— Поздравляю! Если вы будете так стрелять по машине Сталина, то, уверяю вас, ему конец.
Глава 22 ДИВЕРСАНТ ОТТО СКОРЦЕНИ
Отто Скорцени производил самое благоприятное впечатление — молод, красив, широк в плечах, от его облика веяло недюжинной силой. Волосы короткие, русые, аккуратно зачесаны назад. Могучую шею туго обтягивал воротник с петлицами оберштурмбаннфюрера СС. Даже огромный шрам, что рассекал его левую щеку — от уха до самого подбородка — не портил его внешность, а, наоборот, придавал ему некую дополнительную мужественность.
Не было ничего удивительного в том, что именно он стал руководителем разведывательно-диверсионных подразделений немецких спецслужб. Именно такой человек, как Отто Скорцени, смог спланировать и организовать похищение Муссолини. Это была блестящая акция.
Да что там дуче! Случись нужда, так он сумел бы выкрасть из Белого дома самого президента Соединенных Штатов.
Весьма крепкий экземпляр человеческой породы. Такие личности одинаково нравятся и мужчинам, и женщинам. Первые видят в них надежного товарища, а дамы — рыцаря, шагнувшего в действительность из мрачноватого Средневековья.
Того, что в этого человека было заложено природой, с лихвой хватило бы на троих. И, по мнению многих, такое излишество, собранное в одном человеке, было просто несправедливым.
Отто Скорцени поднялся со стула и шагнул вперед навстречу гостю. Его жесты были плавными, даже слегка медлительными, но они только оттеняли его природную силу.
Кроме Скорцени, за столом сидело еще два человека, но Таврин их не знал. Собственно, они его мало интересовали, он смотрел только на главного диверсанта Германии, буквально поедая его глазами и осознавая, что в этом кабинете он единоличный хозяин.
Следовало бы разглядывать Скорцени более сдержанно, но Петр чувствовал, что не может справиться с собой.
Отто Скорцени — личность легендарная. Даже если наполовину правда то, что о нем говорят, все равно он достоин наивысшего восхищения.
Скорцени держался очень естественно, ничего такого, что могло бы внушить антипатию. Здороваясь, протянул руку, слегка задержав ладонь в своих крепких пальцах, и, широко улыбнувшись, откровенно поинтересовался:
— Значит, это вам предстоит убить Сталина?
— Так точно, господин оберштурмбаннфюрер!
Таврин почувствовал, что невольно попал под могучее обаяние Скорцени. Такому человеку хотелось не только верить, но и подчиняться. Наверняка и Скорцени знал о силе своей харизмы, а потому пользовался ею очень осторожно, как и подобает рыцарю плаща и кинжала.
— Кажется, это наша третья встреча?
— Так точно, господин оберштурмбаннфюрер! — чуть приподняв подбородок, ответил Таврин.
— Но, к сожалению, в первых двух нам с вами так и не удалось толком поговорить, хотя я обратил на вас внимание еще при первой нашей встрече. Руководство диверсионной школы о вас самого высокого мнения. Так что я очень рад, что не ошибся в своих прогнозах относительно вашего будущего. Присаживайтесь, — предложил он свободный стул.
Стараясь не шаркать ножками стула по паркетному полу, Таврин сел.
— Когда вы отправляетесь?
Таврин был уверен, что Скорцени знал точную дату предстоящей операции, но все же предпочел спросить. Очевидно, для этого у него были свои основания.
— Месяца через четыре, — неуверенно ответил Таврин.
— Уже скоро.
— Так точно, господин оберштурмбаннфюрер!
— Вы знаете, как я похитил Муссолини?
— Об этом до сих пор говорит весь рейх, господин оберштурмбаннфюрер! — браво воскликнул Таврин.
Отто Скорцени довольно улыбнулся.
— Мы приземлились на двенадцати планерах в Абруцких Апеннинах и в считаные минуты освободили дуче. Сначала мы перевезли его в Рим, а уже оттуда переправили в Вену. К чему я это вам говорю? А к тому, что террорист не похож на других людей и обязан обладать целым рядом уникальных черт, чтобы выполнить поставленную перед ним задачу.
— Он должен быть смел, господин оберштурмбаннфюрер, — сказал Таврин.
Боковым зрением Петр увидел, что на лицах мужчин, сидевших за столом, промелькнули улыбки.
— Это вне всякого сомнения, — сдержанно ответил Скорцени, — смелость нужна даже для того, чтобы выйти на улицу, потому что никогда не знаешь, что тебя может ожидать за ближайшим углом. Но главное, нужно действовать решительно и не бояться смерти. Во время похищения Муссолини я тоже мог бы погибнуть, когда перепрыгнул ограждение замка, оказавшись буквально в двух шагах от карабинера. Я прикончил его безо всякого колебания. Если бы я замешкался хотя бы на сотую долю секунды, то наша с вами встреча не состоялась бы. А так я выполнил задание фюрера и, как видите, остался в живых. Как только вы убьете Сталина, так тотчас станете таким же героем, как и Отто Скорцени, — неожиданно широко улыбнулся оберштурмбаннфюрер, а офицеры, сидевшие за столом, доброжелательно рассмеялись. — Кажется, в первую нашу встречу вы говорили о том, что похищение в России происходило бы намного сложнее, чем в Италии?
— Мне неловко об этом вспоминать, господин оберштурмбаннфюрер, — живо ответил Таврин.
— А что, если я вам скажу, что сам бы занялся ликвидацией Сталина?
— Для Отто Скорцени нет ничего невозможного!
— А вы молодец. Желаю вам удачи. — Скорцени поднялся, протянув на прощание руку.
Напутствие главного диверсанта рейха было получено.
* * *
В этот раз Грейфе принимал Таврина в штаб-квартире «Цеппелин», где у оберштурмбаннфюрера был просторный кабинет, лишенный какой бы то ни было вычурности. Все сугубо только для дела: длинный стол с приставленными к нему восемью стульями, кожаный диван, на котором можно было отдохнуть, а из роскоши разве только торшер с синим абажуром, стоящий в углу кабинета.
Вот, пожалуй, и все.
— Мне было непросто отстоять вашу кандидатуру перед Кальтенбруннером и Шелленбергом, но все-таки они сочли мои аргументы убедительными.
— Спасибо, господин оберштурмбаннфюрер. Я вас не подведу.
— Я очень надеюсь на это. Если вы уничтожите Сталина, — сказал оберштурмбаннфюрер СС Грейфе, — то вы войдете в историю как величайший человек своего времени.
От его прежней сухости не осталось и следа. На какое-то время у Таврина появилось ощущение, что он общается с приятелем. В реальную действительность возвращала только форма СС, что сидела на плечах Грейфе в этот раз как-то особенно щеголевато. На кителе невозможно было отыскать ни одной складочки, а к соринкам, что оказывались на его форме, он относился столь же беспощадно, как к неприятелю. Как-то все это не было похоже на прежнего Грейфе.
Оберштурмбаннфюрер Грейфе поднял свой кожаный саквояж и поставил его на стол. Старый, затертый по бокам, в трех местах прошитый суровыми нитками саквояж, днище которого было скреплено металлическими скобами, лет двадцать назад он наверняка являлся предметом гордости для обладателя. Но сейчас — ветхость, перешитая вдоль и поперек суровыми нитками, а потому самое разумное — донести его до ближайшего мусорного бака. Но, судя по скобам, что скрепляли днище, и по замкам, что стягивали кармашки портфеля, можно было предположить, что хозяин этой вещью дорожил.