тут он поднял на меня глаза и усмехнулся
от этого я сразу ощутил, как отражаюсь сразу в шести зеркальных колоннах, и спине стало холодно
тебе туда! он махнул рукой на дверь для стаффа
там, в комнате, увешанной глянцевыми плакатами, сидели две толстые мальтийки — одна в блеклых кудряшках, уткнувшаяся в компьютерный экран, другая с голубыми волосами и в майке с надписью мне не 30, мне 29.99, обе уставились на меня с недоумением
это к лукасу! послышался голос администратора с косицей, принимайте любовничка
и тут они засмеялись
они смеялись часа два, не меньше, а может быть, и три
а с плаката на стене улыбался огромный лукас в золотистой рубашке, расстегнутой на груди
это был он! я просто не сразу узнал его
глаза цвета перестоявшего меда, проволочная латунная челка, плоские скулы с рыжеватым румянцем, как у младенцев на рождественских открытках, чуть длинноватые пальцы с распухшими суставами, я просто не сразу узнал
в руках у лукаса был микрофон, на груди висела красная сияющая гитара на кожаном сыромятном ремне
эту фотографию он мне присылал! только без гитары
да ты садись, сказала девица, похожая на стареющую мальвину, поговорим
я сел, но говорить пока не мог
вторая девица налила мне чего-то холодного из глиняного чайника с черным иероглифом на боку, иероглиф был похож на восьмерку, кажется, это означает долголетие
в комнате стало душно и звонко, будто влетела стая невидимых пчел, много, много ленивых невидимых пчел
по крайней мере, я слышал густое жужжание, все в комнате наполнилось этим жужжанием, в голове у меня тоже что-то жужжало и плавилось
они прилетели на мед! догадался я, на медовые глаза лукаса! надо его скорее предупредить! он ведь не может пошевелиться, пришпиленный к глянцевой бумаге, как еще живая стрекоза с золотистым мягким брюшком
мы пошутили, сказала огромная пчела, ты чего? ты у нас третий уже, дурачок, мы пошутили
пчелы боятся дыма и воды, вспомнил я и выплеснул в ее лицо холодную кислятину из стакана
потом я взял зажигалку и поджег бумаги у нее на столе, они там лежали грудой, и еще газеты
она замахала руками и стала кричать, бумаги на удивление быстро разгорелись — правда, дыма было мало, могло быть и больше
потом они обе выбежали, я остался один в комнате с пчелами и улыбающимся лукасом, он был мною доволен и совсем не боялся
потом пришли какие-то люди и тоже стали кричать
потом я лежал на полу
пол был мраморный, голубой, он отражался в зеркальных стенах, и я отражался
муравьев здесь не было, и правильно
муравьи не живут там, где много пчел
ОСКАР — НАДЬЕ, ПИСЬМО ТРЕТЬЕ
Лондон, 12 декабря
Salve, Надья.
Решил написать еще, не дождавшись ответа. И даже не потому, что соскучился, хотя и это правда.
Скорее потому, что мой собственный дневник меня в последнее время утомляет, как совокупность рабочих монологов, составляющих если не хор, то, по крайней мере, противоречивый диалог, а привычка записывать мысли осталась и требует своего.
К тому же присутствует некая иллюзия разговора с хорошенькой блондинкой, что в некотором роде скрашивает пребывание в средневековой духовке, заваленной рукописями, которые — моя бы воля — горели бы в адском пламени, да некому их туда отправить.
Итак, продолжим.
Prima materia сама по себе в природе уже не существует. То есть герметические легенды сообщают нам, что в незапамятные времена первоматерия присутствовала в мире, но теперь ее совсем не осталось и нужно прикладывать специальные усилия, чтобы ее получить.
То, что мы можем обнаружить, — это только materia secunda, то есть вторичная материя, не представляющая особого интереса для алхимика.
Первый этап алхимического деяния как раз и заключается в получении materia prima, являющейся сырьем для изготовления Магистерия, или Камня Философов.
Из письма Иоанна становится понятным, что кому-то удалось успешно завершить эту работу, но потом, для того, видимо, чтобы на время скрыть результаты своих трудов, он разделил первоматерию на части. Каждая из этих частей в отдельности первоматерией уже не является, и для того, чтобы снова получить materia prima, нужно каким-то образом все эти шесть — я совершенно уверен, что шесть! — частей, представленных теперь как шесть предметов, соединить.
Человек знающий соединит их без особого труда, пишет — Иоанн.
Что сие означает? Понятно, что каждый из шести предметов связан с соответствующей стихией. Вода, огонь, воздух, земля, металл и дерево.
Кроме того, как выясняется, для восстановления целостности первоматерии нужны шестеро добровольцев. Да уж. В наше время это действительно представляет определенную сложность. Иоанн Мальтийский пишет, что все предметы он спрятал на Мальте в лабиринтах Гипогеума и точно указывает место; полагаю, найти его не составит труда. Но где же мне найти еще пятерых добровольцев? Я уже вижу, как ты качаешь своей прекрасной белокурой головой — мол, начинается!
А почему бы и нет? Представь, какой увлекательной могла бы быть такая поездка, не считая того, что под эту тему я могу получить грант на небольшую работу по истории, скажем, связей госпитальеров с Ватиканом. Или еще какую-нибудь синекуру в подобном духе. Раз уж к нашим берегам прибило эту запыленную бутылку, давай ее откупорим.
Nunc est bibendum !
[44]
На сем отправляюсь спать, продолжу завтра, возвращайся же, о моя строгая госпожа.
МОРАС
без даты
к барнарду приходила клиентка, точнее две, только одна передумала и осталась со мной на крыльце, я принес ей гранатового сока, больше у нас ничего не было
ту, что передумала, зовут магда, у нее выпуклые бледные глаза, как на римских портретах, и она боится горячей иглы
вторую зовут чесночок, она маленькая и костлявая, слабая, как стрекозиный лом, с длинными, загнутыми ногтями, такие были у богинь порывистого ветра, забыл, как они называются
чесночок попросила выколоть ей гвоздику под левой лопаткой
барнард подбирал шаблон, а я разговаривал с дамами, почему гвоздика? спросил я, о, это символ помолвки у нас, фламандцев, сказала магда, мою напарницу бросил жених в генте, это была великая любовь! — она закатила зрачки под веки и стала похожа на статую тиберия — ее бросил жених, и теперь она работает здесь, в ла валетте, уже восемь лет