Русские чернила - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна де Ронэ cтр.№ 30

Уходя, Николя прошел мимо надгробия Виктора Нуара. На кладбище было пусто. Дождь отбил у женщин охоту приходить сюда и совершать ритуал. Капли воды начали уже затекать ему за воротник. А он все стоял, сжимая в руке свидетельство о рождении отца. Один. И печаль постепенно таяла, уступая место другому чувству. Сияние от светящегося шара Раскара Капака растеклось синими лучами по лежащей под дождем бронзовой статуе. Николя вдруг охватило желание писать, как тогда в самолете, четырнадцать лет назад. Желание было таким неожиданно властным, что он даже перестал чувствовать холод. Он наклонился и прикоснулся к бронзовому бугорку мокрыми, дрожащими, как в лихорадке, пальцами. Потом он, как во сне, долго ехал на метро, не отдавая себе отчета в происходящем. Дома, усевшись на кухне с блокнотом и ручкой отца, он заварил себе чай и раскрыл блокнот на шатком столе.

Все это Николя единым духом выложил Шале, и тот понял, что ему надо сказать еще что-то очень важное. Интервью длилось уже больше часа, но журналист чувствовал, что его собеседник еще не выговорился. Они заказали себе белого вина. Шале принялся очень ярко и живо рассказывать, как они с женой и детьми были на горнолыжном курорте. Николя слушал, широко улыбаясь. Рядом с ними сидела еще одна журналистка, маленькая женщина с длинными черными волосами. Николя часто встречал ее на книжных салонах и на коктейлях по случаю присуждения литературных премий. Ее звали Лоранс Тайефер, и она славилась особой едкостью пера. Ее публикации в воскресной газете в рубрике «Портрет писателя» вызывали одновременно и страх, и почтение. Николя было интересно, кого же она поджидает, вчитываясь в свои записи и покусывая кончик карандаша.

Бар наполнился посетителями, официанты сновали между столиками, пианист играл «Giorgia On My Mind». Трудно себе представить, что этот пышный зал в стиле ар-деко во время войны представлял собой настоящий театр ужасов. Николя знал, что в дни оккупации ресторан «Лютеция» захватили нацисты. А в августе сорок четвертого, после освобождения, здесь располагался сборный пункт для депортированных.

– А почему рассказ в «Конверте» ведется от лица Марго, а не от автора? – спросил Шале.

Этот вопрос тоже не был новостью, и ответить на него не означало сбиться с повествования. Марго сама установила защитную дистанцию между его историей и своей. Конечно, он мог бы придумать своего ровесника, признал Николя, предвосхищая следующий вопрос, чем вызвал у Шале улыбку. Но он предпочел более замысловатое решение: в качестве главной героини выбрал женщину, вдвое старше себя.

– А почему Камольи, а не Санкт-Петербург? – не унимался Шале.

Если бы этот вопрос задал кто-нибудь другой, Николя бы разозлился, поскольку слышал его слишком часто. Но общество Шале было ему приятно, и беседа с ним доставляла удовольствие. Из-за плеча Шале он увидел наконец, кого ждала Лоранс Тайефер. К ней подошла молодая женщина, чье лицо ему ни о чем не говорило. Наверное, какая-нибудь писательница, которую Тайефер собиралась разнести в пух и прах.

Николя наклонился вперед, и загорелое лицо Шале оказалось так близко, что можно было различить кончики ресниц за зеленоватыми стеклами очков. Он взял несколько орешков. Почему Камольи?.. Зачем разбирать по винтикам весь сложный механизм сокровенной алхимии, который во время работы происходит в извилинах мозга? Разве писатели должны все объяснять? Выдавать секреты творчества?

Бернар Шале залился детским смехом, и у Николя не возникло ощущения, что тот его осуждает. Когда, спустя несколько дней, запись смонтировали, он нашел, что на фоне аккордов фортепиано и шума голосов в «Лютеции» она получилась очень симпатичной. Впоследствии Бернар Шале опубликовал интервью в одном из еженедельников. На фото Николя, в темном костюме и галстуке, стоял возле надгробия Виктора Нуара. После публикации он обзавелся множеством подписчиков в «Твиттере», друзей на «Фейсбуке», да и новых читателей заметно прибавилось.

На террасу отеля Мальвина отправилась на лифте, а Николя, озадаченный утренними событиями, пошел пешком, медленно, одну за другой преодолевая выбитые в скале ступени. Ему нужно было время, чтобы все обдумать. Почему Дагмар Хунольд затеяла эту странную игру? Поначалу он был выбит из колеи, но теперь взорвался.

Он добрался до террасы. Вся территория возле бассейна была увешана драпировками и уставлена прожекторами, отражателями и огромными серебристыми защитными зонтами. Вокруг суетилось человек двадцать техников, постоянно что-то крича в мобильники. Остальные сидели, уткнувшись в ноутбуки и смартфоны. Мир и спокойствие, царившие в «Галло Неро», разом улетучились, уступив место взвинченной нервозности. Женщины надели высокие каблуки, мужчины наперебой старались перещеголять друг друга в шарме и куртуазности. Ничего удивительного: фотосессию организовала сама Кассия Карпер.

Николя решил заглянуть в «Блэкберри», пока Мальвина его не обнаружила. Один неотвеченный вызов с номера с бельгийским кодом, и никаких сообщений. На набранный высветившийся номер телефон отозвался голосом тети Роксаны. Николя объяснил, что послал сообщение, поскольку до матери было не дозвониться.

Роксана была почти точной копией Эммы, только моложе. Та же сияющая кожа, те же серые глаза. И тот же колкий юмор.

– Ты хочешь сказать, что понятия не имеешь, где находится твоя матушка?

– Не имею.

– Ох, – вздохнула тетка. – Все хуже, чем я думала.

Николя не понял, куда она клонит. Что тут смешного?

– Как это? – спросил он.

В трубке снова послышался вздох.

– Слушай, ты будешь в шоке.

Николя охватил страх. А что, если наступил тот самый момент, когда жизнь катится под откос, момент, который не изгладится из памяти? Может, мать больна? Рак или еще что-нибудь не менее ужасное? Может, Эмма не решалась ему сказать? А он сам никогда ни о чем не спрашивал. Наверное, так оно и есть. Потому Роксана и разговаривает так странно. У него подкосились ноги.

– Ну так говори! – рявкнул он в трубку.

– Когда ты видел ее в последний раз? – не унималась тетка.

– Не помню, – мрачно ответил Николя. – С месяц назад, может, еще в мае.

– И ты только теперь начал беспокоиться?

Да что она, в конце концов?..

– Ты упрекаешь меня, что я долго не звонил?

– Безусловно.

Он закусил губу.

– Да знаю я, – промямлил он. – Знаю, виноват. Но я был очень занят. Книга. Да и вообще… – прибавил он жалобно.

– Настолько занят, что не мог поинтересоваться, как живет твоя мать, пригласить ее пообедать или поужинать с тобой, съездить с ней куда-нибудь?

– Роксана, перестань, пожалуйста.

– Нет, Николя, не перестану. Я тебя уже давно не видела, так сказать, живьем, зато ты маячишь везде – в газетах, на телеэкране, на радио…

Под градом ее насмешек он стиснул зубы.

– Я бы с удовольствием высказала тебе все в лицо, но и телефон годится. Поздравляю тебя с ошеломляющим успехом, но меня поражает, во что ты превратился. Надеюсь, что в один прекрасный день ты очнешься и осмыслишь, до какой степени стал пустышкой и кретином. Пока!