Обращение в слух - читать онлайн книгу. Автор: Антон Понизовский cтр.№ 24

Другой сосед: «О-о, я знаю, двещти тыщящ привезли… — Они с акцентом там разговаривают, в деревне. — Двещти тыщящ привёз, давай бутылку покупай…» Уже деньги наши посчитали за ночь!

Я устроилась в ресторан работать, мне там повариха: «Во-от, мы с мужем всю жизнь работаем — даже стенку себе купить не можем! Салаги, а на машине ездят…»

Я говорю: «Ну а чё ты тогда сидишь здесь стонешь? Едь зарабатывай. Я, салага, уже без рук успела остаться, три зуба вылетело, ребёнка не могу иметь…»

Может быть, это бедность там, в Чувашии… А может, всё-таки склад характера: очень сильная зависть. Прямо спиной чувствовалась.

И главное, муж начал выпивать. Причём так, что я просто в шоке была.

Вроде когда на севере жили, не расставались никогда. А тут, гляжу, появились… и все ж знакомые, все ж свои…

Я в положении, а мне рожать, а я с ребёнком маленьким — а его домой не загонишь: «У меня люди», «у меня люди»… Я говорю: «Я знаю этих людей!..»

Ну, и всеми способами его домой — и так, и сяк, и лаской, и грубостью… Никого во двор не пускала, «жена-стерва»: это ведь или уведут его куда-нибудь «помогать», или с этим делом придут…

Моя бабушка тоже: она всю жизнь ставила табуретку в прихожке — человеку сразу давала понять, что она даже в дом не приглашает. Тоже с пьющим всю жизнь прожила.

Бабушка так говорила: «Семья есть, пока женщина терпит».

Я всё могу понять: кризис, работы вообще не стало, он и так уже везде где мог… а ещё не везде и заплотят, это тоже же унижает, толкает к бутылке. Я это всё понимаю, но тем не менее выдержать, когда ты с ребёнком и твой муж пьёт — это тоже большого стоит…

Поэтому, в общем, я с ним развелась. Да! Официально развелась, сказала: «Всё, уезжаю от тебя».

Человек через две недели бросил пить, пришёл в себя.

Но я не собиралась так от него совсем-то, на всю жизнь уходить… Мы же с ним обвенчанные…

А развод — это даже не столько его ошарашить, сколько то, что я вставала в очередь на «Молодую семью». Там такие условия: если семья состоит из трёх человек — муж, жена и ребёнок, — нужно не меньше двухкомнатной квартиры, чтоб получить субсидию. А откуда у нас двухкомнатная квартира? Хоть бы какую-нибудь комнатушку… А на ребёнка и маму можно тридцать три квадрата. Вот, я больше-то из этих целей. Я ж своим умом понимала, что это для очереди — а его тем самым привела в чувство. А как иначе? Если встряску не сделаешь, он и не придёт в себя. Так что мы сейчас разведённые, он меня снова замуж зовёт…

(смеётся)

Но всё равно я считаю, что мне повезло. Сколько бы я ни хотела свой характер показывать — но когда смотрю, как они с ребёнком играют, игрушки делят… Ну, собирают лего, он домик для неё строит — она, там, паровоз: фишек этих не хватает, начинает у него забирать, он у неё, так до драки… Потом оба у меня в углах стоят, один в одном, другой в другом: я у них воспитатель.

Они товарищи против меня: «Я с па-апой буду!..»

Я говорю: «Щас и папе попадёт, и тебе!»

Получается, муж у меня — как ребёнок. Женщина-то — она к годам взрослеет, мудреет, а мужчина… Мой — он вообще лет в пятнадцать где-то остановился. Он такой по жизни, я его «человек-авария» называю. То чего-нибудь у него украдут, то ещё… думаешь: «Господи, вроде дом-работа, работа-дом, всё: ну, по выходным в лес ходим, ну ребёнка на карусель… Ну куда всё девается?! Всю жизнь работаем — и ничего сэкономить не можем!» Как только отложишь — чего-нибудь происходит. Потому что очень уж приключенческий муж у меня…

Сейчас машину хочет в кредит, а ни один банк не даёт без московской прописки: расстроился, психует, ночи теперь не спит… Я говорю: «Ну чего ты переживаешь? Всё ерунда, лишь бы все были живы-здоровы…»

Дело в том, что ему, чтобы подняться в должности, нужен транспорт.

Он работает менеджером по продажам: мороженое, фирма «Айсберри». Там у каждого свои точки, где ихние холодильники стоят, и другие туда водители не суются. Свои магазины, он договаривается с ними, обслуживает, развозит… Работа нервная. Потому что заходишь в магазин, там все разные продавщицы, все со своими гонорами: «Мне нич-чё не нада!» — вот в такой форме могут отвечать.

А он если не продаст, то ему не будет зарплаты. «Ну не надо и не надо, дайте хоть табуреточку посидеть…» И начинает там: кому анекдот расскажет, кому массаж сделает… Кому просто матом, чуть ли не бьёт он их там, некоторых своих продавщиц: «Как вы мне надоели!» — иной раз крышку с холодильника может сбить психануть…

Я говорю: «Ну это только ты так можешь!» Я б вот на грубость никогда не смогла бы — и в жизни бы я не зашла больше в этот магазин… а ему надо идти, он идёт… Потом приходит домой, психует…

Зато лидер продаж в своей фирме. Его ценят, уважают. Уже месяцев девять зовут на больше, начальником сектора, открывать новые точки: всё то же самое, но без продаж. Но обязательно необходим личный транспорт. Он ещё и поэтому переживает, а я его успокаиваю каждый раз, хвалю…

Говорю ему: «Я уже твоей мамой становлюсь в итоге…»

Вот так и живём.

— Странное ощущение… — проговорила Анна. — Как будто всё ненастоящее…

— В её рассказе? — расстроился Фёдор.

— Эта комната… Горы… Как будто неплотное: то ли просвечивает, то ли…

— Так. Срочно обедать! — Белявский поднялся из кресла.

— …то ли плывёт… Вроде бы и реальное — но не совсем…

— А реальность — наоборот, на плёнке? — подхватил Фёдор. — Я тоже это чувствовал! несколько раз!

— Ну вот ещё, — отмахнулся Дмитрий Всеволодович. — Аня, стыдно: взрослые люди. Поешь — сразу перестанет плыть и просвечивать…

Все расположились за большим столом у окна: Дмитрий Всеволодович напротив жены, рядом с Лёлей; Фёдор, соответственно, рядом с Анной. Разрумянившийся от кухонного жара Эрик и его помощник — невозмутимый светловолосый атлет с серьгой — расставляли закуски à la fribourgeoise [18] : густой молочный суп с картошкой, шпинатом и белой крапивой; салат из томлёной моркови; пирог с шукрутой [19] — и, разумеется, сыр грюйер во всех видах: нарезанный палочками и завёрнутый в бекон; взбитый в суфле; запечённый в ramequin (керамической чашке), и он же — в пироге, в салате, в молочном супе…

— Assez, assez! [20] — испуганно вскричала Анна, когда Эрик щедро отрезал ей пирога. — Дима, возьми у меня…

Фёдор скованно перекрестился, и начал есть.