— А она?
— Что? — от неожиданности Саша даже обернулась. Теперь она смотрела на него, понимала, что поступает неправильно, но все равно смотрела. Вместо нахального, вызывающего взгляда, который ожидала увидеть, она встретилась с глазами побитого пса, несмотря ни на что любящего своего хозяина, подобострастно виляющего хвостом и спрашивающего заискивающе: «В чем же я провинился?»
— Может быть, здесь не хватает ее?
— Ее?
— Старшей жены. Здесь нет очевидности. — Он показал рукой на кукол. — Кто из них главный?
— Какая разница?
— Ты же художник!
— И?…
— Художник не может забывать о своих персонажах.
Саша озадаченно молчала, а он продолжал:
— Каждая из них хочет стать старшей женой, но какая именно ею является — непонятно.
Саша произнесла растерянно:
— Никакая.
— Так не бывает. В гареме она должна быть.
— А в твоем гареме она есть? — Саша не удержалась от издевки.
— У меня нет гарема.
И вот теперь у нее получилось: холодный взгляд вырвался из ее глаз мощной презрительной волной и облил его, не пощадив ни одного миллиметра лица, которое она не забыла и которое ей очень хотелось и поцеловать, и расцарапать. Этот ледяной поток сорвал с него маску подобострастной собаки, он, возможно, пришел извиняться, но не терпеть издевательства:
— Но если бы был, ты определенно стала бы в нем старшей женой. — Сказал и спохватился, и засуетился, и запереживал, увидев, как мгновенно сузились ее глаза, как сдвинулись в гневе брови, как разлился по щекам румянец праведной обиды: — Прости, прости, я не хотел этого говорить, не хотел этого делать.
Саша лишь усмехнулась:
— Ты уже сделал все, что хотел. — Сказала и пошла прочь, но он не собирался сдаваться: снова возник перед ней, перегородил путь:
— Постой! Ты же понимаешь, я не случайно пришел. Я специально ждал твоей выставки, искал, где она будет проходить. Ты же сбежала, не оставив мне ничего, кроме имени. Какое счастье, что ты достаточно известна и мне не пришлось брать в справочной координаты всех живущих в Москве Александр Андреевых. Знаешь, если бы ты повезла своих кукол в Шанхай, в Петропавловск-Камчатский, в Канберру, я бы поехал куда угодно, лишь бы поговорить с тобой.
— О чем?
— Ты считаешь, нам не о чем разговаривать?
— Если бы я думала иначе, я бы поговорила с тобой еще в Анталии, но у меня по-прежнему нет ни желания, ни сил, ни слов для общения.
— Возможно, у тебя найдется хотя бы пара хорошеньких ушей, а говорить буду я.
Саша подняла на него тяжелый взгляд: прямо перед ней стоял ее мужчина, и он был не свободен, а самое последнее в жизни, что она могла бы простить и принять от мужчины, всегда было, и есть, и будет — предательство семьи.
— Пара хорошеньких ушей есть, наверное, у твоей жены, а мои давно перестали быть таковыми, потому что слышали слишком много лжи.
— При чем здесь моя жена? — искренне удивился Сергей и, увидев, как Саша снова брезгливо поморщилась, тут же попытался поймать ее взгляд и сказал тихо и твердо: — Прости.
Саше вспомнился хриплый, надрывный голос брата:
А может быть, простить и не рубить сплеча?
Чтоб не разрушить крепость жизни сгоряча?
А может быть, забыть, сначала все начать,
Чтоб все же обрести, а не опять терять?
А может быть, понять? А может быть, простить?
Чтобы не обвинять, а только лишь любить?
«Эх, Вовка! Если бы здесь, внизу, все было так же однозначно и понятно, как там у вас, наверху: место определено, фигуры расставлены, миссия выполняется. А у нас, тебе ли не знать, сплошные «может быть», «наверное» и «вполне вероятно».
«Сашура, надо уметь прощать», — вспомнились ей слова матери. «Не называй меня так!» — «Как бы я тебя ни называла, это не изменит смысл моих слов». — «Я не собираюсь учиться прощать предательство».
Саша посмотрела прямо в умоляющие, нежные и такие удивительно родные глаза и произнесла глухо и неумолимо:
— Я не собираюсь прощать предательство!
— Саша, да пойми же, я не хотел, я только…
Она жестом остановила поток готовых сорваться с его губ излияний. Переживаний с нее было достаточно: она все услышала, все сказала, все решила.
— Ты сделал все, что хотел. — Саша обошла его, словно манекен, и направилась к выходу из зала. Еще немного, еще несколько шагов, и там, за углом, можно будет присоединиться к группе коллег, сгрудившихся у декорации к диснеевским мультфильмам. Сама она не очень любила воспроизводить сцены из мультиков — там за нее героев уже нарисовали, их не надо было придумывать и воображать, только изготовить, передав детальное сходство. Но посмотреть на веселых гномов, едущих с изумрудами на вагонетках домой к своей Белоснежке, или на дотошного ослика в кибитке, пристающего к зеленому огру с бесконечными вопросами, она любила, мультяшки всегда поднимали настроение. Она успела дойти до выхода из зала, когда сквозь тихое перешептывание посетителей ей в спину полетел и больно ударил вопрос:
— А ты? Ты все сделала, что хотела?
Ей не надо было спрашивать себя, правильно ли она поняла его слова. Она знала, о чем говорил Сергей. И ей было одновременно и приятно от того, что он угадал, что именно она собиралась сделать, но все еще не собралась, и стыдно, что до сих пор этого не сделала, и еще ужасно неловко. Потому что человек, которого она отталкивала, разбирался в ее душе лучше ее самой. Она обернулась и, уже не обращая внимания на то, что на них оглядываются, ответила вопросом на вопрос:
— А если сделала?
— Ты врешь!
«Я вру».
— Откуда ты знаешь?
— У тебя на лице написано.
«Конечно, я знаю, я просто уверен в том, что ты еще и пальцем не шевельнула в этом направлении, хотя я настоятельно советовал тебе попробовать. Но ты же занята другими вещами: у тебя куклы, выставки, творческий подъем. Ты привыкла к распростертым объятиям и боишься, что тебя отфутболят. А тебя отфутболят, милая. Я об этом позаботился. У меня не было другого выхода. Ты потом обязательно поймешь. Обязательно. Потом. Думаешь, я ждал, что ты меня сейчас простишь? Даже и не надеялся. Я бы даже разочаровался, если бы это случилось. Эта была бы уже другая женщина, а не та, которая запала мне в душу, — твердая, решительная, несгибаемая. Я сегодня пришел только посмотреть на тебя. Нет, вру, конечно, снова вру. Мне недостаточно просто смотреть на тебя, я хочу большего, я хочу получить все, мне не нужно малого, я буду сыт только многим, поэтому я и пришел: пришел напомнить о том, что мечты необходимо пытаться воплотить в жизнь. Я уверен, что твои желания не ограничиваются изготовлением нескольких замечательных фигурок восточных женщин. Ты говорила мне о другом, ты хотела иного».