Раки-отшельники - читать онлайн книгу. Автор: Анне Биркефельдт Рагде cтр.№ 4

— Спасибо, Тур. Все было… замечательно, — сказал Крюмме. Маленькому толстому датчанину приходилось запрокидывать голову, чтобы посмотреть крестьянину с Несхова в лицо. Датчанин, чье появление на хуторе за пару дней до Рождества совсем не обрадовало хозяина. Тур улегся спать оскорбленный, когда заметил руку Эрленда на коленке Крюмме под кухонным столом.

— Приезжайте еще, — сказал отец и отвернулся. — Может, летом. Тут летом хорошо.

— Может быть, приедем, — ответил Крюмме и горячо закивал, понимая, чего стоили Туру эти слова.

— Где бы еще раздобыть картонный тубус?! — выкрикнул из машины Эрленд. — Он же помнется!

— Кто помнется? — спросила она.

— Плакат! Я его забрал! Только сейчас решил его забрать.

— Плакат с Аладдином Сэйном [1] из твоей детской? Он же совсем пожелтел, — возразила она.

— Вот и я говорю, — согласился Крюмме.

— А я хочу его забрать! Вдруг решил. Но ведь он совсем…

— Поехали! — скомандовал Крюмме. — Ты вперед сядешь, Турюнн?

— Турюнн поведет! — сказал Эрленд.

— Поведу? — удивилась она.

— Ну да! Господи, да это просто чудо, что Крюмме добрался сюда из самого аэропорта. Рождественское чудо! Он не умеет водить, тем более по гололеду.

— Вообще-то у меня есть права, — возразил Крюмме. — Так что ты преувеличиваешь.

— И зачем они тебе? — спросил Эрленд. — Чтобы запрыгивать и выпрыгивать из такси в Копенгагене? Поведет Турюнн.

— Ладно, — сказала она. — Но ты все равно поедешь сзади, Эрленд. Потому что у тебя вообще нет прав.

Она решительно обняла отца. И так же быстро его отпустила, села в машину, схватилась за ключ, который уже торчал из замка зажигания, и повернула его. Эрленд вжался в заднее сиденье, где ему едва хватало места среди кучи багажа, который он так рьяно до этого упаковывал. На скрученном в трубочку плакате откуда-то появилась резинка, потом он и вовсе перекочевал в руки к Эрленду.

Она открыла окно и помахала, выезжая со двора.

— Тебе надо убрать снег, папа! Хутор вот-вот занесет! Пока!

Он что-то ответил, но она не расслышала, зная, что он сядет на трактор, как только они уедут. Ему нравилось расчищать снег, к тому же не придется сразу заходить в дом.

— Давай же, поехали! — попросил Эрленд. — Едем!

Все трое судорожно замахали, насколько им позволял узкий салон автомобиля. Турюнн просигналила, они миновали липовую аллею, и тут она заплакала. Она громко всхлипывала, глотала ртом воздух и не могла остановиться. Эрленд наклонился вперед и обнял ее, Крюмме накрыл рукой ее ладонь. Она съехала на обочину, когда поняла, что из дома их уже не видно. И все плакала и плакала, пока отпотевали окна и печка работала на полную катушку. Остальные двое молчали, только гладили ее по голове и обнимали за плечи.

Она достала кусочек бумаги из кармана куртки и высморкалась, но тут же снова заплакала.

— Давайте все-таки я поведу, — предложил Крюмме.

Она покачала головой и снова высморкалась.

— Сейчас. Я сейчас возьму себя в руки, — сказала она. — Я просто… невозможно представить, как они там вдвоем…

Эрленд прервал ее:

— Ты и так столько всего сделала! Ты даже меня сюда затащила… Боже мой, Турюнн, ты такая замечательная! Так всем помогать, при том, что раньше здесь, на хуторе, тобой даже не пахло. Но сейчас нам надо ехать. Новый год я хочу встретить дома. Все кончилось.

«Нет, — подумала Турюнн, — ошибаешься, все только начинается».

Тур никогда не забудет, что Маргидо выбрал самый красивый гроб. Конечно, он ему достался без наценок, прямо от производителя, но тем не менее. Сам жест. Показать всем пришедшим в церковь, что этого человека любили и ценили.

После отъезда Турюнн он стоял у трактора и вспоминал похороны. Надо думать о чем угодно, только не о том, что через пару часов Турюнн будет за пятьсот километров. Дорогой гроб красного дерева с кованой ручкой, лучше думать об этом. Знала бы мать, сколько денег уйдет на ее похороны! «Она бы наотрез отказалась», — подумал Тур и улыбнулся, представив себе, с каким презрением она бы отнеслась к этому событию. «Дорогой гроб опустят в землю, чтобы он там гнил, а ведь есть вещи куда более стоящие», — сказала бы она.

Хорошо бы Маргидо заехал вечером на чашечку кофе, он знал, что Турюнн, Эрленд и датчанин уехали. Маргидо поступил хитрее Тура. Он попрощался с ними накануне по телефону.

И все равно Тур был ему бесконечно благодарен за похороны, так все прекрасно было организовано. И хотя похороны для Маргидо — просто работа, с родной матерью все по-другому. Прекрасный сборник псалмов, который лежал в церкви, с фотографией хутора на обложке. Необычно, зато правильно. Фотография от матери осталась только одна, сделанная в молодости на паспорт. Маргидо мог выбрать любой готовый рисунок — цветы, например, или пейзаж. Но когда он узнал, что в историческом обществе Бюнеса есть фотографии всех окрестных хуторов для будущей книги, он сделал копию фотографии Несхова.

Как было утешительно сидеть в церкви и рассматривать все постройки на хуторе. Хутор и мать были неразделимы. А снимок сделали солнечным летним днем, стены были ярко освещены, а перед неправдоподобно зелеными кустами вдоль липовой аллеи цвела наперстянка. Торжественно. Именно что торжественно. Никому бы и в голову не пришло, что стены требуют покраски, свет красил их сам собой.

Потом Тур забрал оставшиеся сборники, на удивление, их оказалось совсем мало. И в тоске, и в радости их можно будет вынимать, читать строки псалмов. «Прекрасна Земля, величественны Божественные небеса», видеть ее имя над датами. Как странно было прочитать «Анна» — для него она была просто «мама». «Впервые пенье я услышал, то пела мать у колыбели…» Хорошо, что Маргидо включил эту песню, несмотря ни на что, надо же! Ее редко включают в сборники. Тур с трудом припоминал, как ее исполняли на похоронах, сам он был не в состоянии подпевать, но он никогда не забудет, как песня разносилась по церкви, и пышный гроб утопал в цветах. А сколько пришло людей! Многих он годами не видел. По очереди подходили после похорон с соболезнованиями, каждое рукопожатие так много значило: хотя все занимались своими делами на хуторах, серьезное событие могло всех объединить. Надо, черт возьми, следить за событиями, и если кто-то из стариков умрет, надеть хороший костюм и прийти в церковь. Как говорится, отдать последний долг, ведь достаточно просто прийти, спеть псалмы и потом выразить соболезнования. Не так уж и трудно.

Он забрался на сиденье трактора, завел двигатель и стал расчищать снег. Сначала на дворе, потом на аллее, ведущей к дороге. Он работал долго и тщательно, снег нужно убрать как следует. Ему всегда было грустно смотреть на дорожки, которые зимой уменьшались наполовину. Хозяйская лень! Расчищая снег, он думал о предстоящих днях. До маминой болезни мысли о Рождестве и Новом годе были очень незатейливыми и, как всегда, о свиньях. А теперь появилось столько новых мыслей. Но надо сосредоточиться и придерживаться планов. Забрать поросят у Мари и Миры, чтобы у них снова началась течка, осеменить свиноматок, войти в график, пересчет свиней намечен на первое января, потом Сару придется отправить на убой, в общем, надо заниматься свиньями и не отвлекаться, иначе ему не сдюжить. В доме сидит старик, усыпанный крошками от торта, и приходится ему старшим братом. Лучше об этом не думать. Потому что сразу за этими мыслями приходят дурные мысли о матери и дедушке Таллаке, а их не надо к себе подпускать. Урывками перед сном в эти предновогодние дни на него наваливались образы молодой матери и смеющегося дедушки Таллака. И как они занимались любовью. И делали наследников, потому что старший сын был ни на что не годен. Тогда Тур отмахивался от этих образов, крепко зажмуривал глаза и молился, чтобы на него поскорее снизошел сон. Он хотел вернуться к привычным будням, а к старику в гостиной у него не было сил относиться по-новому. Он был его отцом, и только это и приемлемо. Он сразу так решил, и так оно и будет.