Спокойный хаос - читать онлайн книгу. Автор: Сандро Веронези cтр.№ 10

Другие родители прибыли как-то все сразу, неожиданно, как будто открылись ворота загона: кто на мопеде, кто на машине, кто пешком, разговаривая по мобильному, и каждый из них создает проблему, все эти проблемы полицейскому одному разрешить не под силу. Сейчас дежурит другой полицейский: тот, которого я видел сегодня утром, сменился. Кто-то пытается припарковать машину во второй ряд перед подъездом школы, кто-то остановил машину прямо посреди дороги и, парализуя движение, спокойно разговаривает со знакомыми, вот у него и до черта работы, чтобы установить хоть минимум порядка. Но где там, проблемы наседают на него со всех сторон, и в двадцать пять минут пятого начинается привычная, хорошо знакомая мне по тем временам, когда я приезжал забирать Клаудию, свистопляска. Хаос. Однако этот хаос — радостный, в нем нет ничего драматического, потому что дети, хотя еще и не вышли из школы, уже начали выпускать наружу вещество, позволяющее им выжить в мире взрослых, что-то вроде натурального антидепрессанта, способного расслабить родителей и вернуть их в детство. И родители становятся соучастниками хаоса, к которому причастны их дети: хаоса в их комнатах, до того, как они наведут там порядок, в их ранцах, когда они приходят из школы, в пеналах, в ящиках столов, в тетрадях; простого хаоса, спокойного в своей основе; дети охотно жили бы в этом хаосе все время, если бы им это позволили; они еще не способны глубоко осмыслить большую часть происходящего, но именно поэтому способны переживать все очень интенсивно. Именно так, сейчас я это понял, все и происходит во дворах начальных школ Западной Европы: родители на некоторое время теряют цивилизованность, сковывающую их поведение, и ведут себя сумбурно, как дети: кто-то рискует попасть под машину, кто-то — потерять собаку, кто-то поцарапать машину, пытаясь втиснуть ее в слишком узкое пространство, а муниципальный полицейский, который в силу служебных обязанностей должен призвать их к порядку, никак с ними не может справиться. Однако стоит только детям, непостижимым образом уже зараженным хаосом, — оборванные воротнички, развязанные на ботинках шнурки, описанные брюки, ободранные колени, флейта, забытая в кабинете музыки, — толкаясь и крича, выйти во двор, как родители тут же пугаются и быстренько возвращаются в подчиняющуюся порядку жизнь, из которой они пришли, и стоит только им переступить порог дома, как снова порядок вступает в свои права.

Как странно, но когда я приезжал за Клаудией в прошлые годы, я не отдавал себе отчет в том, что и я был частью этого абсурдного явления, все время куда-то спешил и старался одурачить полицейского, паркуя машину во втором ряду, и я останавливался посреди дороги перекинуться словечком со знакомыми. Мне казалось вполне нормальным, что в половине пятого здесь всегда начинался невообразимый кавардак.

Открываются двери школы, и изнутри доносятся знакомые трели звонка. Вахтерша Мария умоляет родителей не толкаться в дверях, полукругом выстроиться перед входом. Благодаря ее вмешательству этому сложному братскому стечению народа удается придать форму, отдаленно напоминающую эту геометрическую фигуру. Ясно одно, что хотя сегодня и особенный день, вахтерше Марии эту операцию приходится выполнять каждый божий день, потому что иначе вернувшиеся в детство родители всей кучей толпились бы в дверях. Мать Бенедетты отделяется от кружка мам и переходит дорогу, она идет ко мне, а я ни на шаг не сдвинулся с места, я по-прежнему стою, опершись о свою машину. Я сам исключил себя из соревнования за место в первом ряду. Мать Бенедетты красивая женщина, на вид ей лет около сорока, у нее загадочные с египетским разрезом глаза, волевой подбородок, белокурые волосы коротко подстрижены. На ней коротенькая, как у молоденьких девушек, майка, открывающая полоску плоского, подобранного вокруг пупка, животика. Чтобы так выглядеть, ей, должно быть, приходится много часов заниматься аэробикой. Однако кожа на ее лице сухая, почти увядшая; слишком уж часто она загорает под лампой, и все ради того, чтобы круглый год выглядеть загорелой. У нее ровные, белоснежные зубы, и вот сейчас они засверкали белизной для меня.

— Ну, как прошел день? — спрашивает она, как будто это вполне нормальный вопрос. Если бы она знала, что я целый день проторчал здесь у школы, было бы вполне уместно у меня об этом спросить, но она об этом не знает, и поэтому ее вопрос бессмыслен.

— Нормально.

— Если хочешь, вместе с Бенедеттой я заберу и Клаудию, а потом привезу к ужину?

Вот в сопровождении учителей уже выходят самые маленькие дети, первоклашки и второклассники, они останавливаются в дверях и оглядываются по сторонам. В полукруге, образованном родителями, начинают подниматься руки.

— Не знаю. Давай лучше спросим у них.

— Ведь я это для тебя, если вдруг у тебя дела.

— Да нет. Спасибо. У меня нет никаких срочных дел.

Я даже не знаю почему, может быть, все дело было в выражении моего лица, когда я произносил эту вполне нормальную фразу, или, может быть, просто потому, что это правда, но горестная гримаса сочувствия вдруг искажает ее лицо. Впредь нужно быть осторожней. Буду следить за своими словами и за тем, какое у меня выражение лица, когда я их произношу, если не хочу больше, чтобы мне сочувствовали.

— Ну, что ж, — говорит она, — тогда лучше вам побыть вместе. — Она переводит дыхание. — Повторяю, если когда-нибудь вечером ты будешь занят или не сможешь приехать за ней, позвони мне. Если тебе будет что-то нужно, не стесняйся, правда. Бенедетта и Клаудия такие подружки…

Между тем из-за голов родителей мне удалось заметить, что на порог школы уже вышли и дети постарше, из третьего и четвертого классов. Кое-кого из детей учителям приходится удерживать силой, иначе бы они наугад нырнули в кучу родителей, долго не раздумывая, где искать своего папу или маму. Учителя смотрят по сторонам и не отпускают детей до тех пор, пока те не увидят своих родителей или нянек, которым поручено забрать их из школы, пока те не поднимут руку и не поприветствуют своего ребенка. Тогда они его отпускают и указывают, куда ему нужно идти, но почти всегда ребенок уже сам об этом знает.

— Спасибо, — говорю я и, желая назвать ее по имени, вдруг осознаю, что не помню, как ее зовут (Барбара или Беатриче?), и мое «спасибо» повисает в воздухе, а я вынужден импровизировать. — Очень любезно с твоей стороны.

— И без стеснений, ладно? — настаивает она.

Часто дети замечают своего родителя раньше учительницы и тормошат ее, чтобы привлечь к себе внимание, пока она занята поисками родителя другого ребенка, и тем самым они нарушают спланированный ею порядок выполнения последнего в этот день служебного долга — передачу детей с рук на руки; передачи накладываются одна на другую, и хаос, царящий во дворе, подступает к дверям школы.

— Знаешь? — говорю я, — это похоже на аукцион.

— Что?

Подбородком я указываю на двери школы.

— Посмотри! Детей передают родителям, как будто ведут торги на аукционе.

Мать Бенедетты поворачивает голову к дверям и внимательно смотрит.

— Кажется, что детей продают с аукциона, одного за другим, а родители торгуются за них, поднимая руку и делая свое предложение. Учительница отдает их тому, кто больше дал, и, в конце концов, этим счастливцем всегда оказывается родитель ребенка.