Принц-потрошитель, или Женомор - читать онлайн книгу. Автор: Блез Сандрар cтр.№ 51

Я генералом не был и разоблачать никого не собирался. Так что вряд ли сумею объяснить, что меня побуждало каждый четверг возвращаться сюда, в эти унылые стены. Чужие страдания никогда не доставляли мне ни особого удовольствия, ни повода умиляться от жалости к самому себе. Тем не менее должен признаться, что ужас, источаемый этим заведением, вполне отвечал моему душевному настрою, я до самых печенок проникался стыдом за то, что, будучи человеком, тем самым тоже причастен ко всему этому. Какая мрачная отрада! Разве можно вообразить более чудовищную мысль, более убедительное зрелище, более очевидное доказательство бессилия разума, безумия, заложенного в человеческом мозгу? Война… Философские системы, религии, искусства, достижения технической мысли и мастерства — все ведет к этому. Самые утонченные цветы цивилизации. Чистейшие построения ума. Самоотверженные страсти благороднейших сердец. Самые героические людские порывы. Война. Сегодня то же, что тысячу лет назад, завтра — как за сто тысячелетий до нас. Нет, речь не о твоей родине, будь она Германией или Францией, не о белых и черных, не о вождях Папуа или Борнео. На кону твоя жизнь. Убивай, чтобы вырваться на волю, чтобы есть и гадить. Всего позорнее убивать скопом, в назначенный день и час, во славу определенных принципов, под сенью того или другого знамени, по указке каких-нибудь старцев, убивать бескорыстно и покорно. Нет, юноша, восстань один против всех и убивай, убивай, ты неповторим, тебе никто не ровня, кроме тебя, живых нет, убивай, пока другие тебя не окоротят — гильотинируют, удушат гарротой, вздернут на виселицу. С помпой или по-тихому, во имя общества или короля.

Вот ведь умора!

Я шлялся туда-сюда по дворикам Центра, по его крытым галереям, укреплениям, гласисам, окопным рвам, круговым дорожкам. Мне казалось, будто и в моей голове происходит некая циркуляция. Это сооружение, выстроенное со знанием дела, до тонкостей продуманное сочетание брустверов и бастионов, углов и редутов, представлялось мне окаменевшим мозгом; я на своих костылях ковылял по этим каменным коридорам среди рогаток и решеток, агрессивный и злобный, как больная человеческая мысль, как мысль освобожденная. Каждое отверстие, ведущее отсюда наружу, — амбразура для пушки.

Однажды — это был не то четвертый, не то пятый раз, когда я вот так слонялся по форту, — я услышал пронзительные крики, доносившиеся из отдельно стоящего бастиона. Мадемуазель Суайес, пробегая мимо, сделала мне знак следовать за ней.

— Пойдемте, — крикнула она, — у морфиниста опять припадок!

Я кое-как потрусил следом.

Когда я добрался до палаты, мадемуазель Суайес уже склонилась над больным, а он бился и вопил:

— Не туда, не туда, я же вам говорю, что ничего не чувствую, вы опять погнете иглу!

— Я из-за тебя, дурака, уже целых три испортила. Куда же мне, по-твоему, колоть? — ворчала раздраженная мадемуазель Суайес.

— В нос! Или в нос, или в…

Они были отвратительны, оба. Я огляделся. Просторная комната. Низкий сводчатый потолок. Окно, выходящее прямиком на море, забрано массивной решеткой. Это самая древняя часть крепости, солнце никогда не проникает сюда. В комнате стояла стужа, царил дикий беспорядок. Плиточный пол сплошь покрыт бумажными листами, страницами манускриптов, разложенных друг подле друга. Их здесь были сотни, тысячи. Они же загромождали всю мебель — валялись на столе, стуле, скамейке. Некоторые были приклеены к стенам. Масса бумаги, по углам скопились целые груды. Большой сундук переполняли рукописи. Они шуршали у меня под ногами. Мадемуазель Суайес и ее пациент, суетясь, совсем измяли их.

Завершив свою маленькую операцию, мадемуазель Суайес объяснила, что это очень запущенный случай, маньяк, шкура у него так задубела, что живого места нет, ему и укола не сделаешь, кроме как в ноздрю или в…

— Женомор! — закричал я, только теперь узнав больного, который приподнялся, чтобы застегнуть штаны, поскольку мадемуазель Жермена Суайес вначале попыталась сделать укол в ягодицу.

— Как, вы знакомы? — изумилась старшая медсестра.

— Еще бы, мадемуазель. Это мой брат.

Женомор пребывал в состоянии невообразимого возбуждения. Двадцать три часа в сутки он проводил за письменным столом. За полгода он измарал больше десяти тысяч страниц, что в среднем составляет около шестидесяти страниц ежедневно. Свои силы он поддерживал исключительно с помощью морфия. При подобных обстоятельствах я не смог его расспросить, затеять дознание, чего требовали и уж по меньшей мере что оправдывали приключения моего фантастического друга.

Как бы то ни было, он больше не принадлежал этому миру. Ему представлялось, будто он на Марсе. Когда я по четвергам заходил повидать его, он вцеплялся в мою руку и оглушительно вопил, что хочет на Землю, требовал, чтобы его пустили на травку, хотел увидеть деревья, домашних животных, просил положить ему обе руки на голову.

О себе подобных он не заговаривал ни разу.

Я не совсем уверен, что он меня узнал.

Женомор умер 17 февраля 1917 года в той самой комнате, которую при Людовике XIV так долго занимал тот, кого история знает под именем Железной Маски. Чистое совпадение, анекдотическое, но не без символического оттенка.

Женомор умер 17 февраля 1917 года, в возрасте пятидесяти одного года. Поскольку этот день не был четвергом, я не мог присутствовать при его последних мгновениях — я, единственный друг, что был у него в жизни. Мне и на похороны не довелось прийти, потому что они состоялись в среду.

Лишь назавтра, в четверг, мадемуазель Суайес сообщила о его кончине и соблаговолила раздобыть для меня копию рапорта, который доктор Монтальти в связи с этим событием направил в компетентные органы.

Вот она от слова до слова, эта поразительная надгробная речь:

«В головном мозгу есть отдельные области, чьи функции и поныне, после многочисленных исследований, предметом которых они являлись, остаются темными и загадочными. К их числу принадлежит область третьего желудочка.

Усложняет вопрос, затрудняя и зачастую делая проблематичным истолкование экспериментальных данных, то обстоятельство, что структурная сложность интерпедонкулярной области головного мозга усугубляется близостью железистой области, чье влияние, хоть и не определенное с достаточной точностью, проявляется все очевиднее как фактор, оказывающий воздействие на деятельность организма в целом. Нам хотелось бы в этой связи сказать несколько слов о гипофизе.

Как известно, многие экспериментальные работы на первый взгляд доказывают, что возбуждение или абляция гипофиза имеют следствием существенные изменения циркуляции крови, дыхания, метаболизма, почечной секреции, роста, если приводить здесь лишь самые поразительные проявления подобных процессов.

В отношении занимающей нас проблемы методы клинической анатомии к настоящему времени обеспечили нам лишь весьма малое количество бесспорных данных. Причина в том, что четко ограниченные поражения в области воронки гипоталамуса встречаются относительно редко; в подавляющем большинстве случаев речь идет о последствиях туберкулеза или в особенности сифилиса, которые вызываются диффузией и дистанционной интоксикацией и не ограничивают своих патогенных воздействий какой-либо отдельной областью.