За веру отцов - читать онлайн книгу. Автор: Шолом Аш cтр.№ 10

Иногда путникам попадалось небольшое озеро, блестевшее среди травы, и одинокий ястреб кружил над водой, высматривая рыбу. Испуганный конским топотом, он взмывал ввысь, к облакам, и на его крик отвечали невидимые создания, скрытые в густой траве, будто передавая друг другу недобрую весть: бегите, спасайтесь, человек пришел!

Но наши пассажиры ничего этого не замечали. Они были заняты собой. Возчик Гилел слишком плотно перекусил оставшимися после субботней трапезы фаршированными кишками, которые дала им в дорогу Юхевед, и теперь ему было нехорошо. Медовый запах цветов кружил голову, во рту пересохло, от степных ароматов клонило в сон. Гилел бросил поводья и задремал, но лошади знали, что вместо уснувших глаз хозяина за ними следит его чуткий нос.

Храп возчика усыпляюще подействовал на Хранителя Израиля. Как Гилел был не дурак поесть, так Хаим был не дурак выпить. «Иначе не может он показать всю силу, в коей община столь нуждается, как только распалив свой гнев водкою», — гласила официальная запись в протокольной книге общины Злочева. Тихий, спокойный человек, отец двоих детей, Хаим хватался за ружье, только крепко выпив, будто в него вселялся какой-то бес. Трезвым он, как любой еврей, боялся ружья, боялся лошадей и собак. Когда требовалось, чтобы он отправился с поручением в другой город, привез кого-нибудь на суд, наказал плетьми, приковал цепью у синагоги, сперва нужно было его как следует напоить, иначе он не мог выполнить задание. Так что прежде чем поехать через степь в Люблин, Мендл не забыл об этом условии и продолжал поддерживать в Хаиме мужество и боевой дух с помощью дорожных запасов водки. Стоило только еврейскому стражнику хлебнуть бодрящей жидкости, он становился храбр, как польский хорунжий. Вот и теперь, в кибитке, Хаим показал свою готовность к бою, просто так, на всякий случай положив на плечо заряженное ружье, и Мендл сильно опасался, как бы «бес» невзначай не выстрелил. Но когда Хранитель Израиля понял, что его храбрость пока не нужна, что никто не собирается нападать на путников и его воинственный пыл пропадает даром, он обратил его в храп, который вырывался из ноздрей над волосатым лицом, подобных печным трубам на соломенной крыше. Храп Хаима разносился вокруг, как хриплый звук охотничьего рога.

Возчик и охранник раскачивались на облучке, стукаясь головами, и в конце концов упали друг другу в объятия, как влюбленные. Звуки из их носов слились в единой гармонии, пугая зайцев и выгоняя их из укрытий.

Мендл и реб Иойна разговаривали, сидя в кибитке. Когда Мендл немного успокоился, он огляделся по сторонам и увидел, как велик Божий мир, как пуст и безлюден. И ему захотелось, чтобы по всей степи появились еврейские поселения. Сколько городов и местечек могло бы здесь возникнуть, с синагогами, миквами, ешивами. И конечно, торговлей. Каждый месяц в каком-нибудь городе ярмарка. Колосится хлеб на полях, наезженные дороги ведут из города в город, и торговцы едут в кибитках, груженных товаром. И Тора распространяется по Украине. Потому что Тора там, где хлеб. А он, Мендл, богатый торговец и глава процветающей общины. Он поделился этими мечтами с реб Иойной.

— Велик Божий мир, реб Иойна, — сказал он, вздохнув, — и земля здесь хороша, плодородная земля, по траве видно. Здесь, реб Иойна, где мы сейчас проезжаем, будут когда-нибудь еврейские общины, города. Евреи будут торговать, развозить по местечкам товары, открывать ешивы, распространять свет Учения.

Реб Иойна молчал, слушая Мендла, затем ответил:

— Да, земля здесь хороша, страна велика, только нет в ней никого, кто бы Божье имя помянул, благословение произнес, помолился. Поэтому вся она полна бесов и злых духов. Ты думаешь, Мендл, это просто птицы летят за нами, просто трава вокруг, жуки, пчелы? Нет, это все души пропавшие, заблудившиеся в лесах и пустынях, ждущие очищения. Увидев кибитку с евреями, бегут они следом, чтобы поймать слово Торы, услышать благословение, чтобы с нашей помощью искупить грехи и обрести покой… Когда евреи здесь поселятся, построят синагоги, начнут возносить молитвы, тогда, даст Бог, уйдут отсюда бесы, очистится эта страна.

— Вы думаете, реб Иойна, здесь будут еврейские общины, города, синагоги?

— Конечно! Как может быть иначе? Это место уже готово для евреев. Когда гои мучили евреев в изгнании, и Дух Всевышнего, пребывающий в нижнем мире, увидел, что нет этому конца, что может погибнуть весь народ Израиля, предстал Он перед Всевышним и сказал: «Как долго это будет продолжаться? Когда во время Потопа Ты выпустил из ковчега голубя, Ты дал ему оливковую ветвь, чтобы он среди вод чувствовал опору. Но голубю негде было отдохнуть, и он вернулся в ковчег. И Мои дети выпущены из ковчега, так разве Ты ничего не дашь им, чтобы они обрели опору под ногами?» И тогда взял Бог кусочек Страны Израиля, который хранил на небе, с тех пор как Храм был разрушен, опустил его на землю и сказал: «Будь прибежищем для Моих детей в изгнании». Потому эта страна и называется Пойлин [23] — на святом языке «пой лин», что значит «здесь переночуй»: здесь мы можем отдохнуть в нашем изгнании. Поэтому сатана в этих местах не имеет над нами власти, и Тора, слава Богу, распространена тут повсюду: синагоги, молельни, ешивы.

Значит, когда придет Избавитель, Всевышний перенесет всю эту страну, все синагоги, все ешивы в Святую землю. Как же иначе?

Мендл совсем успокоился. Он больше не волновался не только за свой Злочев, но и за всю Польшу: теперь понятно, что будет, когда Избавитель придет.

Но, удовлетворив духовный голод, Мендл почувствовал, что в нем пробуждается голод телесный. И Гилел напоминал просящими взглядами о том, что еда бы не помешала, и Хранитель Израиля чесал в затылке, теребил бороду и пейсы, пока проповедник произносил свою речь, и степной воздух пробуждал аппетит. Увидев родник, путники остановились омыть руки.

Жирные сыры Юхевед, редька и крепкая водка взбодрили тело, как слова реб Иойны приободрили дух. Когда тело и дух насытились, все погрузились в сон, предоставив лошадям отыскивать дорогу. И лошади почуяли веявший по степи запах уманьского леса. Граница между небом и землей пылала закатным пламенем, когда лес возник на горизонте черным пятном, и с наступлением тихого летнего вечера они въехали в ворота Умани.

Через пару дней кибитка Мендла подъехала к постоялому двору реб Буреха в еврейском квартале Немирова. Въезд загромождали брички и телеги.

— Эй, дорогу главе злочевской общины! Подвинься, ты, паршивец, казни египетские на твою голову! Уступите место? глава злочевской общины едет, не видите? — кричал Гилел.

— Чего разорался, слуга царя оборванцев? Чтоб тебя черти взяли со всеми потрохами! Реб Зхарья Собиленький, глава общины Чигирина, его кибитка стоит, уважать надо! — кричали в ответ.

Услышав, чья это кибитка, Мендл приказал возчику остановиться, спрыгнул на землю, подошел:

— Реб Зхарья здесь?

— Да, и его брат реб Янкев тоже. По дороге в Люблин, на ярмарку, заехали к главе ешивы реб Ехиел-Михлу. Сам велел поставить тут кибитку на всю ночь.