Конец - читать онлайн книгу. Автор: Давид Монтеагудо cтр.№ 34

— Это орел! — говорит кто-то, в то время как птица вперевалку удаляется от крыльца в сторону сада и через калитку выбирается наружу.

— Нет, это не орел, это гриф или что-то вроде того; у него клюв и шея, какие бывают только у падальщиков.

— И вышел спокойненько, как будто так и надо! — удивляется Ибаньес.

— А почему он не летает?

— Подожди, сейчас полетит, полетит… Гляди, вон, уже поднялся в воздух! — говорит Хинес, указывая на пятно, которое теперь действительно движется по диагонали, прорезая зеленый зернистый фон, образованный горой.

— Чтоб его!.. Это надо же так напугать! — Уго глубоко дышит, как человек, который только что одолел тяжкое препятствие.

Чуть раньше Уго едва не упал, потому что Ампаро схватила его за футболку и дернула так, что он соскользнул со ступеней.

— Все нормально? Ты меня едва не опрокинула…

— Просто… просто… — бормочет Ампаро, все еще дрожа крупной дрожью, — я чуть не умерла от страха… думала, это собака, а когда увидела его… не поняла, что происходит… не поняла, кто это.

— Мы все испугались, — бросает Хинес.

— Надо быть осторожнее, — говорит Марибель, стоящая позади всех. — Может, там есть еще и другие.

— Сейчас не это самое важное, — с нажимом изрекает Ибаньес.

— Да, не это, — подхватывает Хинес. — Самое важное сейчас — понять, что делал гриф в доме, где теоретически обитают люди.

— По всей видимости, не обитают. То есть я хочу сказать: сейчас не обитают — все здесь выглядит довольно заброшенным.

— А почему тогда дверь открыта?

— Воры забирались.

— А вдруг этот гриф — ручной? — высказывает догадку Кова, и все взгляды тотчас обращаются к ней. — Это, конечно, необычно, но сейчас люди нередко приручают всяких…

— Вот и славно! — говорит Уго неестественно гнусавым голосом. — Значит, будем считать грифа домашним питомцем… Ах ты, радость моя!

— Но я ведь только хотела сказать… — извиняющимся тоном объясняет слегка смущенная такой реакцией Кова, однако Ньевес перебивает ее, прежде чем та успевает закончить фразу.

— Слушайте, я вспомнила! — говорит Ньевес с неожиданным пылом. — Теперь я вспомнила: священник предупреждал меня.

— Священник? — удивляется Мария.

— Приют принадлежит приходу Сомонтано, и замок тоже, — рассказывает Ньевес. — Как раз у священника и хранятся ключи. Так вот, он предупреждал, чтобы мы остерегались грифов, они здесь расплодились после строительства мусоросжигательного завода.

— Да-да, ты права, — поддерживает ее Марибель, — раньше они тоже иногда встречались; время от времени видно было, как они летают над ущельем.

— Ну вот, а теперь их в здешних местах прорва, и они часто приближаются к жилью — ищут еду среди мусора.

— Одно дело приближаться…

— Поэтому священник так настойчиво просил, чтобы мы ничего не оставляли после себя, — добавляет Ньевес, — просил, чтобы мы ничего не бросали в приюте, а все отнесли в контейнер.

— Вообще-то, если это не станет правилом, — говорит Мария, — даже приятно узнать, что ты окружен грифами, это приносит некоторое успокоение. По крайней мере, то, что мы сейчас видели, теперь не кажется полным абсурдом.

— Ты погоди радоваться, — поворачивается к ней Ампаро, которая вроде бы уже успела очухаться. — Самое трудное еще впереди — осталось только начать да кончить. Ведь неизвестно, что мы там обнаружим…

— Про кончить лучше не говори, — отзывается Ибаньес, — мне так и рисуются окровавленные, растерзанные хищным клювом тела…

— Да хватит же! — взрывается Марибель. — Не могу понять, как вы можете шуточки шутить, после того как… Ничем вас не пронять!

— А я, в общем-то, и не шутил, — возражает ей Ибаньес. — Я всего лишь высказал свои догадки.

— Ты что-то слишком много всего высказываешь, — осаживает его Ампаро.

Внезапное молчание на несколько секунд повисает в воздухе. Взгляды путников прикованы к проходу, оставленному приоткрытой дверью. На самом деле все они отступили назад, когда давали дорогу птице, и с тех пор неподвижно стоят на тех же местах, на небольшом расстоянии от двери, не решаясь вновь к ней приблизиться.

— Ладно… Надо все-таки войти, — говорит Хинес, ставя ногу на ступеньку крыльца, и тотчас произносит, обращаясь к самому себе: — Так, сперва попробуем позвонить… Нельзя не позвонить, хотя бы ради…

Хинес нажимает на кнопку звонка, но тот оказывается таким же немым, как звонок у калитки; потом стучит костяшками пальцев по дверному стеклу между двумя планками; потом громко спрашивает:

— Есть тут кто или нет? — и медленно толкает дверь рукой. Та легко поддается; скрипят петли.

Прихожая маленькая, а прямо напротив входа — неказистая дверь, покрашенная в тот же цвет, что и стены. Но Хинес и те, кто за ним последовал, на эту дверь внимания не обращают, потому что слева есть еще одна, распахнутая настежь и ведущая вроде как в гостиную, где стоят деревянные стол и стулья в традиционном деревенском стиле, а также старомодная плита с газовыми баллонами, на ней — почерневшая от копоти и давно остывшая решетка. Хинес при входе в гостиную машинально пригибает голову, потому что весь дом построен словно бы в расчете на людей низкорослых — в первую очередь это касается высоты дверей и потолка. Его товарищи медленно переступают порог, с почтительным любопытством оглядываясь по сторонам. В гостиной очень светло. Свет льется через широкое окно, выходящее на улицу. Ни тюлевые занавески, ни укрепленная снаружи решетка почти не мешают любоваться пейзажем. Свет дает еще и оконце на противоположной стене — через него виден лишь поросший кустарником горный склон. Оконце приоткрыто, но, несмотря на это, воздух в комнате кажется совершенно неподвижным. В доме жарче, чем снаружи, и, кроме того, здесь царит вязкая и давящая тишина. Люди, вошедшие в дом, уже не слышат жужжания насекомых — оно пригашено толстыми стенами, зато они сразу замечают суетливо летающую одинокую муху.

— Здесь мухи, — говорит Кова таким тоном, словно присутствие мух является зловещим знаком.

— Ну и что? — спрашивает Уго.

— «Вы, всем знакомые, — начинает рассеянно декламировать Ибаньес, пробегая глазами по комнате, — надоедливые, жадные…» [10]

— Разумеется, здесь есть мухи, — говорит Марибель, указывая на низкий столик, — и как им не быть, если на столе оставлен недоеденный пирог.

На столике и вправду видны остатки залитого сверху шоколадом пирога, который лежит на покрытом фольгой картонном кружке, а тот в свою очередь покоится на смятой упаковочной бумаге с анаграммой какой-то кондитерской. Рядом стоят два стакана: один, широкий и круглый, до половины наполнен темной жидкостью, возможно кока-колой, другой, более узкий и высокий, пуст, но на его стенках сохранились следы пива.