Он тихо и коротко засмеялся:
— У тебя еще хуже.
Он провел пальцем под нижней губой, стирая следы помады, мне не видные.
— Обычно я про нее не забываю, — сказала я, но все еще смеясь.
— Значит, соскучилась по мне.
Вид у него был довольный-довольный.
— Мы его не можем вечно сдерживать! — крикнул Лисандро.
Мы с Ники обернулись к ним. Лисандро и Бернардо стояли перед Олафом, и Бернардо держал Олафа за туловище, не пуская. Олаф не очень старался его пройти, но и руки Бернардо просто напоминали ему, чтобы стоял, где стоит, а Лисандро встал вторым эшелоном обороны — на случай, если Олаф попытается прорваться.
Но пугало выражение лица Олафа. Это была ярость, невероятная ярость.
— Ревнует, — сказал Ники.
— Да, — ответила я.
— И сильнее ревнует ко мне. — Я отодвинулась от него, подумав, не смягчит ли это выражение лица Олафа. Ники протянул руку, коснулся моей руки. — Анита, не давай ему на себя давить. Он будет влиять на твою жизнь только в той степени, в которой ты позволишь.
Я не стала отбирать руку у Ники, потому что он был прав: нельзя, чтобы дурацкая ревность Олафа управляла моей жизнью. Чего я не поняла — это почему он так сильно среагировал на Ники. Может быть, он вышел на новый уровень одержимости мною, и сейчас любое мое взаимодействие с другими мужчинами его приводит в бешенство? Тоже плохо, но если дело именно в Ники, то это «плохо» другого сорта.
Понятия не имела, как убедить Олафа отойти от того, что мне казалось сумасшедшей и незаслуженной ревностью. Он мне не любовник, не бойфренд, даже не друг. У него нет права на такой гнев на лице, нет права быть мною одержимым — но как уговорить семифутового серийного убийцу, что ты не его лапочка-зайчик? Уговорить так, чтобы он не попытался тебя убить, и тебе не пришлось его убивать? Я понятия не имела.
Глава 33
Бернардо разделил нас. Он взял Олафа, оставив Лисандро везти меня и Ники. Нам удалось рассесться по машинам и поехать в мотель, избежав того, чтобы Олаф потерял остатки самообладания. Но Олаф вдруг впал в полное и ледяное спокойствие. Эта резкая перемена настроения пугала больше, чем все, что он мог бы сделать, потому что не могла быть искренней. Как будто он взял эту бешеную ярость и просто запер в сундук, но она никуда не делась. Никуда не делась и найдет выход, да такой, что лучше себе этого не представлять.
Лисандро сел на водительское место. Я хотела сесть назад к Ники, но Лисандро попросил:
— Анита, садись со мной, впереди.
— Зачем? — спросила я.
— Вы с Ники там сильно отвлеклись. В частности, это так достало нашего здоровенного парня. Хотел вас растащить.
— Заставить перестать целоваться — или кости нам переломать? — спросила я.
— Похоже, Бернардо не знал, каковы его намерения, потому и остановил его.
— Я оценила, что вы с Бернардо нас прикрыли.
— Для меня это работа, а Бернардо Эдуарда боится больше, чем Олафа.
— Все равно спасибо.
— Ты садись вперед, это будет лучшая благодарность.
— Анита может сесть со мной, — сказал Ники.
— Мне не хотелось бы вести машину, пока вы двое там занимаетесь делом.
— Мы не для того садимся назад, чтобы «заниматься делом», Лисандро.
Он посмотрел недоуменным взглядом:
— Так отчего тогда не сесть вперед?
Я открыла рот и закрыла. Какая разница? Ники погладил мне пальцами руку, и совершенно естественно было их обнять ладонью. Сразу стало лучше, спокойнее. А, так вот почему это важно. Могла я пообещать, что мы не будем «заниматься делом» на заднем сиденье? Наверное, могла бы. А могла бы обещать, что мы не будем прикасаться друг к другу? Нет, да и какая разница? Что тут такого плохого? Я покачала головой:
— Сяду вперед.
Ники сжал мне руку:
— Начальник ты, а не он.
— Да, но я не могу пообещать, что мы начнем гладить друг друга и не зарвемся, Ники. Здесь он прав.
Я посмотрела ему в лицо, и увидела только желание, почти голод. С тех пор как Ники приехал в Сент-Луис, мы никогда не расставались так надолго. Я подумала: а уезжала ли я так надолго из дому с тех пор, как начался мой роман с Жан-Клодом? Я стояла и держала Ники за руку, и рука ощущалась как якорь во всей этой буре. Будь это Жан-Клод или Мика, насколько сильнее была бы тяга? Может, у меня не просто тоска по дому? Может быть, не только из-за неутоленного ardeur'a так сильно меня ранил корень дерева, что для лечения понадобился секс? Может, дело в том, что я не дома с Жан-Клодом и другими моими мужчинами, и потому так плохо заживала рана?
Я стояла, держала Ники за руку, и мне было хорошо, как не было много дней. Или это мне только казалось? Я не могла понять, и это тоже что-то значило. Вот блин!
— Я сяду впереди, потому что мне хочется тебя касаться. Похоже, дело не в том, что ardeur не утолен, а в метафизической связи, от которой желание тебя трогать сильнее нормального.
— И что это значит? — спросил он.
— Не знаю, но давай я сяду вперед и поедем в мотель. Оттуда выступим.
— Я не понимаю, Анита.
— Я тоже, — ответила я, и мы тему развивать не стали. Но села я впереди рядом с Лисандро, хотя когда Ники положил мне руку на плечо, я ее накрыла ладонью, и так мы проехали всю дорогу.
Глава 34
Лисандро заехал на парковку.
— Паркуйся перед офисом, надо узнать, хватит ли номеров на всех, — сказала я.
Он не стал спорить, просто свернул в другую сторону от наших номеров. Ники прислонился к спинке моего сиденья, рука все еще в моей руке, но теперь он лицо просунул сбоку от подголовника и ткнулся носом мне в щеку. Я подалась ему навстречу, будто не в силах удержаться, но сказала:
— Мы еще не остановились. Застегни ремень.
Он ответил тихим голосом, губами мне в волосы:
— Анита, мы едем десять миль в час. Ничего со мной не случится.
Я подавила желание сказать ему, чтобы все равно застегнул, — я несколько сдвинута на том, что ремни безопасности нельзя расстегивать до полной остановки машины, но Ники был прав. И он, черт побери, оборотень, то есть может на полной скорости вылететь через ветровое стекло и остаться в живых. Почему-то мелькнула мысль, что будь мама оборотнем, она бы не погибла, когда мне было восемь. Момент прозрения: я подумала, не потому ли я встречаюсь лишь с мужчинами противоестественной природы, что они выживут?
Лисандро нашел место под окнами офиса. Мне, чтобы выйти из машины, пришлось оторваться от Ники, но как только мы оба вышли, он взял меня за руку. Рука была правая, моя стрелковая, но так как он тоже правша, одному из нас приходилось отвлечь стрелковую руку. Мне пришлось заставить себя сделать то, что обычно я делаю машинально: высвободить руку и несколько минут молча пытаться определить, кто из нас должен усложнить себе выхватывание оружия. Но я только знала, что это буду не я. Такова одна из причин, по которым мы с Ники не слишком часто держимся за руки на публике: еще и потому, что он — мой телохранитель. Тот факт, что оба мы готовы были занять правую руку, при этом когда идет охота на опасных тварей, тоже наводил на мысль, что моя тяга быть рядом и в физическом контакте с мужчинами моей метафизической связи несколько неестественна. Надо будет позвонить Жан-Клоду, когда проснется, и спросить, что он скажет.