Баллада о Сандре Эс - читать онлайн книгу. Автор: Канни Меллер cтр.№ 19

Бенгт Мортенсон склонился над столом, прищурившись, и говорил с большим напряжением. Зрачки расширились. Но я смотрела ему в глаза и видела красоту, о которой говорила Юдит. «Светящиеся глаза».

– Вы должны были понять, что она не может рассказать все до конца! Речь шла о человеческих судьбах!

Он медленно и глубоко вздохнул, и этот вздох был похож на стон.

– Зачем ты попросила о встрече? Уж наверное, не для того, чтобы ссориться, выясняя, чья версия ближе к правде – моя или Юдит.

Я опустила взгляд, нервно перебирая пальцами.

– Она, может быть, скоро умрет.

– Но я не хочу с ней встречаться. Она так меня ранила. И тогда, и потом.

– Это она-то вас ранила? – не удержалась я.

– А я ее, – добавил он, – не нарочно. Мы ранили друг друга. Тяжело ранили. Смертельно. Положение было крайне затруднительным.

– Значит, вы встретились снова?

– А она не рассказывала?

– Нет, но я догадывалась. Иногда она бредит, как будто говорит во сне. О каком-то утопающем, которому она не хотела помочь. Которому она желала смерти.

Бенгт Мортенсон вдруг сжал мою руку, даже слишком сильно.

– Я не хочу ее видеть, и ты не можешь меня винить.

Он несколько раз тяжело вздохнул: воспоминания и те чувства, что они пробудили, явно причиняли боль. Может быть, я зря ему позвонила. Наверное, я не имею права так его мучить.

– Я был таким дураком, что верил, будто все еще возможно. Будто шанс не упущен. Десять лет спустя я увидел ее в очереди на почте. Она была все так же красива. Предрождественская толчея. Жуткий холод. Сначала она не хотела говорить со мной, хотела сбежать. Я не удержался и погладил ее по руке. На ней была шуба – наверняка очень дорогая. Наконец она согласилась уделить мне пару своих драгоценных минут. Она была сильно занята приготовлениями к семейному празднику. «Так и быть, расскажи про свою жизнь». Помню ее слегка надменный тон. Я помнил Юдит совсем другой. Но потом, когда мы сели за столик в кондитерской и она сняла шубу, ее взгляд потеплел. Мне хотелось подхватить ее и убежать прочь. Далеко, туда, где никого нет. Может быть, на тот остров, где мы обручились. Зажгли бы огонь, заперли дверь и позабыли обо всем на свете…

– А вдруг туда снова ввалилась бы та тетка?

Бенгт Мортенсон засмеялся и не стал спрашивать, откуда я знаю про тетку.

– Я не мог придумать ничего лучше, как привести ее в свой пыльный офис. Гадко, я знаю. Да я и сам был довольно гадкий. Мелкий бухгалтер, а никакой не врач, как думала Юдит. Узкий переулок, третий этаж. Жена была в отъезде. Я знаю, гадко. Гадко и мерзко.

Бенгт Мортенсон говорил, глядя на снежинки, которые кружились за окном и таяли, едва коснувшись стекла. Я слизнула с пальца кристаллики сахара, осыпавшиеся с булочки.

– Надо было притвориться, что я ее не заметил, – произнес он, как будто вернувшись издалека. – Я ведь знал, что она замужем. Даже свадебную фотографию из газеты вырезал.

– Да у и вас была жена. Правда, в отъезде, – съязвила я.

Бенгт Мортенсон опустил взгляд и посмотрел на свои руки, как будто удивляясь их виду. У меня сильно колотилось сердце – от злости и от печали.

– Что, все так просто? Вы забыли ее и женились на другой? Зная, что на свете есть Юдит?

Я не имела права его корить, знаю, но эти слова вырвались сами собой. Он побледнел, облизнул сухие губы.

– Разве я сказал, что все было просто? – Взгляд почернел, стал бездонным. – Если я скажу, что искал Юдит, ждал, снова искал, тосковал – разве ты поймешь? Тебе, может быть, никто никогда не был дорог? До бессонницы, до изнеможения.

Мне хотелось перебить его, крикнуть, что и я ждала и сходила с ума от тоски. Сначала по маме, хотя и знала, что ее больше нет. Потом по Себу. Рассудок говорит, что надо закрыть все окна, запереть двери, чтобы глупая надежда задохнулась и умерла. Что надо окаменеть, застыть. Но ты не слушаешь и все ждешь, все мечтаешь. Потом становится больно, но ты ничего не можешь поделать. Боль преследует тебя, как собственная тень.

Но Бенгт погрузился в воспоминания. А началось все с моих вопросов. Он выпрямился и, глядя мне в глаза, стал объяснять:

– Я женился на Марианне, чтобы поставить точку. Как будто за мной закрылась дверь. Боль и обида остались за этой дверью. Я внушал себе, что пройдет время, и я забуду Юдит.

Бенгт Мортенсон взволнованно поднялся со стула. На секунду мне показалось, что он решил уйти, но он вернулся со стаканом воды. Садясь на место, чуть не расплескал воду – так дрожали руки. Он смотрел за окно, где чернела, кажется, вода. Хлопья снега шлепались о стекло и сползали вниз, оставляя за собой неровные мокрые полосы.

– На мгновение мы снова нашли друг друга – там, в тесноте моей конторы, но Юдит быстро очнулась и отвела взгляд. Замкнулась. Сказала, что ей пора домой, готовить семейный ужин. Что мы больше не должны встречаться, что теперь мы точно прощаемся навсегда. Но я был молодой дурак, я ужасно хотел ее, и думал, что могу дать ей все, что нужно. Я стал выжидать, подлавливать ее. Возил кататься на машине. И она была такая живая, теплая. Я думал, что мы сможем вырваться из плена обстоятельств, спрятаться от горя и зла. Мне не хватало мужества посмотреть правде в глаза и увидеть, какой стала жизнь Юдит.

Бенгт Мортенсон замолчал, погрузившись в себя. Мне не хотелось ему мешать, но волнение не давало покоя, вопросы рвались наружу. Я достала из кармана мятую газетную вырезку и показала ему, как будто это был пропуск в продолжение истории.

Бенгт Мортенсон, поколебавшись, развернул клочок бумаги.

– А если бы вы встретились теперь?

Он тут же замер, будто окоченев.

– Ничего хорошего из этого не вышло бы. Если ты за этим пришла, то продолжать разговор нет смысла. Откуда у тебя эта вырезка?

– Нашла в ее постели, когда застилала.

– И что это доказывает?

– Что она не забыла вас. И еще, может быть, Юдит есть что сказать вам.

– Не думаю. Ты еще молода! – вспылил он вдруг, как будто мой возраст был чем-то предосудительным. – С молодежью всегда одни неприятности. Вы не понимаете – что сделано, то сделано. Раны не заживают до конца! И у меня нет сил проживать все это снова.

Я думала, он попросит меня уйти, но он предложил прогуляться вместе с ним, пояснив, что каждый день выходит на прогулку в это время.

Мокрый снег и ветер. Бенгт Мортенсон шел так быстро, что мне пришлось чуть ли не бежать рядом.

– Будь погода получше, мы прокатились бы на лодке, – сказал он мне, будто старой знакомой, шагая по скользкому пирсу, с края которого свисали сосульки. В конце пирса светил одинокий фонарь, но от этого место казалось еще более пустынным.