Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Эрлер cтр.№ 101

Он все шутил. Ему было до шуток, он радовался предстоящему походу, его притягивала опасность, борьба. Ну что за человек! «Такой человек», — это гениальное Гефестионово. «А я что за человек? Плачу вечно, как невеста пред свадьбой, цепляюсь за него лианой, пью его соки, живу за его счет».

— Не те силы, — повторил Александр, с выжидательной улыбкой глядя на Таис. — Как я понял, я даже завтрак не заработал.

Таис очнулась от своих мыслей, поспешно встала с постели и пошла накрывать на завтрак.

Он ел, а Таис рассматривала его. Она знала каждое его движение — как он говорит, клонит голову, бросает короткий взгляд, трет нос, держит ложку, притоптывает ногой, — знала, как он все это делает, и любила это без ума.

— Таис, прекрати заглядывать мне в рот, когда я ем. — Они рассмеялись. — Так-то лучше, не печалься, прошу тебя, все будет хорошо.

В день выступления, передавая ее из рук в руки Неарху, Александр, в полном вооружении (она по-прежнему побаивалась его в таком грозном виде), окруженный адъютантами, прекрасный и уже недоступный, обратился к ней напоследок:

— Я не хочу, чтобы ты бездельничала (понимай — скучала) и даю тебе поручение. Поможешь Клеомену записать сведения о религии, обычаях, землях маллов, ты в них скорее разберешься. И не вздумай отлучаться одна, не подводи Клеомена. Все. Иду, надо еще с Гефестионом попрощаться. Не забудь о поручении.

— Привет Гефестиону и поцелуй его за меня, — сказала Таис ему вслед.

— Куда? — Александр обернулся, глаза улыбнулись из-под шлема.

— В его прекрасные черные глаза.

— С каких пор у него глаза почернели?

— С каких пор я о твоих поручениях забывала?

Александр рассмеялся, ему понравилось про черные глаза.

«Афина Воительница! Храни его!»

Не зря так болело сердце Таис, предчувствуя недоброе, «змею в траве». Александр, осаждая город маллов, одним из первых взобрался на городскую стену по лестнице, которая проломилась, и ему ничего не оставалось другого, как спрыгнуть вовнутрь. Пока искали другую, македонцы не смогли сразу последовать за Александром. Так он оказался в крепости один с тремя телохранителями, один из которых был сразу убит. Им пришлось отражать яростные атаки маллов, которые узнали Александра по белым страусовым перьям на шлеме и яростно набросились на него всеми силами. Александр был тяжело ранен отравленной стрелой в грудь. Телохранители Леоннат и Певкест успели прикрыть его щитами, пока не подоспела подмога и Александра не вынесли из боя.

Врач Критодем Косский расшатал и вытащил метровую стрелу с зазубринами на острие, которая задела ребра, диафрагму и частично легкое. С трудом удалось остановить кровь. Рану продезинфицировали вином и порошком из листьев персика. Александра, ненадолго пришедшего в чувство, напоили маковым отваром, отдав его на произвол Гипноса и Морфия, молясь, чтобы его организм и на этот раз справился с серьезным ранением.

До речного лагеря сначала дошел слух о его смерти и вызвал панику среди солдат. Они так привыкли, что царь всегда с ними, что они видят его каждый день, что он неустанно занимается их делами, принимает решения, знает ответ на любую хитрость врага, сражается на самом горячем участке боя и всегда ведет их к победе. Они понимали, что никто, кроме Александра, не выведет их из этих вражеских краев, только ореол непобедимости и божественности, окружающий Александра, заставляет варваров подчиняться. Без него они потеряны. Без него они — ничто.

Письмо, написанное слабой рукой Александра, македонцы посчитали фальшивкой, но Таис узнала его почерк. Она бы узнала его руку, даже если бы он провел линию или поставил точку. Чтобы успокоить солдат, слабого Александра пришлось на корабле доставить в лагерь.

Подплывая, царь приказал убрать занавески, чтобы его увидели воины, как муравьи облепившие берег. Но он был так неподвижен и бледен, что македонцы приняли его за труп. И только когда он поднял руку и помахал им со своего ложа, крики радости сменили напряженную тишину, заблестели слезы облегчения в глазах его «орлов», и они бросились в воду, не дожидаясь, когда корабль причалит. Бурная любовь солдат, проявленная при встрече, оказалась именно тем лекарством, которое вселило в него силы.

Александр не был бы Александром, если бы не инсценировал свое драматическое возвращение в лучших традициях самого себя. Он отказался от носилок и, приказав подать коня, добрался верхом до своего шатра под ликование пришедших в восторг от его силы воли и духа солдат. «Слава божественному Александру, да здравствует божественный Александр!» Никто из них не видел, как, войдя в шатер, он рухнул на руки Гефестиона, потеряв сознание.

Гефестион, когда Александр пришел в себя, ругал его за безрассудную храбрость, выговаривая и пеняя: «Твоя жизнь — слишком высокая плата за такой ничтожный городишко, как столица маллов. Что ты делаешь?! Зачем эти чудеса геройства? Или ты забыл, что твоя гибель поставит на карту жизни огромного количества людей? Зачем ты лезешь под стрелы? Вечно впереди всех знамен! Как неопытный новобранец, которому не терпится проявить свою отвагу. Клянусь Зевсом, Александр, почему ты не побережешь себя хотя бы ради меня…»

Таис, хотя и не присутствовала при этом и не слышала его стенаний, могла бы слово в слово повторить то же самое.

Выздоровление протекало медленно и тяжело. Поначалу царь бредил и стонал от боли. Потом, когда ему стало легче, он занялся делами; они отвлекали его от страданий, поэтому царь считал их полезными для выздоровления. Он принимал посольства сдавшихся на его милость маллов и других племен, которые дали ему клятву верности, подкрепив ее подарками и заложниками. Отдал приказ о строительстве новой Александрии, видя хорошие перспективы для города, расположенного в месте слияния Инда с реками Пенджаба. Он верил в силу торговли.

Все это время Таис не отходила от него, самозабвенно ухаживала, всеми силами стремясь облегчить его страдания. Она слушалась только Гефестиона, бывшего сейчас за главного. По этой причине ему часто приходилось отлучаться. Но стоило ему появиться в шатре Александра, Таис тут же тактично исчезала, замечая, как встретились их глаза и что сказали они друг другу.

Врачи привыкли к присутствию Таис и разделяли ее мнение, что никто лучше нее не сменит Александру повязку, не обработает легкой рукой рану, не покормит, не смешает лекарств, не развлечет и не убаюкает.

— Мое сокровище, мой бесценный… Что была бы я и жизнь моя без тебя? Разве познала бы я такую любовь — прекрасную, дивную, которую ты даришь мне? Кто открыл бы мне этот божественный космос?! Твоею любовью я вознесена в мир, о красоте и грандиозности которого не имеет понятия ни один из смертных. Какое счастье и блаженство — знать тебя, жить с тобой, любить тебя… — так убаюкивала она его, покрывая поцелуями его измученное болью тело.

Когда он пошел на поправку, Таис читала ему любимого Гомера. Он заслушивался гениальным эпосом, который прославил в веках дела давних времен и подарил вечную жизнь древним «бранолюбивым» героям. Таис при всем желании не могла разделить любви Александра к Ахиллу — невыдержанному, мстительному и высокомерному по ее понятиям. Вообще, все герои эпоса, включая богов, — склочные, вероломные и тщеславные — вызывали в ней скорее недоумение и неприязнь, чем уважение и желание подражать. Таис как-то очень осторожно, не желая сердить Александра, высказала это мнение; он же в ответ рассмеялся. «Ты не знаешь жизни, моя хорошая. Люди — именно такие, какими их описал великий слепец. И знать это весьма полезно».