катя. — А тапки снять? А джинсы?

Дарька закряхтела и нехотя высвободила ногу. Впрочем, и на глазок было видно, что пижамные брюки вполне подходят.

— Ладно, меряй тут. А я там… — неопределенно сказала Катя и вышла из комнаты.

Она зашла в ванную и умыла лицо ледяной водой. Посмотрела на себя в зеркало.

— Да…

Из зеркала смотрела уставшая и растерянная женщина явно старше Кати.

С тех пор коты стали ее преследовать.

Она выходила из подъезда, и под ноги неизменно кидалась белая облезлая кошка с первого этажа, принадлежащая главе «дневного дозора». Кошка ныряла в подвал, где кто-то истошно и тонко пищал на разные голоса — не иначе нагуляла за лето, а бабке не сказалась и теперь забегала домой только перекусить. Она боялась Кати и устрашающе шипела из подвального окошка, защищая малышей, точно чувствовала, что у Кати с котами свои счеты. Катя отворачивалась и шла дальше. Она старалась не оглядываться, потому что, стоило ей оглянуться, из окна второго этажа таращились через мутное стекло три сытые рыжие морды — их не выпускали, и они коротали дни на подоконнике, объедая тощую красную герань, вылизываясь и лениво обдирая тюлевую занавеску.

Раньше Катя не замечала, сколько в этом городе котов. Теперь же, пока шла до метро, они попадались буквально на каждом шагу: серые, пятнистые, полосатые, белые, черные, рыжие, пестрые — сигали через дорогу, не обращая внимания на машины, шуршали в кустах, обследовали мусорные контейнеры, лакали из луж, клянчили еду на задах круглосуточного продуктового магазинчика «Лолита», дрались, без успеха охотились на воробьев и голубей, а однажды Катя увидела страшное — три крупные серые вороны деловито расклевывали на обочине у пешеходного перехода раздавленный колесами труп котенка, и она потом не могла заставить себя есть, просто кусок в горло не шел. Домашние Мурзики и Барсики сновали по страницам школьных сочинений на тему «Как я провел лето», которое Катя традиционно задала четвертым и пятым классам в начале учебного года. Они тоже ели, пили и размножались в свое удовольствие, и все как один окружены были нежной детской любовью. Коты были везде: они проникли в мир вещей и оккупировали его, осев рисунками на футболках, свитерах, портфелях, пеналах, обложках, линейках, тетрадках, карандашах и ластиках; они свешивались кулонами с тонких девичьих шеек, висели брелоками и значками на рюкзаках и школьных сумках, смотрели с чайных чашек, которые хранились на подносе в учительской, — раньше Катя не обращала внимания, сколько их, а на поверку выходило, что имя им легион и буквально шагу нельзя ступить, чтобы хоть одна кошачья морда, живая ли, нарисованная или вышитая по канве, не посмотрела бы на тебя с насмешкой…

Коты стали ей сниться. Чаще всего возвращался неприятный сон, который она видела в поезде. В такие ночи Катя все давила хозяина и все не могла раздавить. Но снились и другие коты, совершенно незнакомые, словно и ночью сговорились не давать ей покоя. Она чувствовала, что сходит с ума, но Сергею ничего не говорила. Она вообще перестала с ним разговаривать, ограничиваясь в день несколькими необязательными бытовыми репликами. Надо сначала было решиться и сообщить о разводе; она каждый день собиралась и не могла подобрать нужных слов — ведь она его действительно любила и не хотела обидеть, она старалась, чтобы расставание прошло как можно мягче, а тут еще коты эти. Чертовы коты!

Невозможно было держать это в себе, хотелось поделиться хоть с кем-нибудь, но неожиданно оказалось — не с кем. С тех пор как Катя и Сергей поженились, прошло чуть больше восьми лет, и за это время немногочисленные Катины подружки, школьные и институтские, с которыми раньше она иногда ходила в кафе и болтала по телефону «о женском», куда-то испарились. Наверное, потому, что Катя никогда не имела привычки жаловаться на жизнь. Женская дружба — она держалась на этих жалобах, на нехитром утверждении, что все мужики козлы (сволочи, самодовольные идиоты, маньяки, пьяницы, безрукие, жмоты — нужное подчеркнуть). А Сергей… на Сергея было невозможно пожаловаться. Ничто в нем не раздражало Катю, а то, что казалось непонятным или странным, наоборот, вызывало нежность. Вот и выходило, что подруги возмущаются и ворчат, а Катя хвалит. Ей стало странно идти или ехать куда-то без мужа, и она тянула его с собой в любую женскую компанию, отчего всем становилось неловко: Сергей терпеть не мог, когда его разглядывают, а «девочки» в его присутствии лишены были возможности перемыть косточки своим менее презентабельным партнерам. Хвалится — казалось подругам. Они промеж собой насмешливо говорили: «Катьке что? Катька счастливая!» — и переставали звонить, приглашать. Катя не замечала, как они постепенно исчезают из ее жизни, для общения ей вполне хватало мужа. Потом родилась Дарька, и Катя сделалась совсем уж невыездной. А теперь, когда стало тяжело и захотелось участия и совета, обнаружила, что вокруг никого нет.

Осталась только географичка, с которой когда-то поступили на один курс и, учась на разных факультетах, были знакомы мельком, через четвертые руки, а по окончании случайно оказались в одной школе. Они тут были самыми младшими, и это их объединило до состояния ненавязчивого приятельства. За время совместной работы географичка успела выскочить замуж и стремительно развестись, не ужившись со свекровью. Детей у нее не было. Теперь она встречалась с женатым человеком намного старше себя и материально не бедствовала. Он снимал ей квартиру в новостройке и на прошлый день рождения подарил маленький серебристый «Хюндай Гетс», одета она была дорого и со вкусом, не то что в институтские времена, и многие в школе завидовали такому изобилию; да только не было у нее ни малейшего шанса оформить и укрепить отношения, из семьи уходить любовник не собирался и самым тщательным образом следил за тем, чтобы не сделать наследников на стороне. Катя искренне сочувствовала географичке — кажется, единственная из всего коллектива. К ней-то и пошла она за советом, как лучше поступить.

У обеих вторым уроком вышло «окно», и они остались одни в пустой и гулкой учительской, где с высокого потолка свисали пыльные лампы шестидесятых годов, последний раз мытые еще до развала Советского Союза. Тусклый оранжевый свет едва теплился в них, и было видно, что по загнутым ободкам скопились мушиные трупики. Рассказывая, Катя смотрела на эти старые лампы — на одну, на другую, — пока глазам не сделалось больно; потом опустила глаза в пол и стала водить взглядом по растрескавшимся серым паркетинам, между которыми забилась и сцементировалась черная грязь. На улице было серо, сеялся меленький осенний дождичек, и тучи висели на уровне третьего этажа, заглядывая в окна. Географичка молча курила в форточку — тоненькая, безгрудая, стриженная как мальчишка. Ее силуэт на фоне высоких оконных проемов казался кукольным. Но Катя не смотрела в ее сторону и не видела этого — она рассказывала. Не могла она видеть и лица географички, на котором по мере повествования все отчетливее читалась брезгливость и даже какая-то злость. Прозвенел звонок. В коридоре закричало, затопало и захлопало. Катя подняла голову и вопросительно глянула в спину географичке. Спросила робко:

— Ну, Юль, что думаешь?