Мелкий снег - читать онлайн книгу. Автор: Дзюнъитиро Танидзаки cтр.№ 29

Юкико молча положила фотографию на полку и вышла на веранду.

— Не придавай этому большого значения, — сказала Сатико, глядя на стоявшую к ней спиной Юкико. — Если по фотографии этот человек тебе не нравится, давай считать, что сегодняшнего разговора между нами не было. Но навести соответствующие справки мне всё-таки придётся, чтобы не обидеть госпожу Дзимба.

— Сатико… — Юкико повернулась к сестре и попыталась улыбнуться. — Я прошу тебя впредь ничего от меня не утаивать. Мне гораздо легче, когда я знаю, что происходит…

— Хорошо.

— И ещё одна просьба… Пожалуйста, не назначайте смотрины до тех пор, пока о женихе не будет выяснено всё, всё до конца. Об остальном можешь не беспокоиться.

— Хорошо. Я рада, что всё-таки решилась поговорить с тобой.

Закончив сборы и пообещав вернуться к ужину, Сатико спустилась вниз. Юкико повесила домашнее кимоно сестры на вешалку, аккуратно сложила пояс и снова вышла на веранду. Облокотись о перила, она в глубокой задумчивости глядела в сад.

Ещё сравнительно недавно эта часть Асии была сплошь покрыта лесами и полями. Обживать эти края начали лишь в двадцатых годах. Сад рядом с долгом Сатико был хоть и невелик, но хранил следы первозданной красоты тех мест.

В нём, должно быть, ещё с незапамятных времён стояли три могучие сосны, а слева, поверх деревьев на соседнем участке, виднелись раскинувшиеся вдали горы Рокко. Всякий раз, возвращаясь из Осаки в Асию, Юкико ощущала себя словно заново родившейся. Веранда, откуда сейчас глядела Юкико, выходила на газон и цветочные клумбы, позади которых простирался искусственный сад, воспроизводящий в миниатюре горный пейзаж: [29] по склону покрытой камнями горки стелились ветки кустарника кодэмари с мелкими белыми цветочками, спускаясь вниз к столь же миниатюрному пруду. Правый его берег украшали деревце сакуры и сиреневый куст.

Сакуру посадили года три назад по настоянию Сатико. Она не раз говорила: хорошо бы посадить хотя бы одно деревце сакуры, тогда можно будет любоваться её цветами [30] прямо у себя в саду. Каждую весну Сатико неизменно ставила под этим деревцем складной стульчик или расстилала ковёр, но любоваться, в сущности, было нечем: деревце приживалось плохо и почти не давало цветов. Зато сирень неизменно радовала глаз пышными благоуханными кистями белоснежных соцветий. Чуть левее высились сандаловое дерево и платаны, ещё не одевшиеся листвой, а за ними тянулись кусты чубушника. Мадам Цукамото, француженка, у которой Юкико с сестрой брали уроки французского языка, как-то, гуляя в саду, остановилась перед чубушником и сказала, что у неё такое чувство, будто она вдруг очутилась на родине. По её словам, чубушник очень распространён во Франции, но в Японии это большая редкость. Чубушник зацветал в одно время с кустарником ямабуки, [31] посаженным возле флигеля, где помещался кабинет Тэйноскэ, — уже после того, как отцветала сирень, но пока на нём едва-едва начали проклёвываться первые листочки.

Позади зарослей чубушника тянулась проволочная сетка, отгораживающая участок Штольцев, вдоль которой росло несколько платанов. Под одним из них на залитой неяркими лучами вечернего солнца траве играли Эцуко с Роземари. Со второго этажа Юкико могла без труда разглядеть их кукол и игрушечную мебель — кроватку, шкафчик, стулья, стол. Увлечённые игрой, девочки не подозревали, что на них кто-то смотрит. Юкико отчётливо слышала их голоса.

— Это папа, — сказала Роземари, беря в руки куклу, одетую в брюки и курточку. — А это — мама.

Девочка прижала кукол друг к другу и громко чмокнула губами. Юкико хоть и не сразу, но всё же догадалась: это означало, что папа с мамой поцеловались.

— Ребёночек родился! Ребёночек родился! — весело закричала Роземари, извлекая из-под юбки «мамы» куколку поменьше.

Юкико слышала, что у европейцев принято говорить детям, будто младенцев приносит в клюве аист и оставляет на ветке дерева. Но Роземари, как видно, этому не верила. С трудом удерживая улыбку, Юкико украдкой наблюдала за игрой девочек.

Много лет назад, во время свадебного путешествия в Хаконэ, Тэйноскэ, помнится, весело рассмеялся, когда на его вопрос, какую рыбу Сатико любит больше всего, она сказала: «Морского окуня». Ему показалось забавным, что вкус жены не отличается оригинальностью. Но Сатико возразила, что и по виду, и по вкусу это самая японская из всех рыб и, если японец не любит окуня, он попросту не японец. Сатико явно гордилась своим кансайским происхождением: [32] лучших окуней, как известно, вылавливают у берегов Осаки и, если следовать её логике, этот город служит воплощением всего истинно японского. Точно так же, когда речь зашла о её любимом цветке, Сатико не раздумывая назвала сакуру.

Начиная с времён «Кокинсю» [33] поэты сочинили несметное множество стихотворений, воспевающих цветущую сакуру. Из века в век поэты писали, в сущности, об одном и том же — о взволнованном ожидании первых цветов и о грусти при виде того, как они осыпаются. В юности эти стихотворения оставляли Сатико равнодушной, даже докучали ей своим однообразием. Но с годами чувства, запечатлённые в старинных пятистишиях, перестали казаться ей пустой поэтической фантазией и всякий раз пробуждали живой отклик в её душе.

Вот уже который год Сатико с мужем, дочерью и сёстрами отправляются весной в Киото любоваться цветущей сакурой. Эти поездки стали своеобразной традицией в их семье. Иной раз, правда, Тэйноскэ или Эцуко по той или иной причине не удавалось поехать вместе со всеми, но пока ещё не было случая, чтобы хоть одна из сестёр осталась дома.