Женский портрет - читать онлайн книгу. Автор: Генри Джеймс cтр.№ 125

Удивительно это было по самым разным причинам, и вскоре я их коснусь. В тот вечер, о котором идет речь, Изабелла, когда у них сидел лорд Уорбертон, чуть было не решилась на героический шаг, чуть было не ушла из гостиной и не оставила их вдвоем. Я сказал «героический», поскольку именно так расценил бы его Гилберт Озмонд, а Изабелла всеми силами старалась стать на точку зрения мужа. В какой-то мере ей это удалось, и все же на вышеупомянутый шаг она так и не отважилась. Ей просто не подняться было до таких высот, что-то ее останавливало, воздвигало неодолимую преграду. И не потому, что ей это казалось низостью или вероломством; женщины обычно со спокойной совестью прибегают к подобным уловкам, а что касается безотчетных порывов, наша героиня была, скорее, верна, нежели неверна духу своего пола. Удерживало ее смутное сомнение – сознание, что она не до конца уверена. Итак, она осталась в гостиной, и лорд Уорбертон спустя некоторое время откланялся, пообещав назавтра представить Пэнси подробный отчет о предстоящем ему званом вечере. Как только он ушел, Изабелла спросила себя, не помешала ли она тому, что могло бы произойти, отлучись она на четверть часа из комнаты, и ответила – все так же мысленно, – если их высокий гость пожелает, чтобы она удалилась из комнаты, он найдет способ намекнуть ей на это. Пэнси после его ухода ни словом не обмолвилась о нем, и Изабелла умышленно тоже ничего не сказала: она дала зарок хранить молчание до тех пор, пока он не объяснится. Что-то слишком он медлил, – это несколько противоречило тому, как он говорил Изабелле о своих чувствах. Пэнси отправилась спать, а Изабелла вынуждена была признаться себе, что не в состоянии угадать теперь мысли своей падчерицы. Прежде видная насквозь, та стала нынче непроницаема.

Она сидела одна, глядя на огонь в камине, пока полчаса спустя в гостиную не вошел ее муж. Сперва он молча прохаживался по комнате, наконец усевшись, стал смотреть, как она, в камин. Но Изабелла перевела сейчас взгляд с колеблющегося пламени на лицо Озмонда и наблюдала за ним все время, что он молчал. Наблюдать тайком вошло у нее теперь в привычку, и не будет преувеличением сказать, ее породило нечто, весьма похожее на инстинкт самозащиты. Изабелле хотелось как можно точнее знать, о чем он думает, что он скажет, знать заранее, чтобы подготовить ответ. Когда-то она была не мастерица подготавливать ответы, обычно дело не шло у нее дальше того, чтобы, вовремя не найдясь, придумывать остроумные возражения задним числом. Но она научилась осторожности, и научило ее этому выражение лица мужа. Это было то же самое лицо, на которое она смотрела не менее, пожалуй, внимательным, хотя и не столь проницательным взглядом на терассе некой флорентийской виллы, разве что после женитьбы Озмонд слегка располнел. И все же он мог бы и сейчас поразить воображение своим изысканным видом.

– Лорд Уорбертон заезжал? – спросил он наконец.

– Заезжал; он пробыл с полчаса.

– С Пэнси они виделись?

– Виделись; он сидел возле нее на диване.

– Он с ней разговаривал?

– Он почти все время разговаривал только с ней.

– По-моему, он оказывает ей внимание; вы, как будто, так это называете?

– Я никак это не называю, – сказала Изабелла. – Я жду, чтобы этому дали название вы.

– Вы далеко не всегда бываете столь предупредительны, – сказал, немного помолчав, Озмонд.

– На этот раз я решила попытаться вести себя так, как этого хотели бы вы. Слишком часто мне это не удавалось.

Озмонд, медленно повернув голову, посмотрел на нее.

– Вы пытаетесь со мной поссориться?

– Нет, я пытаюсь жить с вами в мире.

– Что может быть проще; сам я, как вы знаете, никогда не ссорюсь.

– А когда вы пытаетесь вывести меня из себя, как вы это называете? – спросила Изабелла.

– Я не пытаюсь, а если так получается, то неумышленно. Во всяком случае, сейчас я не пытаюсь с вами ссориться.

Изабелла улыбнулась.

– Мне все равно. Я решила никогда больше не выходить из себя.

– Похвальное намерение. Характер у вас неважный.

– Да… неважный. – Она отбросила книгу и взяла со стула оставленное там Пэнси вышивание.

– Потому отчасти я и не говорил с вами о делах моей дочери, – так Озмонд чаще всего называл Пэнси. – Я боялся, что вы имеете на этот счет свое собственное суждение. А я милейшего Розьера попросту спровадил.

– Вы боялись, что я заступлюсь за мистера Розьера? Разве вы не обратили внимания, что я ни разу не упомянула его имени?

– Я ни разу не предоставил вам возможности. Мы с вами в последнее время почти не разговариваем. Но мне известно, что он – ваш старый друг.

– Вы не ошиблись, он мой старый друг. – Розьер интересовал Изабеллу немногим больше, чем очутившееся у нее в руках вышивание, но он действительно был ее старым другом, а имея дело с мужем, она старалась никогда не преуменьшать значения подобных дружеских связей. Он умел так выказать свое неуважение, что ее верность им мгновенно возрастала, даже если сами по себе они были, как в данном случае, малозначительны. Она часто испытывала нежность к каким-то своим воспоминаниям уже за одно то, что они принадлежали ее незамужней поре. – Но в отношении Пэнси, – добавила она, – я его не поощряла.

– Это хорошо, – заметил Озмонд.

– Хорошо для меня, вы имеете в виду? Для него ведь это ничего не меняет.

– Нам незачем говорить о нем, – ответил Озмонд. – Я сказал вам уже, что выставил его за дверь.

– Влюбленный и за дверью остается влюбленным. Иногда его чувства от этого только разгораются. Мистер Розьер не теряет надежды.

– Ну и пусть себе тешится на здоровье! Моей дочери надо сидеть смирно, и она, даже пальцем не пошевелив, станет леди Уорбертон.

– А вы этого хотели бы? – спросила Изабелла с простодушием, которое было совсем не таким уж напускным, как могло бы показаться. Она не собиралась строить на этот счет предположения, ибо Озмонд умел неожиданно обращать их против нее. То, как страстно он хотел, чтобы дочь его стала леди Уорбертон, служило в последнее время отправной точкой всех ее размышлений. Но их она оставляла при себе и не намерена была делиться ими с Озмондом. До тех пор, пока он не выскажется, ни за что нельзя было ручаться, даже за то, что он считает лорда Уорбертона крупным призом, ради которого стоит приложить усилия, хотя прилагать усилия было не в обычае Озмонда. Гилберт постоянно давал понять, что в его глазах ничто на свете не является крупным призом, что на самых взысканных судьбой избранников он смотрит как на равных и дочери его надо только оглядеться по сторонам и найти себе принца. Сказать без околичностей, что он мечтает о лорде Уорбертоне, что, если сей знатный англичанин ускользнет, ему вряд ли удастся подыскать замену, значило расписаться в собственной непоследовательности, а ведь он всегда утверждал, что непоследовательностью не грешит. Он предпочел бы, конечно, чтобы жена его обошла это обстоятельство молчанием. Но как это ни странно, Изабелла, которая час назад изобретала способ ему угодить, теперь, оказавшись с ним лицом к лицу, была крайне необходительна и не желала ничего обходить молчанием. А она прекрасно знала, как подействует на него ее вопрос: он примет его как унижение. Ну и что с того; он же способен был смертельно унижать ее, и, мало того, способен ждать, пока представится какой-нибудь из ряда вон выходящий случай, проявляя подчас непонятное равнодушие к случаям менее значительным. Она же, быть может, потому и не пропустила этот незначительный случай, что более значительным не воспользовалась бы. Озмонд пока с честью вышел из положения.