— Стало быть, мне следовало рассказать вам о моем брате, — спокойно произнесла я.
Вокруг его глаз углубились морщинки, и я поняла, что он улыбается.
— Совершенно правильно. Но я уверен: у вас были свои соображения.
— Я не собиралась ничего скрывать. Мне показалось, вам это не нужно.
— Собственно говоря, я уже знал, — сказал Викерс, затем в течение по меньшей мере двадцати секунд безудержно кашлял. — Простите, — наконец выдавил он. — Курение. Никогда не курите, моя дорогая.
Сегодня у меня явно был день бесплатных советов от полиции. Я вежливо улыбнулась, мысли неслись вскачь.
— Значит… вы знали?
— Я навел некоторые справки, — ответил Викерс, снова бросив на меня иронический взгляд в зеркало заднего вида. — После ваших свидетельских показаний я вас проверил. Узнать все об этом оказалось не трудно. Очень печальный случай.
— И… и вам все равно, что я об этом не упомянула?
Мне не хотелось говорить о Блейке, когда он сидел тут же, но ведь он раздул такого слона из мухи. Почему же Викерсу все равно? И почему он не потрудился сообщить об этом своим сотрудникам?
Старший инспектор прохрипел:
— За все эти годы, Сара, я понял одну вещь, а именно: у каждого есть секрет-другой, которым он не хочет делиться с полицией. Часть этих секретов необходимо раскрывать, другие того не стоят. Только опыт может подсказать, какие из них важны. Многое не имеет значения, и я стараюсь отделить зерна от плевел, стараюсь отсортировать ту информацию, которую моей команде нужно знать. Я думаю, дело вашего брата не имеет отношения к нашему расследованию.
— И я так подумала, — сказала я с огромным облегчением.
— Однако вы сказали бы нам, — продолжал Викерс, выруливая на главную дорогу, — если бы имелось что-то еще. Больше никаких секретов, хорошо?
Я снова встретилась с ним глазами в зеркальце, и на сей раз первой отвела взгляд я. Этим утром я не ошиблась. Несмотря на всю сердечность и внешнее дружелюбие, доверия в этих холодных голубых глазах я не увидела. Викерс в чем-то подозревал меня, и я понятия не имела, что это могло быть. Я ему не ответила, и остаток пути в машине царило молчание. Более громкой тишины я в своей жизни не слышала.
1994 год
Год восемь месяцев после исчезновения
— Миссис Барнс! Миссис Барнс!
Я знаю этот голос у нас за спиной — он принадлежит моей учительнице миссис Хант. Я смотрю на маму, гадая, слышит ли она, а если слышит, то остановится ли. Она с неохотой оборачивается.
— Да?
Миссис Хант запыхалась.
— Не могли бы вы… вернуться… у меня к вам… небольшой разговор… всего на секунду? — Она смотрит на меня, прижав руку к груди. — И к тебе тоже, Сара.
Мама разворачивается и идет за ней по спортивной площадке, а я тащусь следом за ними, не отрывая взгляда от маминых ног. Левая, правая, левая, правая. Я знаю, что скажет миссис Хант. Седовласая и пухлая миссис Хант уже несколько месяцев преподает в моем классе — достаточно, чтобы составить мнение обо мне. Я уже получила пару предупреждений и не буду об этом думать, очищу голову от любых мыслей. Вот какому фокусу я научилась. Просто могу отключиться, когда чувствую, что с меня хватит. Я постоянно так делаю.
Вернувшись в класс, в свое царство, миссис Хант выдвигает стул для мамы, а мне знаком велит сесть в первом ряду. Я медленно усаживаюсь, размещаясь на месте Элеоноры Прайс. Я представляю себя Элеонорой, в очках с толстыми стеклами и с ярко-рыжими волосами. Элеонора — любимица учительницы. Ей нравится сидеть на первой парте, достаточно близко, чтобы показывать миссис Хант, на какой странице мы остановились в нашем учебнике истории, и чтобы вызваться отнести записку другому учителю.
— Миссис Барнс, я хотела поговорить с вами о Саре, так как меня очень беспокоит ее нынешнее поведение. Я поговорила с теми из моих коллег, которые ее учили, и у нас у всех сложилось впечатление, что она просто не старается. Она не выполняет домашние задания, миссис Барнс. Мечтает в классе. Может очень грубо вести себя с товарищами по классу и часто дерзит мне.
Именно это и раздражает ее, думаю я с долей удовлетворения. Миссис Хант — любимая учительница в школе, сердечная и веселая, со всеми дружит. Я ей не доверяю. Не прошу ее помощи. Ускользаю из класса, прежде чем она успевает со мной заговорить.
Мама с усилием поддерживает беседу.
— Это очень неприятно. Однако я уверена: теперь она будет прикладывать больше стараний. Правда, Сара?
Я таращусь в пространство. Я Элеонора Прайс. Это меня не касается.
— Она кажется такой погруженной в себя, — шепчет миссис Хант, жадно всматриваясь в мамино лицо. — Нет ли дома каких-то сложностей, о которых мне следует знать?
«Скажи ей, — хочу крикнуть я. — Скажи ей о пьянстве и ссорах по этому поводу».
Мама непринужденно поднимает руку, чтобы убрать волосы со лба. При этом рукав задирается, и на лице миссис Хант отражаются потрясение и любопытство. Мамино предплечье черно-синего цвета из-за синяков. Мне известно и о других синяках и отметинах. Мама плохо владеет собой, когда напивается. Она часто падает.
Я хочу объяснить это учительнице, но не успевает мама заговорить, как учительница наклоняется к ней.
— Знаете, есть места, куда вы можете пойти. Убежища. Я могу дать вам адрес…
— В этом нет необходимости, — говорит мама.
— Но если в доме насилие… если ваш муж…
— Прошу вас, — произносит мама, жестом заставляя ее замолчать. — Не в присутствии Сары.
Теперь я вся — внимание. Она не может позволить миссис Хант думать, будто в ее травмах виноват папа. Она не позволит.
— Есть вещи, с которыми мне приходится мириться, но я скрываю их от нее, — негромко говорит мама. — Она представления не имеет…
— Но она должна! — восклицает миссис Хант, впиваясь пальцами в свое лицо, словно ее щеки сделаны из теста. — Как вы могли скрывать это от нее?
Мама качает головой.
— Мы стараемся, миссис Хант. В конце концов мы добьемся результата. Наши отношения действительно улучшаются. И Сара тоже изменит свое поведение. Спасибо, что нашли время поговорить со мной о ней. — Она встает и берет сумку. — Уверяю вас, Сара для нас на первом месте.
Миссис Хант кивает, ее глаза становятся влажными.
— Если я смогу вам чем-нибудь помочь…
— Я к вам обращусь. — С отважной улыбочкой мама поворачивается ко мне: — Поднимайся, Сара. Идем домой.
Я ничего не говорю, пока мы не покидаем здание школы и не выходим на дорогу, подальше от толпы у ворот.
— Почему ты не сказала миссис Хант правду?
— Не твое дело, — коротко отвечает мама.
— Но она подумает, что папа… то есть она сказала, что подумала, будто это он виноват в этом.