Римка попробовала было с вызовом посмотреть на мужа, но тут же стушевалась и притихла.
– Поняла меня, Мусь?
Селеверова стиснула зубы.
– Вот и хорошо, – с барской интонацией протянул Олег Иванович и позвал Дусю: – Петро-о-овна! Ну, ты решила, где жить-то будешь?
Ставшая невольной свидетельницей семейной сцены, Ваховская заробела, но ни на секунду не забыла о своей главной миссии – соблюдать интересы девочек – и переспросила Хозяина:
– А как же Лёка с Ликой? Пусть они выбирают…
– Ну уж не-е-ет… – пресек Дусину инициативу Селеверов и подмигнул жене. Та сделала вид, что не заметила. – Без тебя бы этой квартиры не было, тебе и выбирать.
– А как же?.. – снова попыталась вступить в дискуссию Евдокия, но вновь была водворена на место властным взглядом Олега Ивановича. – Здесь тогда, – мяукнула Дуся и указала на ближнюю ко входной двери комнату, причем самую небольшую по метражу.
– Ты, Петровна, не стесняйся. Выбирай ту, какая приглянулась, – вновь с барской интонацией заявил Селеверов.
– Да мне хорошо… Много не надо… И к выходу поближе. Если вдруг выйти, так чтоб не беспокоить… Эту возьму.
Римка Дусиному решению обрадовалась, но этого никак не показала, соблюдая правила игры. Зато девочки, вернувшиеся в квартиру, не преминули заявить Евдокии, что это Ликина комната.
– Вас кто пустил? – грозно спросила мать и шикнула на обеих: – Чего пришли?
Сестры поочередно посмотрели на каждого взрослого в целях выяснения его личной позиции и остановились на отце.
– Я маму не обзывала, – доложила ему Анжелика.
– А кто обзывал? – для проформы уточнил Олег Иванович.
– Я тоже не обзывала, – развела руками Элона. – Я просто сказала, что «сама никто», и все.
– Да как же так? – заохала Дуся, погрозив пальцем воспитаннице.
– Вот видишь, – усмехнулся Селеверов. – Я же сказал.
– Что? – сверкнула глазами Римка.
– Ничего, – ушел от ответа Олег Иванович и вышел из квартиры, чтобы руководить такелажниками.
Остаток дня провели в хлопотах, перемещаясь из одной комнаты в другую. Ужинали наспех, разговор не вязался. Девочки капризничали; Дуся увела их в комнату, вполголоса уговаривая лечь спать. Перевозбуждение взрослых передалось двойняшкам, как вирус ветрянки в детсадовской группе.
– Я есть хочу, – пожаловалась Лёка, свернувшаяся калачиком на своей раскладушке.
– Так что ж ты не ела? – удивилась Ваховская, подозрительно посмотрев на Элону.
– Я блинчики хочу… – выламывала коленца девочка, проверяя Дусю на вшивость: побежит, не побежит?
– Какие же блинчики на ночь глядя? – расстроилась Дуся, в другое время бросившаяся бы на кухню, только чтобы ее любимица насытилась.
– С медом… – ныла Лёка.
– Завтра, моя девочка.
– Сейчас… – торговалась Элона.
В комнату заглянула мать, возмутилась, что дети бодрствуют, пообещала показать им где раки зимуют и подалась восвояси, падая от усталости.
– Спите, Лелёки, – попросила их Ваховская и перекрестила каждую.
– Я с тобой… – завела шарманку Элона и сделала вид, что встает с постели.
– Нельзя! – шикнула на нее Дуся и подоткнула со всех сторон одеяло.
– Мама будет ругаться, – подсказала ответ Анжела и, сняв очки, засунула их под подушку.
– Не спите? – заглянул к дочерям Олег Иванович.
– Спи-и-и-м, – дружно уверили его девочки, скрестив указательный и средний палец на обеих руках.
– Вот и спи-и-ите, – обрадовался Селеверов и махнул Дусе рукой: – И ты ложись. Целый день на ногах…
– Сейчас, – засмущалась Евдокия, не привыкшая к тому, чтобы кто-то заботился о том, устала она или нет. – Иду уже…
– Иди-иди, – прошептал ей Олег, и его голова исчезла из дверного проема.
Дуся не стала медлить и вышла из комнаты, аккуратно притворив за собой дверь, чтобы не скрипнула.
– Э-э-э-й, – позвала сестру Элона и приподнялась на руке. – Ты спишь?
Анжелика не ответила.
– Спит… – разочарованно сама себе сообщила Лёка и легла на спину.
В окно светил фонарь, заливая комнату светом – занавесок не было. Такое положение дел Элоне нравилось – было не страшно. Можно даже рисунок на обоях рассматривать или книжку читать. Плохо видно, конечно, но можно. Только она не дура всякой ерундой заниматься. Для этого Анжелка есть.
– Анже-э-э-э-л, – шепотом позвала она сестру и, убедившись, что та точно спит, слезла с раскладушки и, нащупав ногами тапки, пробралась к постели сестры.
– Стра-а-ашная какая, – удовлетворенно прошептала Лёка, нагнувшись над старшей сестрой. – Вся в папу… Ни кожи ни рожи… Спи-и-и, чудовище…
Чудовище мирно посапывало, ни о чем не подозревая. Элона постояла рядом, подумала, какую гадость сделать Анжелке, но ничего предпринимать не стала, почувствовав, что сама ужасно хочет спать. Шатаясь, девочка добрела до своей раскладушки, зевнула, посмотрела в окно, зевнула еще раз и улеглась на живот, подтянув к груди левую ногу. Через секунду она уже спала, освещенная тусклым светом, льющимся из окна. Вскоре фонарь погас и комната погрузилась во мрак, неспособный напугать ни Лёку, ни Лику, потому что в их детских снах было светло и радостно. Как днем.
Другое дело – Римка, придавленная отяжелевшей во сне рукой Селеверова. Привыкнув к темноте, она смотрела то на потолок, то на противоположную стену, испытывая странный дискомфорт, который вызывал скорее изумление, чем неудовольствие. Что-то было не так, а что – она пока не догадывалась. Высвободившись из объятий мужа, Римма по-звериному втянула воздух, пытаясь определить, чем пахнет. Пахло свежей побелкой, совсем немного – краской. И Селеверовой это нравилось, потому что так пахло все новое. А новое – значит, хорошее. Римке стало смешно, она поднялась с кровати, представив себя на берегу реки, трогающей босыми ногами прохладную воду. Пол был ледяной. «Ковер нужен», – догадалась Селеверова и направилась к двери. Захотелось в туалет. Вышла из комнаты и растерялась, в какую сторону идти. Пока соображала, совсем развеселилась от мысли, что можно куда-то идти. ИДТИ! Не раз – и на месте, а идти… Несколько метров.
Щелкнув выключателем, Селеверова оказалась в туалете и пришла в полный восторг от одиночества. Спустя какое-то время вышла в коридор, мысленно прокладывая маршрут в спальню, в кухню, в детскую, к Дусе, которая так же, как и сама Римма, бодрствовала, о чем свидетельствовала тоненькая полоска света, пробивавшаяся из-под двери. «Господи! А этой-то чего не спится?» – огорчилась Римка, чувствуя невнятную угрозу своему сиюминутному счастью. «Делать, что ли, нечего?!» – возмутилась она, наивно предполагая, что сон – главное занятие пожилого, по общему мнению, человека.