Из пяти детей только двое не спешили следовать отцовскому указу. Двое дочерей – моя мать и одна из ее сестер – мечтали выучиться на юристов и найти работу. Они пришли за советом к бабушке, но та не знала как им помочь. Все решали мужчины, женщинам оставалось только подчиняться: сначала отцу, потом – мужу. Мать колебалась, она не была уверена, что из Джемми Форца выйдет хороший муж. «Тебя больше никто не звал замуж?» – спросила бабушка. «Нет, они только вертятся вокруг. Говорят, что умирают от любви. Просто я еще так молода. Я совершенно не разбираюсь в мужчинах, не знаю жизни. Мне нужно время, чтобы все обдумать.» «Ничего, привыкнешь… Я, пожалуй, приготовлю на ужин мясную запеканку. Что ты на это скажешь?»
Так отец заполучил в жены мою мать и повез ее на медовый месяц в Италию. Они ехали на машине с откидным верхом, которую отец накануне умыкнул с привокзальной стоянки. Чтобы успокоить любимую, он показал ей стекольные заводы Форца. Мать расслабилась, прикрыла глаза, беззаботно свесила руку за борт машины. Однако по возвращении молодые поселились у родителей мужа. Отец искал «хлебное место». Каждый вечер, осыпая затылок любимой жгучими поцелуями, он объяснял, что не может устроиться «абы как», потому что она заслуживает самого лучшего. Он больше не вспоминал ни о своем бродячем цирке, ни о спекуляциях на Уолл Стрит. «Куда же подевались твои кибитки, пожиратели огня, женщины-змеи, дрессированные львы, летучие карусели и сахарные петушки?» – не переставая вопрошала мать, ибо никакие поцелуи не могли заставить ее забыть, что замуж она выходила за богача и короля развлечений. «Я просто решил их пока не продавать, подождать лучших времен», – отвечал отец, потрясенный ее хорошей памятью.
Мама и бабушка дали ему кое-какие деньги на поддержание статуса Волшебного Принца, но они испарились в считанные недели, и юноше пришлось вертеться изо всех сил, дабы утолить аппетит молодой супруги. Он из кожи вон лез, но денег все равно не хватало и приходилось все время придумывать новые отговорки. Он разрывался между церковью, где умолял Пресвятую Богородицу не остаться безучастной к его бедственному положению, и игорным домом, где просаживал деньги своей бабули, не покладая рук «работавшей» в порту. Ей больше не приходилось прятаться от жандармов: те довольствовались скромной пошлиной и закрывали глаза на прибыльный промысел бодрой старушонки. Прабабка, в свою очередь, сулила им удачу и покровительство высших сил. Моя бабушка тоже просила помощи у Богородицы, до боли в пальцах перебирала четки, делилась с сыном своими сбережениями и возлагала руки на его лоб, надеясь тем самым привлечь внимание добрых духов.
Мой дедушка не остался безразличным к страданиям жены и даровал отпрыску кругленькую сумму, призывая распорядиться деньгами разумно и приобрести квартиру. Джемми Форца облегченно вздохнул и отправился к своей молодой жене. Он пообещал, что ради нее звезды достанет с небес, и открыл бутылку шампанского, спрятанную в букете белых роз.
В этот вечер, по преданию, был зачат их первый ребенок. Отец обещал, мать успокаивалась, удивленно вздыхала, и он всякий раз пользовался этим, чтобы произвести на свет потомство. Он мечтал о большой и пестрой семье. Он чувствовал себя уютно только среди детей и с нетерпением ждал когда мы вырастем, чтобы всем вместе пуститься на поиски приключений. Ему нравились шумные семейные сборища, столы, ломящиеся от яств, огромные кровати, электрички и игра в прятки. Мать охотно забывалась в его объятиях, ибо помимо таланта рассказчика, он был наделен еще и умением доводить женщин до иступления, а потому мать легко прощала его и не могла нарадоваться, что связала свою жизнь, точнее свою плоть, с человеком, столь искушенным в искусстве любви.
Эта идиллия могла бы продолжаться долго, если бы Джемми Форца не был цыганом до мозга костей. Золото совершенно его не прельщало, он прожигал деньги, не считая. Услышав ненавистное слово «деньги», он попросту плевался. «Все деньги от лукавого, – скрежетал он, – сам дьявол насылает на нас эту проказу в пачках, эту отраву, эту страшную смерть. Бережливость – участь покорных и трусливых, готовых добровольно отказаться от жизни, состариться и умереть».
Квартиру они так и не купили, то есть квартира все-таки появилась, но все произошло совсем не так как хотелось матери.
Дедушка постоянно интересовался как обстоят дела с поиском жилья, и с большим тактом и деликатностью намекал сыну, что молодой паре стоит пожить своим домом, а не вместе со стариками, имеющими свои устоявшиеся привычки. В конце концов, отец сдался: мысли о жилье не давали ему покоя, мешали резаться в карты, жульничать и складно фантазировать.
Однажды он явился домой, и сияя от радости, бросил на кухонный стол связку ключей. То были изящные ключи из хромированной стали с широкими зубцами, острыми как сабли. На глянцевой этикетке красовались его имя и адрес. Вся семья пришла в восторг и дружно отправилась провожать молодых в прекрасную квартиру на улице Либелюль, расположенную в самом роскошном районе Тулона, где на лесистых холмах с видом на море строились изысканнейшие дома. Умиленные родственники прихватили с собой кастрюли, кровати, матрасы, новенький холодильник и две детские кроватки. Стоя у высоких оконных проемов, все как зачарованные любовались превосходным видом на море и чайками, почти вплотную подлетавшими к стеклу. Мать гордо прижималась к мужу, полная любви и неги. Своя квартира! Наконец-то у нее появилась своя квартира. Она так долго об этом мечтала, так долго врала своему отцу, что прекрасно уживается со свекровью. Родственники принялись было раскладывать матрасы, разворачивать простыни, но Джемми их остановил: «Стойте, вещи мы разгрузим завтра, а сегодня надо отпраздновать новоселье». И повел изумленную родню в итальянский ресторан в конце улицы.
Но разгрузить вещи им не удалось…
На следующее утро, когда отец отправился подышать свежим морским воздухом, в дом явились судебные приставы и поинтересовались у матери, что она делает в этой квартире, служившей эталонным жильем для привлечения клиентов. Выяснилось, что накануне кто-то похитил ключи от входной двери.
Так закончился ее сказочный роман с цыганским бароном и принцем Уолл Стрит. Ее провели как девчонку. Боязнь огласки и горечь унижения наполняли все ее существо глухой ненавистью. Однажды поселившись в ее теле, ненависть нарастала с каждым днем, питала ее своим живительным ядом, проникала в каждую пору, каждую клетку мозга, каждый сосудик. Мать исходила желчью и гневом, проклинала небо, землю и людей, презирала свое собственное тело, отданное на откуп недостойнейшему из мужчин. Она открыла ему свои объятия, приняла его семя, позволила его нечистой крови смешаться со своей и произвела на свет детей, худых и курчавых как он, с такими же как у него огненными очами. Как он посмел так с нею обойтись. С нею, дочерью такого отца, дочерью человека, уважавшего деньги! Ее отец был королем недвижимости, он покупал, продавал, получал прибыль, обедал с банкирами, его уважали на бирже. Он заставил ее предать собственного отца, он не признает ликвидных ценностей, биржевые сводки по радио для него пустой звук, тесные столбики цифр в газетах – бумагомарание. Ярость, клокотавшая в ней, заставляла корчиться от нестерпимой боли, сгибаться пополам, валиться на землю, изнемогая от гнева. Мать рыдала, до крови впивалась локтями в собственные руки, безобразно затягивала груди, чтобы они больше никогда не воспряли в умелых руках этого гнусного лжеца, этого грязного предателя, которого она сама добровольно выбрала себе в мужья. «За что? За что мне такая мука?», – стонала она сквозь зубы, призывая в свидетели невидимые силы зла.