Всадник - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Дикий, Анна Одина cтр.№ 68

«Систематически недооцениваю волю этого мира к продолжению существования, способность придумывать историю и проживать ее с уверенностью и чувством, – думал Делламорте с досадой. – Сейчас выяснится, чего доброго, что он и сам собрался построить корабли, погрузить на них все население и отправиться на поиски обетованной земли».

– Отправиться вперед, – тут Орах, как бы в иллюстрацию своих слов, выбросил вперед одно плечо, – ибо мало кто понимает, что происходит в Рэтлскаре. Никто не задает вопросов, все лишь продолжают покорно и тупо исполнять отведенные им роли. Потому-то мне и нужна была осознанная преданность – чтоб люди шли за мною без сомнений и сожалений, как за первым военачальником. Я намеревался оставить Рэтлскар и отправиться на берег – всем, всем без исключения. Вылазки бывали и раньше, но все они оканчивались ничем, поэтому я и решил, что уведу весь свой народ. Мы не смогли бы переплыть океан, не смогли бы и уйти под землю. Нам оставался только один путь… И хорошо, что ты пришел вести нас по этому пути: я доверяю предводительству всадников больше, чем себе, хоть и не знаю, кто они.

Делламорте прикрыл глаза и слегка ополз по стене, как будто засыпая. Нахмурив чело, Орах смотрел на собеседника, тот же слушал рассказ, не меняя позы, и лишь ближе к концу все же открыл глаза.

– Все это тайное знание, военачальник, – отозвался он утомленно. – Что было с всадниками… что стало с всадниками и кто остался из всадников… кто такие всадники. Если ты уверен, что я носитель ордена, и если ты хочешь, чтобы я принял участие в происходящем, если хочешь понять, что к чему в твоем мире, – обращайся. Всадники выполняют задачи. И берут плату.

– Пусть так, – сказал Орах упрямо, – я заплачу по справедливости… Я хочу победить змеиных наездников. Хочу понять, на чем стоит Рэтлскар и почему он возник здесь. Хочу, чтобы на моем правлении его история закончилась, ибо это место не для людей. Называй цену.

Делламорте наклонил голову, выслушивая заказ в глубокой задумчивости и как будто в печали.

– Что ж, лорд Орах, военачальник, равный Древу. Сказанное застыло в камне. – Он поднял голову, указывая рукой на стену, где «заказ» Ораха высек из камня буквы. – Впервые за историю ордена желание поручителя совпадет с платой, требуемой всадником: награда, которую я возьму, – конец истории Рэтлскара. Подтверди же это.

Орах взглянул в глаза магистра искусств и увидел в них блеск далекого, непонятного ему интеллекта. Только тут он осознал, что они с Делламорте могут понимать конец истории Рэтлскара по-разному. Но отступать уже было поздно.

– Я подтверждаю это, – сказал Орах через силу.

– We have terms [128] , – ответил доктор Делламорте.

Буквы в камне вспыхнули глубоким красным светом.

– Не чувствует.

– А здесь?

– И здесь не чувствует.

– А так?

– …

– Что – «…»?

– Ахм…

– Что это значит?

– Чувствует.

В странных нарядах щеголяли богатые дамы Рэтлскара. Платья были пышные, но с прожогами и разрезами, выполненными специальными мастерами из смиренного товарищества портнейших. Сейчас военачальница леди Ицена лежала лицом вниз на жестком деревянном ложе, спрятанном под один только покров в виде сети-кольчуги, как у самых первых лейтенантов. Не то чтобы на дереве да на кольчуге должна была возлежать военачальница, нет… просто доктор Делламорте явился в замок, будто то была его собственная резиденция, проехал коридорами верхом, не пригибаясь (своды как будто из страха приподнимались над ним!), оставил жеребца возле дверей хворавшей Ицены и… спасибо, что не вышиб дверь ударом ноги. Чего только не ожидали от него после событий последних дней! Но доктор сказал просто: «Лежать на жестком», – и Ицена незамедлительно и плавно опустилась на полку деревянной кровати, а перин не стало.

Сорочка Ицены тоже была изукрашенной. Голубой наряд с искусно обшитыми красно-коричневым следами огня и сине-зелеными ранами разрывов ничего не открывал. Военачальница была дамой пышной, и при желании что-нибудь можно было и открыть, но искусство портнейших состояло именно в этом: они делали костюм, а не неприличие. Вообще же Ицена и Делламорте составили прекрасную пару «врач-пациент»: военачальницу нимало не смущала плоть, проглядывавшая в разрезах и прожогах, а Делламорте было бы только интересней, если бы и сама болящая, а не только ее ночное платье, состояла из прожогов и разрезов.

– Ишемический инсульт, – пробормотал врач про себя, и мы его поняли, но не поняла военачальница: подобных сочетаний звуков в ее языке не было.

– Как ты сказал? – слабо переспросила она.

– Каша во рту – афазия, правый зрачок расширен, ригидность мышц шеи и ног… Что? – Делламорте вспомнил, что перед ним есть и живой человек.

– Что ты говоришь, Всадник?

– Я говорю: перевернись на спину, леди Ицена, и подложи подушку.

Все это было немедленно выполнено. Ицену приподняли в воздух, аккуратно развернули и опустили на место. Сверху сандвич из кровати, тонкого матраса и Ицены прикрылся легким одеялом.

– Разрезы и прожоги, – пробормотала Ицена слабо. – Мне полагаются разрезы, прожоги и кольчужное кружево.

Делламорте посмотрел в нездоровое синеватое лицо с умилением:

– Если ты настаиваешь, таким можно будет сделать твой саван.

Ицена закрыла глаза и молчала довольно долго. Затем ее губы зашевелились:

– Ты ведь никакой не доктор, да? Всадники знали только одно лекарство от всех болезней – быстрые острые предметы.

Недоктор поднялся, подошел к бойнице, обозрел площадь, где буквально прошедшей ночью соревновался со змеиными наездниками с применением быстрых острых предметов, отметил растущее посередине площади дерево и прокомментировал не оборачиваясь:

– Всему свое время, военачальница. Если бы понадобилось сделать тебе коррекцию порока сердца, мы говорили бы и о применении острой стали.

Рот военачальницы приоткрылся. Как бы медленно ни работал ее больной мозг, до нее дошло: Делламорте ее понимает, а она его – нет. Но Ицену это не взволновало: магистр, его слова, одежда, оружие, руки, голос, врачебные приемы – все это не принадлежало к ее миру, было слишком сложно и непонятно… и потому странным образом расслабляло. Военачальница для разнообразия почувствовала себя маленьким ребенком, которому не приходится слишком сильно задумываться о том, что у него будет на ужин. А вещей, принадлежащих ее миру, привычных, было по-прежнему достаточно – от детских голосов над городом до убийственного молчания ночью, от пропахших померанцевой цедрой хлебцев в форме восьмерчатого щита до сонного причмокивания ребенка… Незаметно для нее самой потекли слезы. Доктор, как будто услышав их неслышное движение, с досадой отвернулся от бойницы, словно прерванный в середине чрезвычайно увлекательного размышления.