Апокриф - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Гончаров cтр.№ 89

Вместо морального удовлетворения от честно проделанной работы Тиоракис обрел неприятную основу для раздумий о том, насколько он виноват в увечьях совершено невинного человека. Особенно его расстроило, что он получил-таки своего рода благодарность, но не от того, от кого хотел бы. Гамед сообщил ему, что руководство боевой организации очень довольно споро и чисто проделанной работой по пополнению арсенала. Однако показать, что достигнутый боевиками успех его вовсе не радует, Тиоракис тоже не мог. Поэтому он отреагировал на слова Гамеда маской спокойного достоинства: дескать, суровый боец не придает особого значения мелкому делу и не преувеличивает своей роли в нем.

Достаточно быстро Тиоракис смог сбалансировать свое душевное состояние, найдя оправдания и для себя, и для дела, служить которому он взялся, несомненно, по собственному желанию. «Операция еще только развертывается, — объяснял он сам себе, — мне удалось осветить для «конторы» только самый краешек «Фронта». Если за него дернуть, — краешек оборвется и только. Большая часть террористической сети останется неповрежденной, не говоря уже о ее ядре, о котором я практически ничего не знаю. А вот продолжение моей миссии, как разведчика во вражеском лагере станет, скорее всего, невозможной. Высчитать виновника провала в этом случае сможет и полный дурак. А баскенцы вовсе не дураки. Другого агента в «ФОБ» у «конторы», возможно, и нет, а следовательно, боевики в будущем могут причинить гораздо больший вред… И ни в чем не повинных людей в итоге может пострадать гораздо больше… И гораздо сильнее….»

Эти рассуждения, скорее всего, были абсолютно верны, но картинку из теленовостей: фигуры в медицинских комбинезонах деловито загружают в машину скорой медицинской помощи носилки с окровавленным, стонущим человеком, — не удавалось окончательно свести из памяти, и она постоянно напоминала о себе, как некое размытое, но вполне узнаваемое клеймо.

Тиоракис продолжал таскать каштаны из огня для баскенцев (во всяком случае, так баскенцы из «ФОБ» думали), зарабатывая себе авторитет идеального связника и курьера. Ему все больше доверяли, тем самым неизбежно засвечивая все большее и большее число звеньев своей организации.

* * *

Гамед дал понять Тиоракису, что его очень ценят и пекутся о безопасности своего ценного помощника. Гамед даже не рекомендовал, а потребовал, чтобы Тиоракис прекратил где-либо и как-либо высказывать идеи сепаратистского характера и вообще изобразил бы, если и не деятельное раскаяние в своих «националистических заблуждениях», но, как минимум, полную потерю интереса к этой теме. Афишировать связи с баскенцами ему было запрещено с самого начала, ибо это был самый прямой путь попасть под пристальное наблюдение спецслужб и сводило на нет почти все преимущества использования иноплеменника в баскенских делах. Сам Гамед общался с Тиоракисом по лично разработанной конспиративной схеме и чрезвычайно гордился ее эффективностью: никаких признаков, что его протеже попал в поле зрения гэбэровцев, не обнаруживалось. Оно и понятно.

В какой-то мере Тиоракису стало, если не легче, то, во всяком случае, проще работать. Ему теперь не требовалось на людях постоянно держать себя в тонусе и демонстрировать свой «националистический радикализм». То есть, хотя бы в этой части своей жизни он мог оставаться почти что самим собой.

На подколки университетских товарищей, интересовавшихся, куда так быстро улетучился его политический запал, он только вымученно усмехался и вяло отшучивался: мол — ничто не вечно под звездами. Даже до предела обозленный на него редактор многотиражки сам как-то остановил Тиоракиса, пытавшегося с виноватым видом проскользнуть мимо, и, отечески потрепав за плечо, произнес несколько примирительных фраз: «Я слышал, вы взялись за ум, молодой человек? Ну, ну! Не переживайте так, по молодости случается… Зайдите как-нибудь., поговорим. Может быть, снова попробуем сотрудничать?» Тиоракис кивал, сокрушенно вздыхал и думал: «Подпустить или не подпустить для него слезу? Хотя нет, лишнее… наигрышем отдает…»

Мать тоже подуспокоилась. Уж дома-то он с особенным удовольствием дал понять, что его националистическим эскападам пришел конец, А когда, в связи с этой темой, его на язычок подцепила сестра, пришедшая в материнский дом со своим супругом (она недавно вышла замуж), Тиоракис довольно резко оборвал ее: «Все, Совиле! Это забыто! Если не хочешь поссориться, — не вспоминай».

Свои довольно частые и довольно длительные отлучки из дома Тиоракис объяснил для близких весьма благородным образом. Он нашел себе подработку — подменяет заболевших или находящихся в отпуске сопровождающих вагонов-рефрижераторов. Разного рода временные заработки вовсе не были редкостью, а скорее являлись традицией для студентов университета. Ею не брезговали даже дети весьма состоятельных родителей. Это считалось хорошим началом жизненной школы. Поскольку «подработка» и связанные с ней отлучки никак не повлияли на успехи Тиоракиса в обучении, и он успешно перешел на предпоследний курс, госпожа Тиоракис недолго беспокоилась по этому поводу. Наоборот, ей было приятно, что мальчик начал сам зарабатывать какие-то деньги. А деньги у Тиоракиса водились. Его настоящая работа регулярно и уже очень неплохо оплачивалась.

* * *

Роман с Леттой все более и более принимал вялотекущую форму. В один прекрасный день Тиоракис почувствовал, что отношения с ней стали его несколько тяготить.

Впоследствии, не раз и не два поймав себя на этом же, он убедился, что ощущение не случайно, и попробовал как-то проанализировать возникшую ситуацию. В результате, Тиоракис честно признался себе, что его чувство к Летте вовсе не так сильно, как он это полагал некоторое время назад. Не готов он был идти ради него на такие жертвы, на которые способны пойти по-настоящему любящие люди. И все это потому, понял Тиоракис, что есть человек, которого он любит больше. И этот человек — он сам.

Тиоракису хватало и того, что приходилось сопротивляться стрессу, в основе которого лежала неизбежная нервная дерготня, связанная с выполнением опасной тайной миссии. Поэтому, переживания, коими Летта могла в изобилии снабдить (и исправно снабжала) жизнь любого находившегося рядом с нею мужчины, для психики Тиоракиса становились совершенно лишним дополнением.

Эти переживания не имели никакого отношения к ревности, хотя Летта, в силу своей, продолжавшей оставаться неодолимой, привлекательности для представителей иного пола, давала (и даже старалась давать) для этого массу поводов. Однако Тиоракис именно этого чувства был лишен, по-видимому, начисто. Его основательно раздражало и даже злило не то, что любимая женщина является предметом вожделения для других мужчин (это ему как раз-таки нравилось), и не то, что она позволяет себе кокетничать со своими многочисленными поклонниками, а то, что она стала проявлять какую-то неаккуратность… или небрежность, что ли, в отношениях с ним, Тиоракисом. В собственных его глазах это ставило под сомнение факт обладания любимой женщиной в том, конечно, весьма своеобразном понимании «обладания», какое было ему присуще.

Тиоракис не стремился быть ни собственником, ни повелителем, ни даже просто ощущать себя единственным мужчиной своей избранницы.