У нас в саду жулики - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Михайлов cтр.№ 14

А после второй бутылки я вспомнил, что и у меня на «Ламуте» тоже имеется кореш и он теперь нас возьмет на Спафарьево засольщиками.

Но после третьей бутылки Юра положил на стол голову и, размазав соленый помидор, неожиданно захрапел. И со скамейки вдруг заструился ручеек. Я думал сначала, рассол, а это, оказывается, из Юры. И как-то вдруг не совсем красиво запахло. И, как я потом узнал, такое угощение в народе называется «шампанское с гарниром».

А утром, когда проснулись, то Юра с размазанным по щеке помидором лежит на полу. А Келдыш (его настоящее имя так и осталось в секрете) куда-то исчез. И вместе с ним, за вычетом билета на самолет, из телогрейки исчезли все деньги.

Нет, все-таки о нас позаботился и оставил нам с Юрой по полтора рубля на автобус. А так бы пришлось тащиться с 56-го километра пешком.

Чуть не забыл: когда Павлуша спас меня от утюга, то после второй бутылки я ему рассказал про Окуджаву и показал надпись на пластинке, которую мне Булат Шалвович подарил.

– Слыхал, – говорю, – про такого? Фронтовик… – и поставил ему «Леньку Королева». И «Ленька Королев» Павлуше очень понравился, и он меня даже попросил списать ему слова.

– Надо, – говорит, – разучить.

А Зое больше всего понравилось, как «дрожит в замке ключ», и она даже позабыла про мою вахтершу.

Булат Шалвович поет:

А как третья любовь – ключ дрожит в замке,

ключ дрожит в замке, чемодан в руке…

И Зоя подбородком на ладони, такая печальная, сидит и чуть не плачет.

А после третьей я им спел «Женщина, ваше величество», и мы за Окуджаву выпили. И когда Зоя пошла мыть посуду, я похвалился, что скоро уеду в тайгу и буду там в ручье чистить зубы. И Павлуша хоть и был косой, но как-то виновато осклабился и быстро ушел спать, а на следующий день приносит мне повестку из военкомата. Оказывается, Павлушу вызывают на сборы, но неожиданно вспомнили, что я Павлушин сосед. А по какой причине вызывают меня, Павлуша не знает.

Мне только еще не хватало этих сборов, но я все-таки решил сходить, и со мной разговаривал товарищ капитан (а я уже, оказывается, старший инженер-лейтенант, так что можешь меня поздравить с повышением).

О сборах почему-то не было сказано ни слова, но товарищ капитан очень интересовался, на какое число намечен мой отъезд в экспедицию и на какой примерно срок. А потом подвел меня к стенке и, вручив указку, предложил показать на карте координаты моей будущей метеостанции.

Надо было ему напомнить, что это военная тайна, но я как-то сразу не сообразил.

– Да я, – улыбаюсь, – еще и сам не знаю, – наверно, – говорю, – озеро Джека Лондона.

И товарищ капитан так дружелюбно на меня посмотрел и записал название озера себе в блокнот.

И вот на днях сестра жены Кольки Грека сообщила Нине Ивановне любопытную информацию.

Оказывается, муж ее дочери тоже работает в военкомате, правда, всего лишь рядовым инструктором, но по особо важным делам, и когда я ему рассказал, что обыграл Клима Ворошилова в бильярд, то он хоть мне и не поверил, но на всякий случай заправил рубашку в штаны, и мы с ним за это выпили. А было это еще в прошлом году у нас в бараке на Зоином дне рождения. Павлуша, как обычно, играл на гармошке, а когда еще добавили, то я предложил такую викторину: назвать трех любимых писателей, а потом – три любимых цветка; и Зоя стала ругаться, что я дурачок, но моя идея всем понравилась, и Сережа вырвал из тетради несколько листов и каждому раздал по фломастеру.

Сначала я написал Достоевского, потом Бабеля, а потом Сэлинджера. И все менял их местами. Но, как там ни крути, все равно самый первый – Достоевский. А из цветов у меня на первом месте флоксы, дальше – сирень и на третьем – жасмин.

У Витеньки был тоже Достоевский и еще экзистенциалист Камю, а Нина Ивановна, как всегда, засмеялась: «Ну, Толька дает…» и предложила за меня тост. А Сережа написал «Республика ШКИД».

И муж племянницы Колькиной жены все тоже что-то записывал, но вслух так ничего и не сказал. А Павлуша, отложив гармошку, сидел и о чем-то угрюмо думал.

А когда Зоя принесла с кухни вареники, то викторину пришлось отставить, и все выпили за именинницу. А потом стали слушать Высоцкого, и племянница Колькиной жены сказала, что ей больше нравится Пахмутова. У Пахмутовой все такое гражданственное, а у Высоцкого – одна хрипотня. Но я ей возразил, что пускай она Высоцкого не трогает и что ее Пахмутова – фуфло. И все сразу же возмутились и бросились Пахмутову защищать – какое я имею право! Ее ведь любит народ. И кто-то крикнул, а как же ее замечательная песня про ребят с острова Даманского, тоже, значит, фуфло?!

И я подтвердил, что тоже. И даже еще хуже. И что когда в мирное время гибнут люди, то ей лучше бы помолчать.

И все сразу же замолчали и насторожились, за исключением Зои, которая на меня тут же накинулась, чтобы я ее «не срамил», и еще, помнится, Павлуша, уже пошатываясь, погрозил мне пальцем и как-то обиженно пообещал, что это я зря.

А дальше мне надо было ехать на речку мерить уровень. И все под гармошку запели, а я пошел на автобус. А когда возвратился обратно, то Павлушу уже увела супруга.

И Нина Ивановна нам по секрету рассказала, что по секрету рассказала жене Кольки Грека сестра.

Когда на прошлой неделе к ее дочери пришли гости, то сначала, как всегда, просто поточили лясы, а когда выпили, то зять вдруг не выдержал и похвалился, что у него есть один знакомый, который играл с Ворошиловым в бильярд. И что еще в октябре прошлого года его вместе с женой вызывали в КГБ и этим знакомым интересовались и все спрашивали, как он ведет себя в обществе, не совращает ли с пути молодежь, не собирает ли ее вокруг себя и не настраивает ли на свой лад. И что еще этот их знакомый ругал советскую власть и говорил, что самая лучшая в мире страна – Израиль.

А потом, когда еще добавили, то ее зять вырубился, и что было дальше, осталось военной тайной.

Я огибаю толпу и, смерив ее взглядом, пристраиваюсь очереди в хвост. Очередь за фельетоном.

Киоск точно встроен в сугроб, и из приоткрытого окошка выскакивают газеты.

Сегодня в нашем городе сенсация: раскрыта подпольная банда.

За несколько человек до цели окошко неожиданно задвигается, и граждане в оцепенении застывают. Все. Газеты уже закончились.

Вокруг киоска пустеет, и я барабаню в стекло. Киоскерша его нехотя отодвигает и строго прищуривается. Неужели мне так и непонятно. Что фельетона больше нет.

– Понимаете, – объясняю я киоскерше, – это про меня… там, в газете… – и, порывшись в кармане, показываю ей паспорт, – вот, смотрите… – и вожу по своей фамилии пальцем.