Южный ветер - читать онлайн книгу. Автор: Норман Дуглас cтр.№ 48

Молодой человек погрузился в размышления о том, может ли этот рецепт способствовать избавлению от его, Дениса, болезни.

Они вышли в сад. Мистер Кит мучительно ковылял, опираясь на две трости и бранясь на чём свет стоит. Друзья остановились у деревянной решётки, буйно заросшей японским вьюнком, бледно-голубым, сизоватым, лиловым, багровым, в белых и цветных полосках — пиршество изумительной, хрупкой красоты.

— В жизни не видел ничего похожего! — воскликнул Денис.

— Зимой они гибнут. Приходится каждый год выписывать из Японии новые семена, последней из выведенных разновидностей. Как они льнут к деревянной раме в поисках опоры! Сколько прелести, сколько нежности! К ним и прикоснуться-то страшно. Скажите, Денис, вы так и собираетесь навек остаться вьюнком?

— Я? Да, понимаю. А сами вы, мистер Кит, никогда не обвивались вокруг чего бы то ни было?

Друг Дениса рассмеялся.

— Надо полагать, обвивался, только очень давно. А вы не любите, когда к вам лезут с советами, не так ли? Вам приходилось когда-нибудь слышать о деле Сигнальщика?

— Не хотите ли вы сказать…

— Именно-именно. Это был я. Я внёс свою скромную лепту в жизнь университета, сделав её чуть ярче. Так что, как видите, я вправе давать советы людям, подобным вам. Я думаю, вам следует культивировать в себе функцию реальности, стараясь не терять контакта с феноменами жизни. Ноумены {110} юношеству не показаны. Но вы, возможно, не интересуетесь психологией?

— Боюсь, что не очень, — ответил Денис, которому больше всего хотелось как следует рассмотреть японские цветы.

— Я так и понял. Вам не кажется, что такой интерес сделал бы вашу жизнь намного занятней? Я к настоящему времени с психологией уже покончил, — прибавил он. — А до неё занимался греческими философами. Знаете, как я поступаю, принимаясь за новый предмет? Я не задаюсь вопросом о том, в чём состоит учение Аристотеля, каково его отношение к своей эпохе или к человечеству. Это завело бы меня слишком далеко. Я спрашиваю себя самого: что этот малый может сказать лично мне? Мне, понимаете? Мне лично.

— Да, так оно, наверное, проще.

— Ещё бы, — откликнулся Кит, не заметивший в словах юноши лёгкого налёта университетской иронии. — Источником непосредственного опыта может быть только жизнь. Однако, обратившись к книгам, вы можете найти для него подобие замены. Возможно, вы их побаиваетесь? А вы берите этих ребят за горло! Выпытывайте у них, что они имеют сказать. Пусть отрыгнут то, что переварили. Пусть предъявят вам факты. И тогда вы разобьёте их в пух и прах. Знаете, что я вам скажу, Денис? Вам следует изучить Сэмюэля Батлера {111}. Вы движетесь в одном с ним направлении, может быть он сумеет вас остеречь. Я, помнится, занимался им, когда у меня был биологический период. Он в точности похож на вас — его тоже приводили в смятение феномены.

— Правда? — спросил смирившийся с неотвратимым Денис.

— Я потратил на Батлера не меньше недели. Он показался мне интересным не своими писаниями, но тем, что он собой представляет. Это веха. Подумайте о времени, в которое он писал. Эпоха гигантов — Дарвина и прочих. Факты, которые они предлагали, оказались для него непосильными, поскольку противоречили каким-то его туманным предрассудкам. Они довели его до извращённого иронического умничанья. Именно поэтому он если и касается какой-либо темы, то словно кошачьей лапкой, отсюда его любовь к противоречиям, к насмешкам над чем угодно — от Бога и ниже, его продуманная безответственность, его…

— Это не он доказал, что «Одиссея» написана женщиной?

— Он самый. Всё, что хотите, лишь бы укрыться от реальности — вот его принцип. Современникам он представлялся загадкой. Но мы-то способны теперь с полной определённостью указать его место. Он олицетворяет Бунт против Разума. Surtout, mon ami, point de zèle. [30] Он говорит о Сцилле Атеизма и Харибде Христианства {112} — кстати сказать, с таким расположением духа в плавание лучше вообще не выходить. Между этими двумя его всю жизнь и промотало по волнам, гордого своей провинциальной строптивостью, примиряющего непримиримое посредством извлечения всевозможных забавных аналогий на предмет просвещения «приятных людей» вроде него самого. Весьма по-английски! Ему недоставало не то искренности, не то разумения. Как и вам. Он понимал учение гигантов. Так же как вы. Но оно его раздражало. В отместку он подкладывал под их пьедесталы грошовые петарды. Так и растратил весь свой интеллектуальный капитал на приобретение грошовых петард. Ему была свойственна предподростковая дерзость — что-то вроде жестокости девственника. Этакое переливающееся всеми красками обаяние бесполого существа, которое, надеюсь, кто-то сумеет в скором времени основательно проанализировать нам в поучение! Ему не хватало мужских качеств — смирения, почтительности и чувства соразмерности.

Мистер Кит умолк, но лишь для того, чтобы набрать побольше воздуха в грудь.

— Вы так полагаете? — осведомился Денис. — Но ведь чувство соразмерности…

— Для него коровий хвост был не менее важен, чем хвост кометы, — более, если его можно было обратить в шутку. Сколько ни заглядывай в глубину его разума, вечно находишь одно и то же: ужас перед фактами. То же самое ожидает и вас, Денис, если вы, живя в мире фактов, откажетесь их принимать. Они не по вкусу вам, как были не по вкусу Батлеру. И они заведут вас туда, куда завели его — в сферу абстракций. Читайте Батлера! Вы обнаружите, что он полон абстракций. Тем же путём шли и другие. К примеру этот художник, Уоттс {113}. Он тоже томился под пятой гигантов. И тоже нашёл прибежище в абстракциях. Вера, ведущая Надежду к Отчаянию. Почему бы вам не написать обо всём этом книгу, Денис?

— Я думаю стать художником.

— Художником? Всё лучше чем поэтом. Рифмоплётство как-то устарело, вам не кажется? Оно отвечает юношескому этапу развития человечества. Поэты — это люди с задержкой в развитии. И если б они по крайней мере усваивали новые идеи! Их демонология столь безнадёжно изношена! Но отчего же художником? По-моему, вы, Денис, созданы для карьеры банковского управляющего. Что вы удивляетесь? Каждый, знаете ли, рано или поздно подрастает. Шелли {114}, проживи он достаточно долго, стал бы вполне сносным фермером-джентльменом. Можете поверить мне на слово.

— Похоже, иного выбора у меня не остаётся, — ответил молодой человек.

— Не верьте ни одному слову! — произнёс голос у него за спиной.

То был дон Франческо, подкравшийся к ним незамеченным. Теперь он снял шляпу и принялся промокать лоб и череду двойных подбородков разноцветным платком размером со скатерть.

— Мой дорогой дон Франческо! — сказал Кит. — Вечно вы прерываете меня в середине проповеди. Ну, что нам с вами делать?