Олух Царя Небесного - читать онлайн книгу. Автор: Вильгельм Дихтер cтр.№ 41

— Стаканчик не повредит, — сказал майор и чокнулся с паном Пежинкой, который складывал птичку из заполненного печатным текстом листка бумаги.

Пан Птак и Юлек отхлебнули по глоточку и облизали губы. Пан Акерман накрыл ладонью рюмку, показывая, что больше не может. Михал вернулся на свое место и поднял рюмку, куда мать перед тем налила воду.

— За референдум! — выкрикнул он. — Ничто не согревает лучше водочки!

Все выпили и с наслаждением выдохнули.

Я услышал скрип кожаных ремней и повернулся к Юлеку. Тот подмигнул, призывая сесть с ним рядом.

— Я держал для тебя стул, — сказал он. — Принеси мне кусочек хлеба — не могу пить не закусывая.

Пан Пежинка наклонился к майору:

— Ну как тут руководить? Инженер говорит одно, бухгалтер — другое. Кому верить?

Майор расстегнул ворот мундира. Пуговица с орлом исчезла под зеленым сукном.

— Инстинкт вам подскажет, кто врет.

— Какой инстинкт?

— Классовый.

Альбина внесла белые овальные блюда с лапшой. Мать стала двумя вилками накладывать дымящиеся змейки в тарелки.

Пан Пежинка провел ногтем по сгибу бумажной птицы.

— Легче было лопатой, чем пером, — вздохнул он.

— Ленин сказал, что каждая кухарка может управлять государством, — изрек майор и засосал длинную нитку лапши.

— Вот это да!

— Не бойтесь, партия вам поможет. — Майор расстегнул вторую пуговицу и пальцем показал на Михала. — Вот директор прекрасно понимает, о чем я говорю, потому что был там во время войны. Он знает, на что способна партия.

— Да, да, да, — закивал Михал. Улыбнувшись майору, Юлек наклонился ко мне.

— Это что за хрен? Еврей? — тихо спросил он.

— Не знаю, — пожал я плечами.

Вошла Альбина, едва удерживая в побелевших пальцах фарфоровые ушки тяжелой суповой вазы с бульоном. По столовой разнесся запах мяса, сваренного с морковкой, укропом и жареным луком. Мать сняла крышку и принялась разливать бульон по тарелкам.

— Господа! — воскликнула она. — Кончайте про политику, бульон стынет.

Пан Пежинка отодвинул птичку. Майор наклонился вперед, чтобы не запачкать мундир.

— Поэма, а не бульон! — облизнулся пан Птак. — Чисто куриный или говядинки добавили?

— Что добавила, то добавила. Лишь бы было вкусно.

Майор протянул ей свою тарелку.

— Мне полагается добавка, — пошутил он.

Капли дождя барабанили по стеклам.

— Пальцы ломит, — сказал Юлек, утирая салфеткой пот с лица. — Особенно в такую паршивую погоду. Принеси мне кусочек хлеба — суп без хлеба не лезет в глотку.

Альбина внесла поочередно блюдо с политой маслом вареной картошкой, салатницу с зеленым горошком и рыжей морковкой, глубокую тарелку с тоненько порезанными ломтиками свежих огурцов в сметане и миску с дымящейся красной свеклой. Мать подала с буфета хрен со сметаной, маринованные грибочки и корнишоны, как в маленьком аквариуме плававшие в баночке среди стебельков укропа и лавровых листков. Опять появилась Альбина: сперва с вареной курицей на блюде, потом с украшенной листочками сельдерея говядиной из бульона.

— Это пир, а не ужин! — выкрикнул пан Птак.

— Как у мамы, — сказал майор и, расстегнув третью пуговицу с орлом, положил себе жирный кусок говядины и ложку с верхом хрена.

— Знает, мерзавец, что хорошо, — шепнул Юлек. — Мясо чем жирней, тем лучше. Принеси-ка мне еще кусочек, говядина требует хлеба.

Михал разлил водку, обойдя себя и пана Акермана.

— Чтобы не последняя! — сказал майор. Выпили и с наслаждением выдохнули.

Пан Пежинка, поковыряв в зубах, поднес к глазам бумажную птицу и стал читать вслух то, что было на ней напечатано:

— ТЫ ЗА УПРАЗДНЕНИЕ СЕНАТА?

— Никто не будет защищать нескольких старых хрычей, — сказал пан Акерман.

— На сенат всем насрать, — рассмеялся майор.

— ТЫ ЗА УТВЕРЖДЕНИЕ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ РЕФОРМ?

— Никто своего не отдаст! — сказал пан Акерман.

— Даже если б захотел, — захихикал майор.

— ТЫ ЗА УТВЕРЖДЕНИЕ ЗАПАДНОЙ ГРАНИЦЫ ПОЛЬШИ ПО ОДРЕ И НЫСЕ ЛУЖИЦКОЙ? [58]

— На карте мы передвинулись влево. Это факт, — сказал пан Птак.

— Львова нет, — вздохнула мать.

— Львов украинский! — резко оборвал ее Михал.

— Да, и я украинка! Думаешь, я не помню?

— Успокойся…

— Я их ненавижу, — сверкнула она черными глазами.

— Украинцам теперь достается с обеих сторон, — вмешался майор.

— Мало еще! — крикнула мать. — Грачи проклятые!

— А ты был когда-нибудь во Львове? — повернулся ко мне Юлек.

— Нет.

— Ну, значит, и не будешь. А жаль, красивый город. Альбина унесла со стола всё, кроме чайных ложечек, вилочек и рюмок, а мать расставила десертные тарелки и кофейные чашечки. На обоих концах стола появились сахарницы с кусковым сахаром и кувшинчики с молоком. На скатерти было уже много пятен, самые грязные места мать закрывала салфетками.

Михал налил всем водки.

Майор расстегнул последние две пуговицы и тяжело встал. Карман его брюк раздулся от пистолета. Щеки у него были красные, глаза блестели.

— Дорогие друзья! — Он поднял рюмку. — Польша вернулась! Но не к тем, кто ее потерял в тридцать девятом. Референдум очень хитро задуман. Даже те, кто нас ненавидит, не станут три раза отвечать НЕТ.

— Есть такие, которых ничем не убедишь, — сказал пан Птак.

— Значит, их посадят. За здоровье тех, кто придумал эти три ДА!

Выпили и с облегчением выдохнули. Юлек оглядел стол, но хлеба уже не было.

— Не могу так пить, — сказал он.

Вошла Альбина с эмалированным кофейником.

— Боже, какой запах! — закричал пан Птак. Мать порезала на буфете бисквит и полила его кремом из желтков, масла, сахарного песка, ванили и пены из взбитых белков.

— Как у мамы, — пробормотал майор и уставился на меня мутным взглядом. — А ты, молодец? Ты с нами или против нас?

— Он дирижировал хором на Первое мая, — сказала мать.

— Правильно! Значит, с нами! А кем будешь, когда вырастешь?