Река - читать онлайн книгу. Автор: Кетиль Бьернстад cтр.№ 21

Мы дошли до Аниной комнаты. И остановились, держа коробки в руках.

— Я ее помню, — кивает Марианне. — Рада, что смогла ей помочь. Наш управляющий департаментом здравоохранения — хороший человек. Карл Эванг. Даже странно, что он занимает этот пост с 1938 года. Этой весной он показал мне письмо, которое он написал одной матери, оказавшейся в трудном положении. Это было в пятидесятые годы. Тогда многое было по-другому.

— А что он ей написал? — спрашивает Ребекка, к моему отчаянию, мне уже стало тяжело держать две коробки.

— Мать поделилась с ним, что ее дочь забеременела от парня, с которым встречалась. Он был студентом и жениться не собирался. Мать опасалась, что дочь решила сделать подпольный аборт, не обращаясь за медицинской помощью. Она просила у доктора Эванга совета, но при той политической ситуации он ничем не мог ей помочь. Лишь шесть лет назад врачи получили право прервать женщине беременность, если ее жизни угрожает опасность. До права женщин на аборт еще очень далеко, если это вообще когда-нибудь случится.

Марианне говорит, словно не сомневается, что Ребекка с нею согласна. Словно тема сама по себе не бесспорна, но явно так важна, что мое вселение в дом Скууга отодвинулось на второй план. А насколько я знаю Ребекку, она во всем согласна с Марианне. Между этими двумя женщинами неожиданно возникает общность, в которую мне нет доступа, независимо от того, что я обо всем этом думаю.

— Да, я видела кое-какие цифры, — говорит Ребекка. — С 1920 по 1929 год в больницу Уллевол попали почти четыре тысячи женщин, которые тем или иным способом пытались избавиться от беременности. Большинство из них предприняли это без врачебной помощи. Больше восьмидесяти из них умерли и намного больше получили более или менее серьезные заболевания.

— Все верно, — говорит Марианне. — Так что через некоторое время добро пожаловать в наш союз.

Наконец мы заходим в Анину комнату. Я замечаю, что нас всех охватывает благоговение, словно мы вошли в церковь. В этой комнате Аня жила всю жизнь.

Мы опускаем картонные коробки на пол.

— Вот здесь я теперь буду жить, — говорю я, чтобы прогнать тягостное чувство.

И слежу глазами за Ребеккой. Она внимательно рассматривает детали. Вернее, их отсутствие. Мне легко понять, о чем она думает. Уютом в комнате и не пахнет. Она выглядит по-спартански, как тюремная камера. В ней нет доброй вибрации, как сказала бы Катрине. Но Марианне поставила в вазу букет розовых гвоздик. Неудачный выбор, думаю я. На страшно тяжелых похоронах Ани, которые состоялись всего через две недели после похорон Брура Скууга, весь пол в церкви был усыпан гвоздиками. Дешевая скорбь, подумал я тогда. Только розы от Марианне и от меня составили исключение.

Мы молчим. Как будто онемели от уважения к покойной. Даже Марианне, выбравшая такой открытый и непринужденный тон, испытывает неловкость. Только теперь я замечаю, что окно выходит на реку. Оно открыто, и я слышу шум воды, доносящийся снизу.

— Как хорошо, — говорю я. — Приятно слышать реку.

— Окно выходит на запад, — говорит Марианне.

— Конечно. — Я вижу, что солнце уже зашло за высокие ели, растущие под окном.

— Мне пора, — говорит Ребекка.

— Может, останешься и поешь с нами? — спрашивает Марианне.

Ребекка мотает головой:

— Я должна встретиться с Кристианом. Это мой жених.

— Тогда не смею задерживать, — с улыбкой говорит Марианне.

Я понимаю, что мне хочется, чтобы Ребекка осталась, что мне страшно остаться наедине с Марианне. Я не знал, что она приготовила ужин.

— Приходи в гости, — приглашает Марианне Ребекку. — Если захочешь, мы вместе послушаем «Ladies of the Canyon».

— С удовольствием, — говорит Ребекка.

Я стою в дверях рядом с моей квартирной хозяйкой и чувствую, что краснею. Ребекка замечает это и, как всегда, спешит поддразнить меня:

— Почему ты покраснел, Аксель?

— Коробки оказались тяжелее, чем я думал.

— Ах, вот в чем дело! — Она демонстративно целует меня в губы. — Желаю удачи, дорогой!

— Спасибо. И спасибо за помощь. Привет Кристиану, с которым я еще незнаком.

— Передам, — говорит Ребекка. — Берегите его, — просит она Марианне, сверкнув глазами. — Заставьте его полюбить Джони Митчелл. Вне дома он совершенно беспомощен. Только и знает, что занимается. Бедняжка. Правда, он слишком много занимается. И даже не знает, кто такие «Битлз».

— Сделаю все, что от меня зависит, — обещает Марианне. — К тому же я не разрешаю заниматься вечером. Ничего другого квартирная хозяйка не может запретить этому молодому целеустремленному человеку.

— Это верно, — соглашается Ребекка. И протягивает Марианне руку. — Спасибо, фру Скууг. Мне было приятно с вами познакомиться.

— Марианне. Зови меня просто Марианне.

— Хорошо, — говорит Ребекка и идет к машине. Машет нам и уезжает в город, в мою квартиру, к своему жениху. Господи, думаю я, что я наделал!

На кухне я вижу, что Марианне поставила на стол бутылку красного вина. Почему меня так интересует вино? — думаю я, с болью понимая, что алкоголь в нашей семье слабое место. Мама выпила много вина перед тем, как утонула в водопаде. Но передается ли это по наследству?

Все лето мне хотелось выпить. Ребекка научила меня пить белое вино. «Оно пробуждает в человеке творческие способности», — говорила она. И была права. Белое вино стимулировало. Когда я пил белое вино, ко мне приходили концертные планы. Я придумывал изысканные программы, соединял композиторов, говорил о еще не прочитанных книгах, о великих симфониях. Красное вино действовало иначе. Оно было как наркотик в крови, давало желанное опьянение, не притупляя чувств. Но от него я становился тяжелым, очень тяжелым. Красное вино хорошо для людей, которые тоскуют по чему-то, чего у них нет, а если и не тоскуют, то хотя бы стремятся отдохнуть от самих себя. Белое вино для людей, которым всегда нужен стимулятор. Есть люди, пьющие красное вино, а есть — пьющие белое. Ребекка явно принадлежала к тем, кто пьет белое вино. А Марианне, наверное, — красное. Что предпочитал я сам, не знаю. Знаю только, что мне нравилось пить вино и что для пианиста это губительно.

Марианне стоит у меня за спиной и читает мои мысли:

— Можешь пить колу, если хочешь.

— Красное вино подойдет.

— Я помню, тогда, в «Бломе», ты заказал красное вино.

Значит, она не забыла «Блом», думаю я.

— Тогда мне было семнадцать, — говорю я.

— Я не знала. Думала, тебе уже восемнадцать. Ты не по годам взрослый.

Она жестом приглашает меня к столу.

— Моя мама любила красное вино, — говорю я.