Школа на краю земли - читать онлайн книгу. Автор: Грег Мортенсон cтр.№ 29

Я молча кивнул и тут же вспомнил, как на встрече в 2002 году министр финансов Афганистана уверял меня, будто «уж в школах люди в глубинке нуждаются в последнюю очередь».

* * *

На следующее утро я распрощался с Сарфразом и вместе с Муллой Мохаммедом, бывшим счетоводом талибов, а ныне бухгалтером ИЦА, отправился обратно в Бахарак. К тому времени по всему Коридору распространилась весть о нашем приезде. Внедорожник и так еле-еле продвигался по грязи и ухабам, да к тому же через каждые несколько километров нас останавливали ожидающие на обочине группы людей, которые махали нам руками, приглашали к себе на чашку чая, рассказывали о своих нуждах и просили помощи.

Общий смысл этих просьб всегда был один и тот же: «Мы слышали про мактаб (школу), которую только что открыли в Сархаде, и знаем, что вы собираетесь построить в следующем году школы в Варгенте, Бабу Тенги и Пикуе. А как же мы? Подумайте о наших детях, помогите и нам построить у себя мактаб». С этими бесконечными остановками мы добирались до Бахарака более двух суток. А пока мы были в дороге, внешний мир грозно напомнил о себе.

Несколькими днями ранее журнал Newsweek опубликовал статью, в которой рассказывалось, что некому американскому солдату, служившему в тюрьме Гуантанамо, вздумалось взять да и спустить в унитаз экземпляр Корана. Впоследствии редакторы скорректировали эту информацию, но было уже поздно. Новость быстро разнеслась по исламскому миру и потрясла его. Начались стихийные митинги протеста, ситуация выходила из-под контроля.

В Афганистане первым на новость отреагировал Джелалабад. В среду 11 мая там вспыхнули волнения. К десяти вечера этого же дня мы с Муллой Мохаммедом прибыли в Бахарак. Садхар Хана дома не оказалось, и мы поехали в центр города, намереваясь устроиться на ночлег прямо на полу всегда перегруженного постояльцами «общественного гостевого дома». Однако на пути туда нас перехватил один из бойцов Вохид Хана – этот бывший полевой командир и соратник Садхар Хана сейчас руководил силами безопасности Восточного Бадахшана. Посыльный предупредил нас, что в городе неспокойно, и пригласил в дом, принадлежащий его командиру, куда уже прибыла еще одна группа путешественников. Вохид Хан предлагал нам свое покровительство, ночлег и кров. Под его «крылом» нам ничего не угрожало.

Конечно, мы с радостью приняли приглашение и направились к двухэтажному многоквартирному зданию. Там уже собралось около двадцати афганцев. Время близилось к полуночи; и я, и Мохаммед собирались уже лечь спать, когда прибыл сам Вохид Хан. В соответствии с местными законами гостеприимства хозяин хотел всех угостить ужином. Мы прошли в соседнюю комнату и опустились, скрестив ноги, на персидские ковры. Вскоре внесли блюда с жареной бараниной и рисом кабули.

Меня усадили между двумя стариками, в лицах которых угадывались монгольские черты. Вид у них был довольно потрепанный, но оба держались с большим достоинством.

Соседу слева было на вид лет семьдесят, он был одет в черную робу из плотной ткани, а на носу сидели очки с толстыми стеклами. Мужчина вежливо представился и назвался Ниязом Али, имамом, то есть духовным лидером киргизского кочевого племени, живущего в высокогорьях Южного Памира в самых восточных областях Вахана.

Я обрадовался такой встрече, но вскоре был поражен и воодушевлен еще больше, когда новый знакомый представил меня своему спутнику, сидящему справа от меня. Растрепанный пожилой человек в покрытых дорожной пылью вельветовых штанах и высоких кожаных сапогах выглядел усталым от долгих бесплодных странствий. Это был не кто иной, как Абдул Рашид Хан! Тот самый, который послал в 1999 году своего сына Рошана через Иршадский перевал, чтобы найти меня.

Вот счастливая случайность! Здесь, в Бахараке, мы с Абдул Рашид Ханом наконец-то встретились за столом, уставленным блюдами с жареным барашком. Этой темной ночью мы укрылись от беспорядков, устроенных религиозными фанатиками, в одном доме. Но еще примечательней, как я потому узнал, оказались те обстоятельства, которые заставили старика покинуть горные пастбища в глухому углу Ваханского коридора. За ужином он рассказал мне о трудном путешествии, которое предпринял для того, чтобы встретиться в Кабуле с президентом Афганистана, и о том, почему сейчас возвращается к своему народу с пустыми руками и тяжелым сердцем.

* * *

В середине 1990-х афганцы, изгнавшие советские войска, столкнулись с необходимостью восстанавливать лежащую в руинах страну без какой-либо внешней помощи. Бывшие могущественные иностранные союзники, в том числе и США, экономической поддержки Афганистану не оказывали. В такой ситуации едва ли не единственным источником доходов для людей стал опиум – его урожай был хорошим всегда, и еще во время войны деньги от его продажи «подпитывали» полунищих партизан-моджахедов. Уже в начале десятилетия поток распространявшегося по миру афганского героина был столь велик, что страна догнала и перегнала всегда лидировавшие в этой сфере государства Юго-Восточной Азии. Затем, в 1994 году, когда армия Муллы Омара захватывала одну область за другой, оказавшиеся фактически в осаде бадахшанцы просто вынуждены были снова заняться наркобизнесом, чтобы добыть хоть какие-то средства на борьбу с талибами. Появились новые, курируемые российскими преступными группировками героиновые маршруты, по которым наркотики переправлялись на север, доставлялись в Москву и оттуда расходились по Европе и далее.

Полевые командиры не только облагали налогами торговцев опиумом, чей путь проходил по их территориям, но и сами нередко продавали наркотики соседям, крестьянам из отдаленных деревень, особенно вахи и киргизам. Нередко повторялся один и тот же сценарий: в сельской местности, где традиционно очень сильны родственные связи и принято жить вместе большими кланами, наркозависимость распространялась с быстротой эпидемии. Пагубное пристрастие охватывало даже немощных стариков и маленьких детей. Болезнь поражала целые области.

Это привело к катастрофическим последствиям.

Крестьяне, страдавшие острой формой наркозависимости, готовы были отдать все что угодно, чтобы добыть дозу для ежедневного трехразового приема. Вначале они сбывали имущество – овец, коз, яков; затем – землю, а в крайних случаях продавали даже своих дочерей. Отсюда печальный термин «опиумная невеста».

Бывало, что целые семьи попадали таким образом в рабство. Те же, кто оставался на свободе, ели один хлеб и пили только чай, и их организм доходил до такого истощения, что любая инфекция или вирус могли оказаться смертельными.

К началу 2005 года ситуация усугубилась настолько, что Абдул Рашид Хан решил собрать делегацию вождей северо-восточного Афганистана и отправиться в Кабул, чтобы доложить о положении вещей новому, только что избранному президенту Хамиду Карзаю. Представители края собирались не только уведомить его о проблемах, связанных с героином, но и пожаловаться на то, что на их родине нет ни правительственных институтов, ни социальных учреждений.

Путешествие в столицу заняло у Абдул Рашид Хана целый месяц. Вначале ехали верхом, потом – на внедорожнике и общественном транспорте. В Кабул они с Ниязом Али прибыли в начале марта и провели несколько недель в походах по разным ведомствам, тщетно пытаясь отыскать чиновников, отвечающих за образование, транспорт, медицинскую помощь, связь. Приезжих, как и нас с Сарфразом, без конца посылали из одной инстанции в другую. Ожидая аудиенции у президента, они жили в полуразрушенном здании, где не было ни отопления, ни света. Через два месяца наконец пришло приглашение на встречу.