Госпожа трех гаремов - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Сухов cтр.№ 78

Бекир, смотритель казанской библиотеки, остановился за спиной Нур-Али:

— Что будет дальше, господин?

Господин… Теперь даже ближние называют его повелителем. А тот ли он человек, который нужен сейчас Казани? Уж не подшутил ли над ним Аллах или, может быть, Всевышний решил ввергнуть его в еще более страшное испытание?

— Если бы я знал, почтеннейший, — хмуро обронил Нур-Али. — Я один. Нет мурз, эмиров. Остались только стены Казани.

— Ты забываешь, господин. — Нур-Али уловил в голосе Бекира перемену, тот словно сомневался: а достоин ли эмир этого обращения. — Казань — не только мечети и крепостные стены. Казань — это еще и люди, которые будут защищать свои улусы.

— Ты прочитал все великие книги, мудрый Бекир. Что же ты мне посоветуешь?

— Казани действительно сейчас нужна не одна голова. Я думаю вот что: следует отписать на Круглую гору эмиру Микулинскому, что мы рады служить урусскому царю за его жалованье, но не будем принимать его до тех пор, пока в Казань не прибудут Чура Нарыков и сеид Кулшериф. А там, — провел по лицу узкими ладонями Бекир, — пусть все решает Аллах.

— Хорошо, — согласился Нур-Али, — я поступлю так, как ты советуешь.

Кулшериф и Чура Нарыков встретили свое освобождение спокойно, и вообще — разве можно считать себя пленниками, оставаясь на земле предков!

— Можете ступать, ворота отворены. И не позабудьте главное: вы обещали служить честно, ежели Шах-Али со стола казанского уберем.

Чура Нарыков едва наклонил красивую, тронутую легкой сединой голову, прощаясь с князем Микулинским, толмача не удостоил даже взглядом.

— Татарин-то гордец, — хмыкнул обиженный толмач. — Ну ничего, поговорим мы еще!

— Ты уж попридержал бы язык, Степка! — неожиданно рассердился на холопа князь Семен Иванович. — Теперича казанцы — слуги московского государя, за жалованье у него служить станут!

Сеид и Чура Нарыков прибыли в Казань ночью. Мосты были подняты, город безмятежно спал.

— Караул! — крикнул в ночь Чура. — Опустите мост, здесь карачи казанские дожидаются!

Не сразу был услышан голос эмира. Сначала в глубине башни через узенькие бойницы вспыхнуло красноватое пламя факела, брызнув снопом искр, а потом сердитый голос спросил:

— Кто?

— Это Кулшериф и эмир Чура Нарыков.

Цепь, будоража ночь, раздосадованно заскрежетала, словно была против визита поздних гостей, а потом мост мягко уткнулся краем в противоположный берег рва, приглашая сеида и эмира в город.

— Пойдем, Каратай, — ласково потрепал по гладкой холке своего коня Чура Нарыков. — Вот мы и дома.

Жеребец, послушный хозяйской ласке, ступил на бревенчатый мост и весело зацокал подковами по толстому тесу.

Нур-Али выглядел растроганным. Он первым сделал шаг навстречу, крепко приобнял сеида и Чуру, проводил гостей к себе, щедро из своих рук налил в пиалы кумыса.

— Урусы готовятся войти в Казань? — разомкнул он уста.

Чура Нарыков посмотрел на Нур-Али, который двумя пальцами отламывал бухарские сладости, а потом ответил:

— Урусский царь силен. Сейчас самое разумное — это присягнуть царю Ивану.

— Ты изменил свое мнение, Чура? — Эмир ополоснул сладкие руки в тазу.

— У меня было для этого время, уважаемый Нур-Али. Если мы не сделаем этого сейчас, то через неделю полки урусского царя будут стоять под стенами Казани. Мы должны спасти наших детей.

Сеид отставил пиалу с кумысом в сторону, но чаша неловко опрокинулась набок, и белые густые струйки потекли на пол, заливая крылатого дракона, выложенного зеленой мозаикой.

— Мы сильны, пока у нас есть наша земля и наш город, — заговорил Кулшериф. — Я боюсь представить, что может случиться с нашим народом, если мы лишимся всего этого. Как только гяуры войдут в Казань, так они тотчас разрушат наши мечети, веру нашу предадут греху, а детей и жен наших заставят поклоняться чужому богу. Боюсь, что в этом случае нам не отвоевать не то что Горную сторону, но даже не выставить гяуров из города.

— Важно, чтобы гнев не помутил разум. Будет лучше признать царя Ивана своим ханом, чтобы потом стать свободными, — повторил свою мысль Чура.

Сеид и Чура Нарыков выжидающе посмотрели на Нур-Али.

— Сейчас мы должны принять над собой власть царя Ивана, чтобы спасти Казань, — заключил хозяин дома. — Аллах всюду, и мы должны помнить о том, что у нас есть друзья. Девлет-Гирей и султан Сулейман не оставят нас своей милостью.

— Пусть будет так, — согласился сеид.

На другой день почти все находящиеся в столице казанские вельможи выехали на Круглую гору.

Город подивил мурз своей прочностью. Крепкие дома, мощные крепостные стены — видно, что гяуры их складывали на века.

В Иван-городе была толчея: без дела сновали отпущенные на волю христиане и для порядка, с бердышами на плечах, прохаживались по улицам стрельцы. В церквах священники горланили псалмы, в нос ударил запах ладана.

Князь Микулинский вышел на широкое деревянное крыльцо и челобитием приветил казанских мурз. Следом за Микулинским повыскакивали дьяки и, напустив на себя ученый вид, наперегонки пустились в поклоны.

— Милости просим, — басил князь. — Хлебосол на столе расставлен, вас дожидается.

Мурзы, позабыв недавнюю робость, вошли в дом. Толстые ядреные девки подавали пиво, мед, на подносах приносили мясо и пироги с капустой. Угощение было щедрым.

— Якши, — щелкали карачи языками и не без удовольствия наблюдали за крепкими девками, беззастенчиво таращились в их широкие лица и добавляли с чувством: — Бик якши! Очень хорошо.

Утром казанцы давали клятву на верность московскому государю Ивану Васильевичу.

— Пусть по своей вере присягают, — настоял князь Микулинский. — И пускай книжку свою священную целуют.

Казанские карачи становились коленями на модельный коврик, простирали руки кверху и долго твердили суры из Корана, из коих князь Микулинский понимал только «Алла», после чего объявляли, что клятва состоялась.

Сеид приносил присягу вместе со всеми мурзами, а потом произнес заключительную речь:

— Да пошли на нас свой праведный гнев, великий Аллах, если мы по злому умыслу или случайно нарушим клятву, данную царю Ивану. Пусть же и после смерти нам не будет прощения и тела наши будут страдать, а души скорбеть о содеянном бесчестии. Если мы нарушим клятву, данную на верность царю Ивану, то пусть сразу попадем в джаханнам, [72] где гореть нам в вечном огне и быть связанными цепями, и есть нам тогда плоды дерева заккум, которые подобны головам шайтанов, и пить нам тогда гнойную воду и кипяток, который рассечет все внутренности. А потом, если мы нарушим эту клятву, терпеть нам стужу, чтобы наше тело трескалось на холоде и кровоточило. Амин!