Преподаватель симметрии - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Битов cтр.№ 45

Система наша была строго замкнута, и посторонний категорически не допускался.

Но однажды Уильям-Уандей встретил где-то старинного друга своего отца Джером К.Джерома [40] и пригласил его отужинать с нами. Мы почитали старика за его великую книгу, с героями которой себя зачастую сравнивали, про себя уважая его за то, что он больше ничего столь же стоящего не написал, и мы не могли отказать Уандею.

Уандей раскошелился на роскошный стол, мы откушали и распелись перед мастером.

Роман, который «писал» Джон («Tea or Coffee?») и теперь вкратце пересказывал, оказался о несчастной любви одновременно к двум сестрам, о жгучей ревности одной к другой, а героя к каждой из них. Мастер переваривал, посапывал в мягком кресле, опираясь на трость, уложив свои замечательные серебряные усы поверх набалдашника из слоновой кости, на которой прочно упокоил свой подбородок. Лицо его застыло в маске неколебимой доброжелательности. Однако суждение свое о сочинении Джона высказал недвусмысленно:

— На одной-то нельзя жениться, не то, что на двух.

И стал слушать следующего.

Повесть Уандея («Hamlet's Inheritage») посвящалась спонсорству как призванию и назначению. Два крупных мануфактурщика встречались на ежегодной ярмарке в Лондоне и спорили, ради чего они зарабатывают деньги и на кого их перспективнее тратить: тот, что из Барселоны, тратил их на безумные идеи архитектора Гауди, а тот, что из Германии, на здоровые экономические идеи Карла Маркса. Оба считали своих подопечных гениями.

От слова «гений» старый мастер очнулся:

— Никогда о таких не слышал… впрочем, я ничего не понимаю в экономике, особенно в архитектуре. А вы, молодой человек?

Молодой человек это был я.

— Только, пожалуйста, ни слова о музыке! — категорически предупредил он. — Мне слон на ухо наступил.

И я решил польстить старику, как бы сравнивая его со своим любимым Стерном. Мой рассказ назывался «Смех Стерна» и посвящался тому, как на машине времени почитатель Тристрама Шенди отправляется в прошлое, чтобы записать на фонограф шутки и смех чудесного автора, и как ему даже удается с ним встретиться, только по возвращении аппарат воспроизвел вместо смеха лишь хрюканье и откровенный храп.

От слова «храп» Джером К.Джером проснулся в испуге:

— Кто такой Штерн? И где он! Это вы? — спросил он меня. И я не стал отрицать.

— И хватит с нас Уэллса с Конан-Дойлем! — постановил он, с трудом выкарабкиваясь из кресла. — Вы хорошие ребята… пишите уж, если так хочется.

— И как ты думаешь, чей рассказ ему больше понравился? — с неоправданным ядом спросил меня Джон.

— Конечно, твой! — отбрил его я.

— Нам нужна свежая кровь! — постановил Уильям, отвезя старика и вернувшись. — У меня есть один подающий надежды…

Так мы ввели категорию члена-корреспондента, назначив Джером К. Джерома Почетным Председателем (не ручаюсь, что он согласился бы, если бы знал об этом), повесив на стену его портрет (до сих пор не уверен, что его не перепутали с Ницше). Членкоров становилось больше, а надежд не прибавлялось.

У нас появлялся то физикохимик, то священник-расстрига, то не то астроном, не то астролог и даже однажды подающий большие надежды политик. Тогда-то и родилась идея (дабы не пропадали втуне наши разговоры) учредить от имени Клуба НБЧП — Новую Большую Читательскую Премию. Все ее поддержали, эту праздную идею.

— Становится тесно, — мрачно заявил Уандей, — нам надо расширяться.

Ему как раз перепал в наследство от очередной тетушки небольшой особнячок, и он пребывал в тяжком раздумье, что продать, а что оставить.

В результате сама собой родилась идея, не переехать ли нам к тетушке, для начала на то время, пока Уандей будет вступать в права наследства. В перспективе отдельного помещения не мог не возникнуть вопрос и о структуре, то есть о том, кто это все возглавит.

На кандидатуру действующего Президента я и предложил нашу общую подругу, что и было воспринято с энтузиазмом.

Герда согласилась, но, ввиду большого объема предстоящей работы и общей своей занятости, потребовала также должности ответственного секретаря (у нее был подходящий человек на примете). Мурито Пилавут оказался тоже смешанного происхождения, но уже азиатских корней: из некой страны, зажатой между английскими и русскими колониями, с типичным окончанием на «стан». По-английски он говорил и писал даже лучше Герды и согласился на самое незначительное жалование, но с тем, чтобы мы переименовали его должность из ответственного секретаря в генеральные, и мы сочли это нормальной сделкой, то есть утвердили его на должность. В обязанности его, кроме неизбежных чиновных, входило также ведение протокола наших заседаний и сохранение приватности (для чего обзавелись сейфом, единственный ключ от которого должен был храниться у Герды).

Итак, мы перебрались в тетушкин особнячок в тихой и зеленой части Лондона и, растопив камин и раскурив трубки, с портвейном и черри, стали рассуждать о новинках переводной литературы (дабы не ввязываться в отечественный литературный процесс) для выбора лауреата Премии «Лучшая иностранная книга года», по ходу обсуждения ее параметров переходя иной раз на перспективы написания будущих своих ненаписанных произведений.

Однако заканчивалось все неизбежно игрою в паззл или разгадыванием кроссвордов и изобретением шарад, что и привело нас к составлению разного рода анаграмм. Код этой игры был сформулирован в языке так:

НЕТ ТАКОГО СМЫСЛА, КОТОРЫЙ НЕЛЬЗЯ БЫЛО БЫ ВЫРАЗИТЬ ЕЩЕ ТОЧНЕЕ И ЕЩЕ КОРОЧЕ!

Технология этой игры была проста, она исходила из представления, что всякое сложное слово является миром более простых слов, составленных из его букв. Нас убедил первый же удавшийся пример, и мы перешли на личности… Оказалось, что великий человек до буквы воплощается в своем имени, родовом и христианском, то есть в одном или нескольких ключевых словах, составленных из его имени, описываются и его судьба и характер творчества. (Как я ликовал, когда из Лоренса Стерна у меня тут же получились и смысл и предложение.) [41] От великих мы, не пытаясь даже сохранить достоинство, тут же перешли на свои личности… мы теперь раскручивали собственные имена, чтобы знать, в каком направлении развиваться.

Из наших имен анаграммы развивались хуже, чем у великих: годилось разве на кличку.

Уандей у нас уже был, Джон состоялся только как Ячменное Зерно, проще Барли, я составил себе замечательно из Тристрама Шенди — Шайдрим, [42] но друзья позавидовали и воспротивились: Эрнест он и есть Эрнест! — оставили приговор Уайльда в силе.