Я не вполне согласна с последним ее утверждением, но не смею возражать и продолжаю ее уговаривать. Я вдруг понимаю, что для меня жизненно важно отметить с ней День Матери. «В конце концов, ты же моя мама, – говорю я, когда все остальные аргументы исчерпаны, – с какой стати ты потратишь этот вечер на Деррика, когда родная дочь зовет тебя в ресторан!»
«Ну раз ты так настаиваешь…» – вздыхает она.
Жерар оставил для нас свой лучший столик. Он предлагает матери выбрать «ужин дегустатора», чтобы попробовать все его фирменные деликатесы. Мать смотрит на него с подозрением, будто он втягивает ее в сомнительную сделку, но добродушие Жерара непоколебимо, и она через силу уступает.
– Можно будет забрать с собой все, что мы не доедим, как это делается в Штатах? – интересуется она.
– У них это называется doggy bag
[25]
.
Она прекрасно знает, что во Франции это не принято. Она спрашивает специально, чтобы лишний раз доказать мне, что французы не умеют жить по-человечески. Как можно оставлять еду, за которую ты заплатил!
– Нет, мама, здесь так не делают, и ты сама это знаешь.
Ее раздражает мой твердый, уверенный голос. Ее все во мне раздражает. Она замечает на мне золотые часы и интересуется: – Новые? – Да, мне их подарили. – Повезло!
Не то слово. Владелец кафе оказался человеком порядочным и приберег их для меня.
Она замолкает, со вздохом пожимает плечами и, будто продолжая прерванный рассказ, выпаливает:
– И все-таки вы меня не любите! Мои дети меня не любят!
Жерар приносит два бокала шампанского. Ее глаза вдруг загораются, она горячо благодарит его, чуть ли не кокетничает:
– Как мило с вашей стороны!
– Для меня большая честь принимать вас у себя, – галантно парирует он. – Вы ведь у меня впервые, а я очень люблю вашу дочь.
Когда он уходит, мать, пригубив, спрашивает:
– Думаешь, это за его счет?
– Мама, сегодня твой праздник, выкинь это из головы!
– Я не хочу, чтобы ты безрассудно транжирила деньги! Времена нынче суровые…
– Сегодня – особый случай. Забудь о деньгах и наслаждайся ужином!
Я живо воображаю себе предстоящий вечер в его мучительной бесконечности. Ужинать с матерью – работа тяжелая. И вдруг меня осеняет. Чудесная идея внезапно приходит мне в голову, и я, как подобает писателю в минуту вдохновения, взмываю вверх и в благородном порыве устремляюсь навстречу матери.
– Мама, знаешь, что я хочу тебе предложить? Она смотрит на меня недоверчиво и не удостаивает ответом.
– Я расскажу тебе твою собственную жизнь, как будто ты – героиня романа…
При этих словах мать выпрямляется и с интересом слушает, изумленно глядя на меня. Ее глаза блестят как у ребенка. Ей предстоит сольный выход, и зрители будут смотреть только на нее.
По мановению волшебной палочки дочь превратит ее в Скарлетт О'Хара. Жалкие наряды вечной труженицы падают на пол. Она заплетает волосы в тугие косички, щиплет себе щечки, чтобы они порозовели, ее черные глаза теплеют. Она раскладывает в коляске юбки и кринолины, и замирает в томной, чувственной позе прелестной южанки. Она становится красивой, совсем как раньше…
– Значит так… Жила-была девушка. Она была самой красивой, самой способной, из прекрасной семьи. Все юноши изнемогали от любви к ней. Она не знала, кого выбрать…
– Все так и было… Это не выдумки.
– Но едва ей минуло восемнадцать, как отец решил, что ей пора покинуть родительский дом, выйти замуж и жить самостоятельно. Итак, ей предстояло выйти замуж. Замуж так замуж, но за кого? Она не знала кому отдать предпочтение. Ей нравилось возбуждать в молодых людях безумную страсть, заставлявшую их сражаться за право сидеть с ней рядом, но остановить свой выбор на ком-то одном она не могла. К тому же, все они были еще студентами, не имели профессии. А ей нужен был человек с деньгами, с жалованьем, чтобы она не сидела на шее у отца. Другая на ее месте разозлилась бы на отца, упрекала бы его в том, что он родную дочь выставляет за дверь, выкидывает на улицу, но она ничего ему не сказала…
– Я всегда слушалась отца и не смела его судить! Его воля была для меня законом!
– И тогда она вышла за молодого человека, покорившего ее своим красноречием и безграничным обаянием, а также своим якобы колоссальным состоянием. Она была не уверена, что выходит за него замуж по любви, но мать объяснила, что любовь и брак – две вещи несовместные. Так она стала замужней дамой…
– И тем самым загубила свою жизнь! – вставляет мать, допивая шампанское. Жерар заботливо наполняет ее бокал.
Она благодарит его с растроганной улыбкой.
– … Муж из ее кавалера вышел никудышный. Он был бесконечно обаятелен, обворожителен, но на него нельзя было положиться. Он проматывал деньги, играл в азартные игры. Его взгляд действовал на женщин чарующе, и временами он ей изменял. Очень скоро она поняла, что, выйдя за него, совершила ошибку, ужасную ошибку. Но вернуться назад было невозможно. Она была замужем и ждала ребенка. Первого, потом второго, потом третьего, и наконец, четвертого. С четырьмя ребятишками на руках о будущем можно было забыть. Она даже не помышляла о работе или учебе: шутка ли – кормить четырех детей. Ждать помощи было неоткуда, ей пришлось смириться и до конца нести свой крест. Чувство долга она впитала с молоком матери. С самого детства ей втолковывали, что единственное предназначение женщины – исполнить свой материнский долг. Вся жизнь ее матери, бабушки и прабабушки служила прекрасным тому подтверждением. Надо сжать зубы, собрать волю в кулак и выстоять во что бы то ни стало! Жизнь – это вам не пикник. Надо оставить девичьи мечты, и не пытаться изменить свою жизнь, свою судьбу, чтобы жить так, как ты заслуживаешь…
– Я тысячу раз хотела уйти, тысячу раз… Но не могла: куда бы я вас дела? Я была так несчастна. Я два раза пыталась покончить жизнь самоубийством. Ты это знала?
– Но страшнее всего, – продолжала я, удостоверившись, что она все больше и больше увлекается моей историей, своей историей, и все реже меня перебивает, – но страшнее всего была другая мука, которую она терпеливо сносила. То была тайная, смутная мука, терзавшая ее изнутри. Даже лучшей подруге она бы не посмела признаться в этом несчастье… Она хранила его в своем сердце, временами сгорая от стыда и позора.
Мать смотрела на меня с нескрываемым любопытством.
– У всех ее детей был один недостаток, ужасный недостаток: все они до удивления походили на человека, которого она презирала настолько, что втайне желала ему смерти. Все они были точной копией своего отца, и всякий раз, нагибаясь, чтобы обнять их, она невольно замирала, узнавая в них его улыбку, его волосы, его интонации, его роковое обаяние. Дети не позволяли ей забыть ненавистного мужа. Она была окружена плотным кольцом врагов. Вечерами она плакала над своей загубленной жизнью, которая, по сути, кончилась, так и не успев начаться.