Побудь здесь еще немного - читать онлайн книгу. Автор: Анна Андронова cтр.№ 39

Хозяева домашних псов обходят остров стороной, нечего там делать. Им хватает своей компании. Нечего делать благовоспитанным диванным псам в обществе этих лохматых разбойников. Еще научат плохому или уши оборвут. Домашние обитают во дворе.

Вот эта пара. Много лет вместе — на работе, дома, на прогулке, на отдыхе. Под ручку. Роза и Коля. У них Гамлет, он же Гоша, он же Гога, он же Дусик-Мусик — черный ризеншнауцер. Глаза-бусины сверкают из-под растрепанной челки. Гоша нервный, шумный, вспыльчивый, холерик — издержки чистоты породы. Дома на каждый звук реагирует отчаянным лаем с подвывом, вскакивает со своего места под вешалкой, с грохотом подбирая длинные лапы. С Гошей гулять под ручку не получается. Он ревнует Розу к Коле. Безумно. Собаки женского пола его не интересуют. Гоша однолюб. На ходу он слегка оттирает Колю плечом от дамы своего сердца, зорко следит, чтобы ни одна муха не пролетела ближе, чем в метре. Коля, конечно… Хозяин. Имеет право дернуть за ошейник и вообще поводок пристегнуть, прикрикнуть, скомандовать. Если они вдвоем — пожалуйста. И сидеть, и лежать, и ко мне, лапу дам любую, обе могу дать. Но если рядом Роза, ситуация меняется. Коля превращается в соперника.

Тяжелее всего дома — тесновато. Коля постоянно оказывается в непосредственной близости от возлюбленной. Тут — сразу подбежать. Ткнуться под руку головой, напомнить о себе. Вечером все у телевизора. Роза на диване, Гоша в мыслях тоже на диване, конечно, но реалии нашей жизни таковы, что — у дивана. У ног хозяйки. Полная готовность, того и гляди, Коля присядет рядом. Возмущенный лай — у него есть кресло! У Гоши, правда, тоже подстилка под вешалкой, но он делает вид, что это просто коврик. Голову — Розе на колени. Борода у него ничуть не хуже Колиной, а брови, так вообще не сравнить! Счастье.

Ночь — время позора и поражения — хозяева закрываются в спальне. Вместе. Боже, Боже! Раскладывают диван! Дверь закрыта, никак не подлезть лапой, как назло открывается наружу. Несколько тяжелых вздохов. Стоит только Розе ночью выйти на кухню попить или в туалет — Гоша тут как тут. Вьется, поскуливает, гремит когтями по полу, шумно фыркает. Моя, моя! Вышла! Роза пару раз упала спросонья, но куда ж его девать, бородатого! Гоша знает, что ночью лаять нельзя, можно схлопотать от любимой тапкой по попке. Зато утром, когда Коля уйдет в большую комнату делать зарядку — триумф! Дверь открыта, одним прыжком на кровать: «Урра! Урра!» Лижет лицо. Завтрак с любимой. Каждому отдельный бутерброд. (Ему первому.) Все-таки он Гамлет, принц Датский. Роза-Офелия греет на плите похлебку…

Любовь любовью, смех смехом (это на случай, если кому-то смешно), но Гамлета выгуливают вдали от других собак. В драке он страшен и безрассуден. Не растащить.

И вот эти двое тоже гуляют отдельно.

Двое. Появляются из-за ограды детского садика. Старик и исполинский дог того же возраста. Имя старика неизвестно, говорят, он бывший врач, или ученый, или летчик-испытатель. Он очень стар. Белоснежные волосы откинуты с высокого лба, морщины. Тяжелая походка. У собаки не походка — поступь, неспешный шаг усталого льва. Человек опирается на трость, сутулый. Пес тоже сутулый, ошейник ему велик (раньше там были мышцы на шее…). У них одинаковые костистые лица, брылья щек опущены вниз. «Что, Доги, посидим?» Доги согласно моргает, хвост-хлыст идет вправо. «Посидим», — хвост влево.

Хозяин достает из внутреннего кармана пальто очки и свернутую газету. Доги внимательно следит, будто ждет, что сейчас и ему выдадут такие же очки в роговой оправе и «Известия». Читают. Потом просто отдыхают. Старик-человек складывает на набалдашнике трости большие худые руки. Старик-пес складывает ему на колени большую голову. Столько лет вместе. Кто варит им похлебку дома? «Пойдем, Доги?» (Хвост путешествует от правого бока к левому и обратно.) Встают. Уходят. Головы гордо подняты. Как Понтий Пилат и его собака. Идут, проходят мимо и сквозь, думая о своем. Мимо шавок. Мимо овчарок. Мимо ротвейлеров. Все почтительно расступаются — люди и звери, дают дорогу.

Два пекинеса Тмин и Кушка замирают, как изваяния. Ветер колышет пушистую шерсть, хвосты и мордочки развернуты в одной плоскости. Их хозяйка больна, очень больна. Она никогда не выходит на улицу и почти ничего не видит. Весь день она проводит одна, только с собаками. Они ее собеседники и друзья. Муж, бедняга, подарил песиков, когда она еще только начала слепнуть, а он только начал зарабатывать наконец хорошие деньги. Вот и подарил ей норковую шубу молочного цвета и этих китайцев.

Место их обитания теперь не Китай, а Женина кровать (женщину зовут Женя). Они играют, чтобы развлечь ее, греют мерзнущие ноги. Тмин умеет находить потерянный в подушках телефон и пульт от телевизора. Кушка не такая смышленая, но какая ласковая! Они гуляют два раза в день, утром и вечером. Их выводит Женин сын.

Сын привык, или ему кажется, что привык. Он студент, носит широченные штаны, уши всегда заткнуты ракушками плеера. Мама не видит, а он не слышит. Учится, выгуливает китайцев. Китайцы прохаживаются сами по себе. Сын слушает музыку.

Рядом его приятель с котом на поводке. Просто парень, просто с котом. Кот рыжий, поводок специальный — проходит под брюхом и застегивается на спине. Б-рр, чего только приходится терпеть! Кот — свободное животное, ночное, хищное. Если бы не шлейка, он пролез бы под заборчиком палисадника и дальше вдоль дома до площадки пред помойкой, где ходят тупые жирные голуби. Он пробрался бы тихо, прополз на мягких лапах, и тогда…

Его хозяин много лет мечтал о собаке. Теперь он учится в институте, подрабатывает по вечерам, снимает квартиру. Собака бы страдала дома без прогулок. А кот не страдает? По крайней мере, у него есть газетка в туалете. Вечером приходится торчать здесь на асфальте всеобщим посмешищем. Кот раздраженно отворачивается. Китайцы предусмотрительно отходят в сторону.

Третий в их компании — пятиклассник Дима. У него щенок долматинца с разными глазами. Один — коричневый, другой — голубой. (Как раз такого хотел в детстве хозяин кота.) Из-за помех в экстерьере долматинец стоил не в долларах, а в рублях, и мальчику его купили. Он для любви, а не для выставок. На выставку его не возьмут, а в любовь уже взяли. Дима хвастается пластиковым шариком с рожками — новой игрушкой для щенка.

Катя Соколенкова таких игрушек домой перетаскала кучу, но ни одна из них не заменила ее воспитаннику живого вкуса драки, упоение боя.

Катя преподает английский язык, ездит по ученикам. Дети учатся во вторую смену, утром занимаются языком. После обеда у нее взрослые группы на курсах, вечером возвращаются домой дети, которые учатся в первую смену. Они обедают и с новыми силами берутся за английский. Катя любит свою работу, детей она тоже любит. Ее конек — малыши. Три — четыре — пять лет. Игры, песенки. «This is a boy. This is a girl». Дома — a girl, девочка четырех лет, Настенька, и мама — Нина Петровна. Катя подходит к занятиям серьезно. Нина Петровна так же ответственно подходит к воспитанию внучки. Вечером все вместе, они клеят картинки для Катиных уроков — домики, игрушки, животных. This is a cat. This is a dog. A dog тоже имеется. Фокстерьер Ромочка.

Три года назад, почти сразу после рождения Настеньки от Кати ушел муж. Прожили они вместе девять лет, не хвост собачий, но если говорить честно, Катя их расставания почти не заметила. Столько было хлопот с девочкой. У нее была родовая травма, три месяца не снимали с шеи специальный воротник. Три месяца вообще не спали. Катя немножко дремала только днем, когда ненадолго после работы приходили мать или свекровь. Шея сменилась дисбактериозом, дисбактериоз — врожденным вывихом бедра, бронхитом, гриппом с осложнениями, потом в поликлинике случайно перепутали анализ и подозревали у Настеньки где-то какой-то незапланированный сахар… Все это катилось, как огромный снежный ком, увлекая за собой Катю, не давая опомниться и оглянуться. Единственное в тот период было незыблемо — те пять кружек чая с молоком, которые надо было выпить в течение дня, чтоб было молоко. «Иначе все. Если еще будут бутылочки — сойдешь с копыт». Это мамино любимое было выражение «с копыт». И Катя пила, и кормила, и сцеживала, и ходила ночами по кругу маленькой комнаты с девочкой на руках, и размешивала по часам таблетки в чайной ложечке. И массировала маленькие ножки, и стирала, и гладила, и засыпала за кормлением на десять минут, как проваливалась… Но ни на одну минуту ни разу не появилось мысли, что это ей не нужно и хорошо бы, чтобы этого не было вообще.