Любовница Фрейда - читать онлайн книгу. Автор: Карен Мак, Дженнифер Кауфман cтр.№ 38

Все здесь казалось Минне суровым, однообразным и скудным. И только аромат сосны всегда создавал ощущение дома. В тишине она поднялась по ступенькам, чувствуя, что дух ее сломлен, и вошла в свою бывшую спальню. Вот и ковер, который она с детства ненавидела, — линялая путаница неразличимых цветов и пятен. Похоже, мать перебралась в эту комнату. Потертые шали и кофты висели на крючках за дверью, на маленьком столе у кровати стояла открытая шкатулка со штопкой, рядами лежали лоскутки ткани. Исчезли все вещи из детства Минны, даже книги, вероятно, свалены в ящики на чердаке. Внезапно у нее задрожали ноги в приступе легкой паники, она присела на опрятно застланную железную кровать и оглядела комнату, словно только что проснулась.

Минна легла на спину, закрыла глаза и попыталась не вспоминать, как ликовало ее тело, когда Зигмунд обнимал ее. Как ей хотелось, чтобы его руки обвивались вокруг нее, чтобы сплетались их ноги. Она почувствовала опустошение и стыд.

Вот что самое странное. Тогда этого и близко не было, а он, кажется, вообще не думал о последствиях, для него главным было только то, чего они оба страстно желали. Какое безрассудство, это неправильно и… никогда не должно повториться.

Минна вспомнила те времена, когда ей было четырнадцать лет и ее стали замечать мужчины. Для матери все женщины делились на два типа: развратниц, упивавшихся непристойными наслаждениями плоти, и добродетельниц — покорных жен и дочерей, не познавших сексуальной радости. Обычная беда, ничего не стоило чувствительную женщину походя причислить к содержанкам или шлюхам. Другое дело — верные женушки, они исполняют свой долг, имея одну цель — сексуально удовлетворять своих супругов. Такие, как Марта.

Смеркалось, и Минна боялась услышать шаги матери. Она вот-вот должна была вернуться. Минна закуталась в одеяло и начала дремать. Не заметила, как в дверях появилась мать.

— Марта, это ты? — спросила она.

— Нет, мама, это Минна, — отозвалась она и устало улыбнулась, ощущая себя незваным гостем, а не ребенком, который здесь вырос.

Эммелина, сняв тяжелое шерстяное пальто и шляпу, стояла в дверном проеме и вглядывалась в лицо дочери. Как обычно, она была одета в черное. С тех пор, как умер отец, мать облачилась в траур и не сняла его даже через много лет после окончания отведенного для скорби срока. Ей не шел этот цвет. На его строгом фоне кожа матери отливала болезненной желтизной, резкие черты лица заострились, к тому же она придерживалась ортодоксальной еврейской традиции, со дня замужества брила голову и носила парики по сей день… даже овдовев. Минна подумала, что в этой грубой серой волосяной нашлепке, стянутой в хвостик на затылке, и с обвисшей кожей на когда-то миловидном лице мать выглядела лет на семьдесят, хотя ей было чуть больше пятидесяти. Мать стала той, кому прежде только подражала, — старухой.

— Минна! Надо же, вот так неожиданность! И давно ты тут?

— Пару часов. Приехала навестить тебя.

— Ерунда. Ты меня в жизни не навещала.

— Навещала.

— И когда это было в последний раз?

— Мама, уверена, что тебе не хочется спорить прямо с порога.

— И не писала никогда, — обиженно добавила Эммелина.

— Здесь натоплено? Я так согрелась, — сказала Минна. Недостаток сна с прошлой ночи давал о себе знать.

— В чем дело? Что стряслось? — спросила Эммелина, трогая Минне лоб ледяной рукой. — Ты бледная.

— Я просто переутомилась. И Марта посоветовала навестить тебя.

— Странно, ты никогда не переутомлялась, впрочем, в том доме и не такое может быть. У Марты столько забот. Жаль, что ты не сообщила о своем приезде. Я жду на ужин дядю Элиаса и тетю Марию и не уверена, что еды хватит на всех.

— Я не голодна, — солгала Минна. У нее урчало в животе с самого приезда в Гамбург, и она пожалела, что не позавтракала в поезде.

— Ты, конечно, не обязана есть, но я не хотела бы, чтобы и в самом деле не хватило на всех.

«Боже мой, — думала Минна, выглядывая в темное окно, — она гонит меня на рынок».

— Ты же знаешь своего дядю. У него могучий аппетит. Кушает за двоих.

— Может, мне пойти и купить чего-нибудь? — предложила Минна.

— Нет. Я бы сама тебя попросила, не думай. Правда, стол может показаться пустым.

Минна села и пригладила волосы.

Тяжкое, бессильное чувство окатило ее волной. Она знала, что один из самых больших материнских страхов, чтобы кто-нибудь, пусть даже родной брат, не заметил, что они не могут позволить себе приличную субботнюю трапезу.

— Чего бы ты хотела, мама? — спросила Минна, вытаскивая ботинки из-под кровати.

— Купи еще одну халу, и раз уж ты там будешь, то зайди в сырную лавку и возьми кусочек гауды. Иди к торговцу на Хассельбрук.

— А поближе ничего нет?

— Он единственный. Тебе нужны деньги?

— Нет, у меня достаточно.

Лучше умереть, чем попросить у матери хоть крону. Минна нагнулась и застегнула длинный ряд пуговиц на ботинках: сначала левая нога, потом правая. Затем она надела пальто и шляпу. Мать была не в себе, и Минна знала это. Но идти все равно придется. Никто не мог обвинить ее в нелюбезности. Она двинулась за матерью вниз и, проходя через кухню, взяла украдкой яблоко из миски.

— Поторопись, дорогуша. Лавки закрываются. Я приготовлю тебе славный ужин, — ласково сказала ей вслед Эммелина.

Это был сигнал дочери о том, что теперь она должна выразить признательность. Минна этого терпеть не могла. А Марта, наоборот, всегда была благородна и благодарна: «О, мамочка, спасибо тебе!» «Будь я проклята», — подумала Минна, — вспомнив свое бурное отрочество. Сознание, что ей придется застрять здесь на какое-то время, било наповал.

Она бывала и гувернанткой, и компаньонкой последние десять лет, и что она теперь может предъявить? Это было мгновение, когда Минна испугалась, что больше не может управлять своей собственной жизнью. Но надо учиться смирению. Какими бы ни были их прошлые отношения, не мать виновна в грехопадении Минны.

Когда Минна вернулась домой, стол был накрыт, и осталось только зажечь субботние свечи. Она запыхалась, спеша в кондитерскую до закрытия, потом в лавку, где продавались сыры, и важность этих поручений довела ее до головной боли. Минна собралась сесть и снять грязные ботинки, когда сообразила, что тетя и дядя уже прибыли и сидят в гостиной.

— Оставь свертки в кухне и присоединяйся к нам, — холодно произнесла Эммелина.

Минна повиновалась, сбросив ботинки на коврик около двери и быстро засунув последний кусочек пирожного в рот. Она не ела с прошлого вечера и не могла устоять. Слизала крем с пальцев и вошла в гостиную.

— Разве это не прекрасно, Элиас, — моя Минна навестила меня! — воскликнула Эммелина, протянула к ней руки и, наклонившись, придвинула стул поближе к себе.