Орест и сын - читать онлайн книгу. Автор: Елена Чижова cтр.№ 52

“Фу, фу, фу! — Темная фигура закрыла арку. — Керосином тянет. И тебя, что ли, тетка скоблила?” Инна следила сквозь тряпичную щелку. Пьяная рука шарила по стене. Не поймав выключатель, он отвалился от косяка и шагнул вперед.

“Воняешь, брат”, — фыркнул довольно. Из ангельской ниши шла сладковатая волна. “Птица вонючая! — Он крутил носом брезгливо. — Тошнотворная тварь!” Голос сбросил дурацкую зычность и стал голым, как камень. Бессмысленный взгляд уперся в тряпичный бугор. Иннино тело вздрогнуло и напряглось.

“Кто тебя намазал? Кто тебя намазал? — он повторял тупо и монотон- но. — Поверил, что вас будут судить святые? Это Он тебе сказал? Ну, и кто Он теперь, отвечай, птица! Да, что ты можешь? Вонять, как Он? Сдохнуть и вонять! Это и я могу. — Он поднял пальцы к носу. — Ну, ответь, — слова ворочались на зубах, как камни, — вывел или не вывел Он народ свой на погибель? Молчишь... — Плешивый взялся за голову. — Думаешь, все будет по-Его? Сколько их было — верных! Всех пустили в расход… Ты-то чем лучше? Думаешь, на руках понесут тебя и твоя голова не преткнется о камень? Может, и Его ноги не преткнулись? Или ты, — он поднялся на тяжелых ногах, — снова отвалишь камни, и Он пойдет, не хромая? На культяпых ногах с ощипанным поводырем?” Сжавшись изо всех сил, чтобы не заплакать в голос, Ксения дрожала под тряпками.

Сквозь узкую щель Инна смотрела, как Плешивый лезет на топчан. Ухватившись за ангельскую голову, он кряхтел, силясь раскачать: “Сейчас... я тебя выверну... узнаешь, как расшибаются ангельские... безмозглые...” Из-за корчащихся плеч поднимались острые концы крыльев. Инна вылетела с топчана и кинулась на плечи.

Раздался собачий визг. Она отлетела к стене и ткнулась головой о камень. Плешивый упал на лежак и завертелся, скуля. “А-а-а!” — Ксения кричала, уткнувшись в тряпье. Скулеж смолк. Плешивый повернулся и уставился на развороченный лежак.

“Девка! — Он смотрел ошалело. — Две девки!” — ощерилась бессмысленная улыбка. Инна стояла у стены, держась рукой за темя. Среди белых вьющихся мух стояло мужицкое лицо. “Сказились, что ли?” Боком Ксения добралась до стены и нащупала выключатель. Зарезка зажмурился и принялся тереть щеки. Пьяная поволока затягивала глаза. Гора тряпок, похожая на развороченный муравейник, чернела на лежаке.

“Вернулась?” — Тусклые глаза пустели, словно поволока становилась бельмом.

“Мы от собак... Лай услышали. Вы сами говорили, выпускают”. — “Выпускают”, — он подтвердил важно. Ксеньин голос стал тверже: “Это моя подруга. Я привела ее, чтобы показать... статую”. — “Этого?” — он кивнул в нишу. “Нет”. — Ксения показывала пальцем сквозь стену. Подбородок Зарезки отвердел. “А деньги у нее есть?” — “Какие деньги?” — Инна подала голос. “За экскурсию”. — Грубая издевка кривила рот. Ксения встрепенулась, но Иннина рука остановила: “И сколько это стоит?” — “По гостю и цена. — Он сел на лежак, прямо в развороченную муравьиную кучу. — С нее вот, — кивнул на Ксению, — двугривенный взял, а с тебя, — оглядел, — с птицы такой, — он шевелил пальцами, словно ощупывал монеты, — будет рупь”. Захохотал, причмокивая.

“Я дам десять”. Хохот заглох, как захлебнулся. “Три за экскурсию, а остальное... Вы его больше не тронете”. — “Заступница объявилась? Сестрица... Повезло ощипанному! Ладно”. — Он оглядел щуплые крылья. Инна поймала Ксеньины глаза. “И за того тоже”. — Она ткнула пальцем в стену. “За обоих, значит? За двух? По три пийсят? Добавить надо — чтоб уж на две бутылки. Может, еще кого присмотришь? Тут этого добра много!”

“Сегодня у меня только три рубля. Остальное — завтра”. Он протянул руку. “Ты, жучка, гляди! Ежели что, обоих их разотру. — Спрятал деньги и провел кулаком по стене. — Ладно, пошли. На три рубля до завтра доживут, а дальше — будем поглядеть”.

Пьяные ноги переваливались по-утиному. “В сумерках плохо видеть стал — не иначе, глаза надуло”. — Он остановился и принялся тереть кулаками. “Давайте я вперед. Я дорогу помню”, — сказала Ксения. “Ну, веди. — Зарезка пропустил ее, а сам пошел с Инной. — Значит, — голос зудел мирно, — обоих пожалела?” Инна молчала.

Ручки к сердцу приложила,

Грудь накрыла кисеей! —

он запел ни с того ни с сего. “Знаем мы вашу жалость! К вам придешь на ногах — отправите на дровнях!” Инна отвернулась. Впереди между крестами темнела бронзовая фигура.

Инна оглядела равнодушно — в опустившемся полумраке лица не разобрать. Плешивый забежал вперед. “Иисус Христос, Сын Божий, — он начал представление. — Между прочим, с Ним случилась страшная, кровавая история, но я Его спас...” — “Знаю”, — Инна прервала.

“Разбойникам ноги перерезало, — Зарезка заюлил. — Очень поучительная история, особенно для молодого поколения... Но я могу рассказать другую — из моей жизни...” — “Не надо”, — Инна отрезала. “Он умеет огненное облако зажигать — из керосина”, — Ксения заступилась. “Ну-ка, зажгите”, — Инна говорила совершенно серьезно. “Для вас, да за денежки ваши… — Он развел руками. — Керосинчику нету”. — “У меня есть”. — Инна опустила руку в карман и достала пузырек. Плешивый схватил с готовностью.

“Беленькой разжился?” — грубый голос раздался сзади. “Какая белень-кая! — Плешивый снова заюлил и скукожился. — Гостей встречаю, керосинчик это. Девки просят огоньком дыхнуть”. Лошадиный поднес к носу. “Тьфу! — покрутил головой. — А я сынка моего покрестил”. Он занес плеть и ударил по земле крест-накрест. “Кнутом покрестил — керосинчиком помажь! — Плешивый

пустился в пляс, припадая на обе ноги. — Крестим покойничка, крестим — керосинчиком мажем, мажем!” — “Врешь, крамольник, я своего сына не убивал”.

— Перехватив рукоятку хлыста, Лошадиный двинулся вперед.

Зайцем Плешивый взлетел по ступеням и спрятался за статуей: “Не убивал, не убивал, он сам себя убил, сам себя хлыстом покрестил!” — “У!” — лошадиная спина напряглась. Хлыст, поднявшийся в воздух, опустился со свистом. Плеть охлестывала бронзовую статую. Плешивый уворачивался от ударов. Удары падали один за другим. Ксения вздрагивала от каждого.

“Так его, так его! — голос вился под крестом. — Будет знать, как отца предавать!” Лошадиный обессилел и опустил плеть. “Ладно, вылезай — не трону”. С размаху он ударил о колено и переломил деревяшку. Плешивый спускался на землю: “Вот и сломал, вот и хорошо, отец смертью не наказывает”.

“Пошли отсюда”, — Инна потянула Ксению. “Куда ж вы, куда? — испугался Плешивый. — Огонечка-то? Сейчас мы вас огонечком... покрестим”. Ксения вздрогнула и вырвала руку.

Низкие тревожные звуки уносили плоское зеркало — раскачивали под пустым небом. На мертвой зыби лежал усталый голос, из-под которого высокой волной вставал другой — ясный и чистый. Он пел и просил Ксению о помощи. Ненавидеть не надо. Родители просто не знают. Они поймут, если хорошо объяснить…

Мертвый город, лежащий вокруг статуи, благоухал сладковатым керосиновым снадобьем. Не было ни женщины, несущей сосуд за обе ручки, ни рим-ских тревожных голосов. На этот раз она успевала вовремя. “Если вы... покрестите меня, я смогу... Его вытирать?” — Ксения спросила упавшим голосом.