— Ваши письма содержали более важные, чем подпись, доказательства, что их писали вы, — наставительным тоном произнес отставной штабс-ротмистр.
— Какие же? — не сразу спросил Иван.
— Ваш почерк! Конечно, нам с господином бароном пришлось повозиться, чтобы найти вас, но не так уж много и долго. Ведь в письмах было еще несколько зацепок, что помогли указать на вас.
— Например? — уже спокойнее спросил Глассон, смирившись, что он раскрыт, и решивший уже соглашаться на все, что ни предложат эти два господина.
— Например, что вы проживаете в Средневолжске около четырех лет, — пояснил Артемий Платонович. — А ваши обширные знакомства с универсантами позволяют сделать вывод, что вы и сами студент Императорского университета. В практические же детали, как мы отыскали вас и что для этого предпринимали, мы вас посвящать не станем, уж простите великодушно.
— Понятно, — потерянно сказал Глассон и даже вымучил на лице нечто подобие улыбки.
— Ну а коли так, рассказывайте, — улыбнулся в ответ Артемий Платонович отеческой улыбкой.
— Что рассказывать-то?
— А все, — жестко потребовал Михаил, подавшись ближе к студенту. — Ближайшие планы вашей тайной организации, явочные квартиры, фамилии рядовых функционеров и вожаков, особенно из числа офицеров, связи с другими комитетами вашей организации, в том числе и за пределами нашей губернии — все, что вам известно. Возможно, этим вы сможете загладить свою вину перед государем и отечеством.
— Но я же был только рядовым членом, — промямлил Глассон, боясь даже посмотреть в сторону грозного барона. — Я даже не состоял в Замкнутом кружке Студенческого клуба.
— Стоп, — быстро сказал Артемий Платонович. — Что за Замкнутый кружок?
— Господа, — воскликнул Глассон и бросил на них умоляющий взгляд. — Позвольте мне не отвечать на этот вопрос. Мне бы очень не хотелось касаться этой темы, потому что…
— Простите, Иван Вениаминович, но вы уже давно коснулись этой темы, и вам придется говорить все. Или ничего. Это будет ваш выбор. Тут все очень просто: либо вы «за», либо «против». Поверьте, никаких промежуточных ступеней здесь не существует. Их выдумали поганенькие люди, которым нужно было как-то оправдать свои неблаговидные поступки. «Не очень хорошо», «Не так уж плохо», — передразнил кого-то Артемий Платонович. — Ничего такого нет. Есть либо «хорошо», либо «плохо». И все. Нельзя быть немножко беременной. Дело гораздо серьезнее, чем оно может вам показаться.
Глассон рассказал все. И про Студенческий клуб на Старогоршечной улице, и про Замкнутый кружок, нелегальную библиотеку и прокламации, и про студента-медика Жеманова, и про штабс-капитана Иваницкого, что весьма заинтересовало барона и господина с кустистыми бровями. Особенно внимательно они слушали рассказ Глассона про некий важный документ, который вот-вот должны были привезти в Средневолжск люди из Центрального революционного комитета. Что касается задания, полученного студентом от Иваницкого, то оба чиновника особых поручений сошлись во мнении, что ему, Ивану Вениаминовичу, надлежит все же съездить в Симбирск, дабы не вызвать подозрений, и выполнить все, что ему поручено. Переписав в памятную книжку список и адреса симбирских «товарищей», отставной штабс-ротмистр вернул Глассону конверт со словами:
— С этого момента начинается наше с вами сотрудничество. Поздравляю вас, вы сделали правильный выбор. Об этом и о том, что вы нам здесь рассказали, будет доложено господину губернатору сегодня же.
— А вознаграждения мне никакого не полагается? — робко спросил Глассон.
— Вот, и этому подавай вознаграждение, — буркнул себе под нос Артемий Платонович, вспомнив про Сеньку с березовских выселок.
— Простите, что вы сказали? — не расслышал Иван.
— Сумму вашего сегодняшнего и будущих гонораров будет решать их превосходительство господин губернатор, — поморщившись, ответил Артемий Платонович. — Смею вас заверить, Иван Вениаминович, без вознаграждений вы, как наш сотрудник, не останетесь. У вас есть еще что сказать нам?
— Н-нет, пожалуй, нет, — раздумчиво протянул студент.
— Ну, тогда всего доброго, — поднялся со скамейки отставной штабс-ротмистр и кивнул головой, как бы не заметив попытки Глассона подать ему руку.
— Прощайте, — буркнул Михаил и добавил: — По вашему приезду из Симбирска мы ждем от вас обстоятельного доклада.
— А как я…
— Мы найдем вас сами, — не дал договорить Глассону барон и, встав со скамейки, направился к выходу из сада. Когда он поравнялся с Аристовым, то процедил сквозь зубы: — Слизняк.
— Совершенно с вами согласен, барон, — отозвался Артемий Платонович, оглянувшись на опустевшую скамейку в церковном саду. — Но нам с ним придется работать, поэтому прошу вас никоим образом не выказывать ему своего пренебрежения.
— Это не пренебрежение, это…
— Тем более, — строго посмотрел на барона отставной штабс-ротмистр, умело скрыв возникшее расположение к своему партнеру. Молодой барон Дагер с каждым днем нравился ему все более и более. — Одним неосторожным словом вы можете испортить все дело.
После обстоятельного доклада губернатору Михаил отправился на казенную квартиру к своему дяде-полицмейстеру, проживающему при городской полицейской управе, а Артемий Платонович поехал к себе в Кошачий переулок. Не доехав саженей тридцати до своей усадебки, Аристов увидел возле дома Колычевой карету неотложной помощи с крестом на дверце. Он приказал вознице остановиться и вышел из саней. Сама Амалия Викторовна в попелиновом платье с накинутой на плечи ротонде стояла, бессильно опершись о забор, и из глаз ее текли крупные слезы.
— Что случилось? — озабоченно подошел к ней Артемий Платонович.
— Паша… Павел Семенович… умер, — едва справилась Колычева с трясущимися губами.
— Поручик Пушкарев? — спросил Аристов, припоминая высокого симпатичного офицера, в последнее время часто встречаемого им возле дома Амалии Викторовны.
— Да, — ответила Колычева и зарыдала в голос.
«Это Пушкарев донес шефу корпуса жандармов князю Долгорукову о тайном обществе в Средневолжске. Необходимо как можно скорее совершить акт возмездия над предателем. Лучше всего поручить это М., чтобы смерть Пушкарева выглядела естественной», — вспомнилось Артемию Платоновичу содержание одного из писем, что вез товарищу начальника штаба Отдельного корпуса жандармов флигель-адъютанту Мезенцову чиновник особых поручений Макаров.
Доктор и дворник уже укладывали тело поручика на носилки.
— А как он умер, Амалия Викторовна? — спросил как можно мягче Аристов.
— Мы с ним попрощались, и он ушел, — подняла на Артемия Платоновича заплаканные глаза Колычева. — А потом прибегает соседский мальчишка и говорит, — она судорожно вздохнула, — что возле моего забора, мол, какой-то дядя лежит в форме. Прошло уже с четверть часа, как мы распрощались с Павлом Семеновичем, поэтому я без всякой задней мысли накинула ротонду и вышла. А это — он. Бросилась к нему, а он уже не дышит.