В тот год я выучил английский - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Франсуа Дюваль cтр.№ 14

Итак, мы шли с Мэйбилин вдоль дороги из Кембриджа, она неловко подняла руку, чтобы остановить машину, — она была в джинсах, сером свитере, на плечах плащ, в рюкзаке лежали плитка шоколада и несколько яблок. Едва она подняла руку, как перед нами остановилась единственная машина на этой пустой дороге, готовая нас подвезти, темно-синий блестящий «ягуар», за рулем сидел американец. Мы уселись на заднее сиденье из натуральной кожи, оно приятно пахло, мой взгляд упал на приборную доску красного дерева, на которой колебались стрелки. Машина медленно, не разгоняясь, с заметным равнодушием покатила по английской сельской местности, мимо живописных деревушек, подобных Магделену [103] (в этот момент очень хотелось хоть раз в жизни позволить себе «ягуар»). Скорость машины снизилась почти до нуля, перед нами проехали всадники в жокейских шапочках и красивых одеждах, позади лошадей оставались кучи навоза. Наездники направлялись рысцой в Ньюмаркет, где каждую неделю устраивались бега. За два часа мы оказались в Феликстауне, отправились сразу на пляж и собирали гальку и острые камешки. По небу плыли редкие облака, а на море грохотали волны. Наши волосы развевались на ветру. Мэйбилин накинула плащ, а я запахнул свой пиджак с Карнаби-стрит. Симон и Барбара шли нам навстречу по затвердевшему песочному пляжу, правда, было трудно определить, кто победил, так как они тоже сказали, что только что приехали. Мы съели наш ленч, расположившись на улице, на стульях, какие обычно бывают в забегаловках, и наблюдая за чайками, которые дрались и издавали крики над пенной поверхностью, затем мы прошлись до гавани, закончив свой путь около казино «Бинго». Это был мрачный зал, где десяток мальчишек, толкаясь, запускали маленькие болиды по электрической железной дороге. На выходе мы немного развлеклись, рассматривая наши кривые отражения в двух зеркалах, одно было выпуклое, а другое вдавленное, сначала мы стояли перед одним, а затем перед другим, скорее всего мы выглядели настоящими идиотами. На автостоянке пенсионеры пили в машинах теплый чай из термосов, продолжая любоваться морем. Все это очень грустно, как картины Будена [104] : кажется, что, оказавшись на берегах моря, ты попадаешь на край света, особенно это чувство возникает в некоторых уголках Англии. Итак, день подходил к концу, стало ясно, что шансы провести интересный вечер в Феликстауне не велики, мы быстро все обсудили и решили отправиться в магазин, где купили бутылку джина (а возможно, это было шерри? разве девчонки не предпочитали шерри?), бутылку виски и две коробки печенья, понимая, что вечер будет таким, каким мы его устроим, а мы мечтали провести последующие часы в номере гостиницы, которую нужно было еще найти.

Крошечный отель «Кимберли» выходил на берег моря. Приоткрыв дверь, мы проскользнули внутрь и поставили легкий багаж девчонок в номер, а затем собрались вчетвером с бутылкой джина (это точно) и бутылкой виски в комнате напротив — их было всего две на четвертом этаже. С потолка лился слабый свет, под ногами скрипели паркетные доски, а на кроватях были покрывала с нежным цветочным узором. Мы были в комнате, можно сказать, волшебное слово: слово «комната» — одно из первых, звучащее в наших детских ушах: Ты идешь в комнату? Сиди у себя в комнате! Мы идем в комнату? В зависимости от того, кто входит в комнату, весь мир может перевернуться. Комната — это место из детства, вещей и их изменений, мы заходим туда грустными, а выходим счастливыми, и кто может сказать почему? Мы вступаем туда вместе с чужими людьми, а покидаем ее лучшими друзьями, заходим равнодушными и становимся влюбленными, а порой даже любовниками. Там проходит все послеполуденное время, когда идет дождь, когда прекрасная погода, когда мама зовет и удивляется, почему дети не выходят. А мы оглохли, мы ничего не отвечаем, мы хотим остаться в комнате, так как это целая вселенная, только наша и существующая для нас, где мы вместе в течение нескольких часов, и внезапно дружеские отношения из-за заточения и близости становятся более интимными — как вдруг открывается дверь и появляется серьезное взрослое лицо, мы вздрагиваем от того, как грубо нас вытаскивают из игры, развеивают мечту, лишают мира, который был, но которого уже нет. Мы машинально провожаем друга или подружку к выходу, в прихожую — возможно, нам девять или десять лет, — мы говорим «пока» со странным и неопределенным чувством, что магия стерлась, а чудо ушло, вот тогда мы начинаем понимать, что все заканчивается порой очень быстро, даже не предупредив, yes, that things can die very quickly without telling you.

Что-то подобное произошло этим вечером в отеле «Кимберли» между Мэйбилин, Барбарой, Симоном и мной. Мы попросили у портье четыре стакана, и он нам вежливо их предоставил. Мы выпили виски и шерри — все-таки это было шерри, — во всех наших историях существует немного неясности, мы возвращаемся к утерянному. Девчонки от нас не отставали, и я был рад, что они не оставляли нас одних и соглашались, когда мы предлагали снова наполнить бокалы. Одновременно они подбадривали нас: «Мы хотим, чтобы вы немного выпили». Нет, это совсем не значит, что мы хотели напиться! Просто нам четверым было необходимо дать толчок судьбе, а они нам в этом помогали. Когда нас начала охватывать мягкая теплота, Мэйбилин спросила: «А что будет после того, как мы всё выпьем?» В тот момент никто не понял ее вопроса, как потом она утверждала, она имела в виду, насколько потом нам будет плохо. В конце концов Симон сказал, что у него разболелась голова — возможно, что это была правда — и он хочет пройтись с Барбарой по пляжу. Я остался наедине с Мэйбилин, мы поцеловались, и комната стала слишком большой для нас двоих. Я догадывался, что она чего-то ожидает. Мэйбилин обошла кровать кругом, чтобы сесть рядом со мной. Я подвинул руку.

— Ты изображаешь Жюльена Сореля? — сказала она. Do you play at being Julien Sorel?

Когда она задала этот вопрос, она мне показалась невероятно красивой. Я ответил, что вовсе нет. Я в первый раз поцеловал ее. Ее губы полностью открылись мне, а рот был восхитительно теплым; она сказала, что давно этого хотела. Она легла на меня, ее волосы рассыпались по обе стороны моего лица. Несколько минут ничего не происходило, а затем резко открылась дверь. Барбара и Симон пришли сказать, что они ужасно устали и хотят лечь спать и постараться уснуть. Мы с Мэйбилин начали нервно смеяться: я больше никогда не испытывал такой невыносимой легкости.

Тогда Симон погасил свет и лукаво закрыл за собой дверь. Мы поняли, что Барбара все еще в комнате и сидит на другой половине кровати. Она слышала, как мы целуемся, ласкаем друг друга, не снимая одежды. Через пару минут ее терпение лопнуло — полоска света, и она исчезла.

Сквозь светлые занавески мы уже видели, как летают и кричат в сером небе чайки. Мы не спали, она встала раньше меня, я слышал, как в ванной шумит вода, и понял, что она чистит зубы, затем тихонько открыла и закрыла дверь, послышались шаги на лестнице. Мы всю ночь пролежали в одежде обнявшись, то она была сверху, прижавшись лицом к моему, то я, и каждый раз комната опрокидывалась, мы не отрывали глаз друг от друга: я не видел ничего, кроме ее лица, волос, а она видела только мое лицо, мои волосы, которые она гладила, мои глаза. Через несколько минут она вернулась, остановилась у края кровати, я выпрямился, обнял ее за талию, прижавшись лицом к животу. Она прошептала: «All the elderly people in the hotel», — что в отеле одни пожилые люди, которые жаловались, что из-за нас всю ночь не сомкнули глаз. Мы спустились, позавтракали, стараясь не обращать внимания, как они нас обсуждают.