Человек за шкафом - читать онлайн книгу. Автор: Олег Рой cтр.№ 34

У старости особый запах, как и у детства. Но если аромат младенца нежен и приятен, то о запахе старости, увы, никак нельзя сказать ничего подобного. Врачи, наверное, считают, что это связано с особой работой гормонов. Но Меркулову всегда казалось, что это умершие с годами души начинают разлагаться в еще вроде бы живом теле. Вилен чувствовал этот запах от своих ровесников и, весьма вероятно, сам источал такой же, просто не замечал этого. Но никак не мог примириться с этой мыслью, как и с тем, что его собственная душа тоже может умереть раньше срока.

Ему хотелось жить, жить полной жизнью – даже несмотря на то, что молодость давно миновала. В зрелом возрасте тоже есть свои плюсы, и их, как ни удивительно, не так уж и мало. Самым главным подарком, который опыт дарит людям, Вилен считал умение отделять зерна от плевел. Сколько ж было в юности переживаний из-за пустяков, которые тогда казались вселенской трагедией, сколько времени и сил было потрачено на вещи, не стоившие и ломаного гроша, сколько души и нервов было отдано отношениям с людьми, которые явно этого не заслуживали! С возрастом уже все не так, уже умеешь понять, что ценно, и посвятить себя только этому… И именно такой ценностью все больше становилось для него общение с Тамарой. Теперь казалось странным, что еще какой-то месяц назад он собирался прекратить встречи с ней. Как хорошо, что он не совершил этой грубейшей ошибки! Вилен ни за что бы не простил ее себе.

Они виделись часто, не менее двух, а то и трех раз в неделю. Гуляли, если было не слишком жарко, выезжали за город, вместе обедали, подолгу сидели за чашкой кофе или бокалом прохладительного напитка на летних верандах любимых ресторанов. Разговаривали обо всем на свете. И иногда Меркулов все же уговаривал свою спутницу рассказать продолжение истории шкафа. Он немного лукавил, скрывая от Тамары, что шкаф он давно продал – его на удивление быстро купила для своей обширной гардеробной оперная певица, которую совершенно не интересовало, кому принадлежала эта вещь раньше. С материальной точки зрения эта сделка стала очень выгодной для Вилена… Но в душе, что греха таить, ему было несколько грустно расставаться со шкафом. Тем самым шкафом, который познакомил его с чудесной женщиной по имени Тамара и который, как оказалось, был не только свидетелем, но и непосредственным участником трагедии генеральской семьи.

Раньше, в детстве и отрочестве, жизнь Антона всегда была наполнена музыкой. Самой разной музыкой, в зависимости от самочувствия, настроения, тех или иных событий… И даже от погоды за окном. Когда на душе было хорошо, то и музыка слышалась спокойная, мягкая, тихая. Но стоило в сердце поселиться беспокойству, например, кто-то из родных слишком долго не возвращался домой или даже просто чувствовалось в воздухе приближение грозы, как музыка изменялась, делалась совсем другой, меняла темп и тональность, становилась тревожной. Радостные минуты звучали легкими и быстрыми веселыми танцами вроде польки или галопа, торжественные праздники, такие как 9 мая, – маршами или кантатами. А если вдруг случалось что-то неприятное, ну, скажем, они с Андрюшкой вдруг ссорились и не сразу мирились, то и музыка появлялась под стать настроению – медленная, печальная.

Но с недавних пор все переменилось. После смерти деда музыка стала только печальной, а после того как следом за дедом скончалась бабушка, все богатство музыки вдруг свелось к одной-единственной мелодии. День и ночь в ушах упорно звучал «Реквием» Моцарта, от которого уже хотелось выть и лезть на стену. Измученный этой навязчивой мелодией, Антон думал, что хуже уже ничего и быть не может, но, как оказалось, ошибался. Когда пришло сообщение о смерти Андрюшки и тотчас следом за этим умер папа, вдруг настала полная тишина. Выяснилось, что это и есть самое страшное. Музыка перестала являться к нему, он больше не мог не только слышать ее, но и играть. Подходил к инструменту, садился на табуретку, клал руки на клавиши… И сидел так, не шевелясь, молча глядя в стену. Час, другой, третий… А потом вставал, закрывал крышку и снова возвращался за шкаф. Находиться еще где-либо в квартире было невыносимо – каждая вещь, каждая деталь напоминали о прошлой счастливой жизни, об Андрюшке, о бабушке, о дедушке, об отце… Даже собственная комната не приносила успокоения, потому что Антон отлично помнил те времена, когда она была еще их общей с братом детской, и мог точно показать, где стояла кровать Андрея, где лежали его вещи и игрушки и какие именно… В остальных комнатах было еще хуже, там ничего и вспоминать не надо было, все так и стояло на своих местах. Мама не стала ни от чего избавляться, оставила нетронутыми и спальню родителей, и свою с отцом спальню, и кабинет деда. Сама она туда почти не заходила, все время проводила в Андрюшкиной комнате, смотрела на его фото и плакала, изредка засыпая беспокойным сном на его кровати. Домработнице Розе или кому-то из знакомых, кто первое время заезжал к ним, почти никогда не удавалось уговорить ее поесть – Ольга только иногда пила чай да глотала чуть ли не горстями какие-то таблетки, которые ей прописал врач. Разговаривать с ней было невозможно – она как будто не слышала обращенных к ней слов и смотрела отсутствующим взглядом.

На работу Ольга больше не ходила, но почти каждый день ездила на кладбище, садилась на скамейку у могил и снова плакала. Антон иногда сопровождал ее. Он не любил бывать на улице, никогда не делал этого один и, если бы оказался в огромном городе без провожатых, наверняка тотчас же заблудился бы уже в трех шагах от своего дома. Однако дорогу от ворот кладбища к могилам близких он выучил на удивление быстро.

Сначала Антону было не так уж трудно ездить на кладбище, но чем дальше, тем пребывание на улице среди многих незнакомых людей, каждый из которых нес в себе свой мир, свои переживания, печали и боль, делались все тяжелее, и он стал ездить вместе с матерью реже.

Однажды Ольга отправилась на кладбище утром, около девяти, Антон еще спал. А она накануне провела очередную бессонную ночь, таблетки, прописанные модным доктором, перестали помогать, даже несмотря на максимально увеличенную дозу. В результате Ольга была настолько заторможена и погружена в себя, что забыла обо всем на свете и стала переходить улицу Горького прямо через проезжую часть, забыв о подземном переходе. Антон в этот момент проснулся, точно его подбросило, и с криком: «Мама, мама, стой, остановись!» бросился к окну. Но окна бывшей детской выходили во двор, поэтому Антон, конечно, не мог ни слышать визга тормозов, ни видеть ужасную сцену ДТП. Водитель автомобиля, который насмерть сбил Ольгу, был ни в чем не виноват – он просто не заметил женщину, как сомнамбула бредущую через дорогу, и не сумел вовремя остановиться. Но в данном случае это было уже неважно. Когда человек случайно погибает, есть ли смысл искать виноватых? Все равно погибшего уже не вернуть. У Антона было такое ощущение, что смерть просто поселилась в этой квартире: дедушка, баба Таня, брат, папа, а теперь вот и мама…

Так Антон остался один – в свои неполные семнадцать лет, едва успев приобрести аттестат о среднем образовании, которое он, как инвалид детства, получил на дому. Соответственно, он был несовершеннолетним, считался недееспособным, и с точки зрения закона возможны были два варианта его дальнейшей судьбы – либо специализированный детский дом, либо оформление опеки. И опекун нашелся очень быстро: им стала сестра отца, Зоя Рябова, – единственный человек из его родни.