Запретное чтение - читать онлайн книгу. Автор: Ребекка Маккаи cтр.№ 30

Чтобы избавиться от «Славной Австралии», которая застряла у нас в головах, я включила радио и поискала какую-нибудь хорошую музыку. Иэну ничего особенно не нравилось, пока я не наткнулась на какую-то христианскую волну.

— Сделайте погромче! — закричал он. — Обожаю эту песню!

И он стал подпевать:

Вот Иисус пошел, оу-оу!

И на гору взошел, оу-оу!

Но все дальше шел, ше-ол!

Все дальше ше-о-ол!

Это было похоже на что-то из девяностых, композицию какой-нибудь группы из Сиэтла, только почему-то с текстом про Иисуса.

— Откуда ты знаешь эту песню? — спросила я.

— А, ну я хожу в такое место. Занятия, для детей. Нормальное место. И там мы слушаем музыку, а наш руководитель иногда приносит гитару.

Мне не хотелось проявлять слишком большой интерес к этой теме, но я подумала, что Иэну будет полезно об этом поговорить.

— А чем еще вы там занимаетесь? — спросила я.

— Ну так, разным. У нас там всякие учебники с заданиями, книжки читаем… Еще играем во всякие спортивные игры. В основном в футбол, только нам запрещают перехватывать мяч.

Я отвернулась к окну, чтобы Иэн не увидел, как я закусываю губу, чтобы не рассмеяться. Мне стало смешно, в первую очередь из-за того, что я представила себе Иэна играющим в футбол. Как-то у нас в библиотеке проходил День семейного досуга, и я попыталась бросить Иэну воздушный шарик, а он от него увернулся. А еще меня насмешило, что на этих их занятиях игрокам в футбол не разрешают перехватывать мяч у противника.

— Там и уроки какие-то есть?

— Ага, это что-то типа воскресной школы. Только, наверное, повеселее, потому что туда можно ходить в джинсах.

— И что, хорошие вещи вам там преподают? Ты веришь всему, что они говорят?

Он опустил солнцезащитный козырек над своим сиденьем и посмотрел в зеркало, втянув щеки и изобразив рыбу.

— Ну, — сказал он. — Там ведь все из Библии, так что все правда.

С таким утверждением не поспоришь — не нападать же с критикой на всю его религию. Печально в этом признаваться, но главной причиной моего нежелания спорить было не стремление понять чувства Иэна, а чистая стратегия: если он на меня рассердится, ему ничего не стоит воспользоваться первым же телефоном-автоматом, который нам встретится, и выдать меня полиции.

Поэтому, вместо того чтобы вступать с ним в спор, я сказала:

— Я знаю такие школы.

Этим заявлением я предлагала Иэну пропустить неловкую часть объяснений и рассказать мне побольше.

Но он ничего не сказал, а только сидел и молча смотрел в окно.

Иэн снова заговорил, когда ему захотелось спросить про наклейку с российским флагом на заднем стекле моей машины. Ее приклеил туда прошлым летом отец в приступе национальной гордости. Примерно в то же время он начал спрашивать меня, не хочу ли я сменить фамилию обратно на Гулькинову. Сам он и не помышлял о смене фамилии: многочисленные деловые партнеры знали его под именем Гулл и могли запутаться. Ну а в моем случае, говорил он, никто не заметит разницы.

Отец мог подолгу рассказывать о каждом звене рода Гулькиновых, от знаменитого воина-ученого с насаженной на копье головой и дальше по списку. Он носил на указательном пальце правой руки золотой перстень с семейным гербом, как это делают европейцы с длинным списком деловых авантюр.

— Этот парень, — не раз говорил он мне за долгим субботним завтраком, когда я была еще ребенком, — был совершеннейшим сумасбродом, сначала делал, а потом уже думал.

Отец покручивал перстень на пальце, пока тот не соскальзывал с руки — казалось, один из пальцев лишается бронзового сустава. И продолжал:

— Следующий Гулькинов был его сыном: когда враги пришли, чтобы отомстить и убить единственного наследника великого воина, он спрятался в поле пшеницы. Они-то считали, что найдут его дома, а он ушел на поиски счастья и процветания и домой вернулся только через двадцать три года. Следующий Гулькинов ринулся в бой на своем бравом коне и за один день истребил сорок человек. После чего царь сделал его своим фаворитом.

К тому моменту, когда отец добирался до революции большевиков, я обычно уже впадала в ступор, но вскоре начиналась самая интересная часть — о его отце и о нем самом. Мой дед, изнуренный голодом человек с огромными круглыми ушами, чье широкое лицо было едва различимо на мутных фотографиях, сумел хитростью добиться расположения Сталина лишь для того, чтобы совершить в отношении Дядюшки Джо какое-то непростительное преступление, отец никогда не мог толком рассказать, какое именно, и это меня ужасно раздражало. Долгие годы я развлекала себя самыми разными версиями: может, он стащил забытое Романовыми яйцо Фаберже? Или увел у Сталина возлюбленную? Но потом сообразила, что, если бы там действительно произошло что-нибудь настолько увлекательное, мой отец-сказатель давным-давно превратил бы это в прекрасную легенду, приукрасив и преувеличив все, что только можно. На самом же деле речь, вероятно, шла о неуплате налогов или каком-нибудь внутрипартийном конфликте. Так или иначе, дед после этого взял коробку сигар, бутылку водки и смену одежды и сообщил жене и восьмилетнему сыну, что уезжает в Сибирь, прежде чем его отправит туда Сталин. На этом история о нем обрывалась, и все свое детство я представляла себе, как в один прекрасный день в дверь нашей чикагской квартиры постучат и войдет он — в поросшей инеем шубе, с ледяными сосульками в густой бороде. Отец утверждал, что дед спустя несколько лет умер в Новосибирске, но у меня было на этот счет собственное мнение.

Старший брат отца, Юрий, погиб при попытке перебежать через румынскую границу, больше я ничего о нем не знала. На одной из семейных фотографий отец был изображен рядом с братом, и каждый раз, показывая мне этот снимок, отец говорил:

— А это мой брат Юрий, он погиб при попытке перебежать через румынскую границу.

Точка.

Дальше следовал рассказ о судьбе отца: в то лето, когда ему исполнилось двадцать, через неделю после того, как сосед обнаружил его подпольную шоколадную фабрику, отец как-то ночью выглянул в окно и увидел двоих мужчин в коричневых плащах — стояли, склонившись над багажником его машины. Машину собрал из запчастей брат Юрий, и они с отцом пользовались ею по очереди. Когда час спустя отец решился выйти на улицу, он обнаружил в выхлопной трубе автомобиля картофелину. Кто были эти люди и почему они пытались убить отца с помощью заткнутого в трубу овоща, вместо того чтобы увести его из дома посреди ночи, как поступали со всеми остальными, я так до конца и не разобралась. Так или иначе, отец вытащил картофелину кухонными щипцами, упаковал одежду в сумку, поцеловал сморщившиеся от курения губы матери и поехал к Волге, а там спрыгнул с причала на торговое судно, две минуты висел, держась за веревку, свисавшую с борта парохода, а потом сорвался в реку, умудрившись сломать себе ногу. В воде он почти сразу потерял сумку, а затем набрал в легкие как можно больше воздуха, лег на поверхность и недвижимым бревном поплыл по течению.