Похождения скверной девчонки - читать онлайн книгу. Автор: Марио Варгас Льоса cтр.№ 41

Но мои попытки устроить себе командировку в Токио не увенчались успехом. Я не знал японского, поэтому на конференциях национального уровня делать мне было нечего, но в настоящий момент в Токио не проводилось совещаний какой-либо из организаций ООН, где бы пользовались официальными языками этой организации. Путешествие за свой счет в качестве туриста стоило бешеных денег. Даже короткая поездка сожрет добрую часть сбережений, которые мне удалось сделать за последние годы. Но я решился на это. И уже собрался было идти в туристическое агентство, когда мне позвонил мой бывший шеф господин Шарнез. К этому времени он уже ушел на пенсию и теперь руководил частным бюро переводов, с которым я тесно сотрудничал. Он подыскал для меня конференцию в Сеуле — продолжаться она будет пять дней. Значит, я по крайней мере получу билет — туда и обратно. А из Кореи гораздо дешевле слетать в Токио, чем из Европы. С этого дня жизнь мою закрутило безумным вихрем: я оформлял визы, покупал путеводители по Корее и Японии. И в то же время неустанно талдычил себе, что совершаю ужасную глупость, что, оказавшись в Токио, скорее всего, даже не смогу увидеться со скверной девчонкой. Скорее всего, она уже улепетнула куда-нибудь в другое место, и дай бог, чтобы главарь якудзы не успел вспороть ей живот, а труп бросить собакам, как поступил герой-злодей в японском фильме, который я недавно смотрел.

В один из таких безумных дней меня чуть свет разбудил телефонный звонок.

— Ты все еще любишь меня?

Тот же голос, тот же, что и прежде, насмешливый и ликующий тон, а чуть поглубже — отголосок типичного для Лимы говора, от которого она так до конца и не избавилась.

— Да похоже, что так, скверная девчонка, — ответил я, мгновенно стряхнув с себя остатки сна. — Сама подумай, чем еще объяснить такое: едва узнав, что ты в Токио, я бросился стучаться во все двери и просить контракт, чтобы поехать туда, хотя бы на один день. И добился ведь своего: еду в Сеул. Через две недели. Оттуда рвану в Токио — повидаться с тобой. И пусть меня изрешетит пулями твой гангстер из банды якудза, с которым ты завела шашни, как донесли мои шпионы. О чем все это говорит? О том, что я тебя люблю!

— Выходит, что так! И слава богу, пай-мальчик. А то я уже стала побаиваться, не забыл ли ты меня за столько лет. А шпионские донесения получены от коллеги Толедано? Ну, о том, что я состою при главаре мафии?

Она расхохоталась, придя в полный восторг от такой характеристики. Но почти сразу сменила тему и заверещала очень ласково:

— Я так рада, что ты приедешь! Хотя вряд ли мы сможем видеться часто. Знаешь, а я ведь постоянно тебя вспоминаю. Сказать почему? Потому что у меня не осталось других друзей — только ты.

— Запомни хорошенько: я тебе не друг и другом никогда не буду. Неужели ты до сих пор не поняла? Я твой любовник, я влюблен в тебя, еще мальчишкой до потери рассудка влюбился в чилиечку, потом — в партизанку, в жену чиновника, жену коннозаводчика и любовницу гангстера. Ведь я несмышленыш, недотепа и живу только мечтами о тебе, мыслями о тебе. Так что в Токио мы вряд ли станем предаваться воспоминаниям. Я хочу обнять тебя, целовать, кусать, любить…

Она снова рассмеялась, теперь уже веселее. — А ты еще на что-нибудь годишься? — спросила она. — Ну слава богу. Знаешь, с тех пор как мы расстались, никто не говорил мне таких вещей. Теперь вот приедешь и наплетешь целый короб, да, Рикардито? Ну-ка, давай, скажи что-нибудь!

— В ночи полнолуния я выхожу на улицу и, глядя в небо, начинаю лаять, и тогда мне видится твое лицо — там, наверху. Сейчас я отдал бы десять из оставшихся мне лет жизни, лишь бы взглянуть на свое отражение в глубине твоих милых глаз цвета темного меда.

Она довольно смеялась, но вдруг, чего-то испугавшись, перебила меня:

— Все, пока, больше говорить не могу.

Я услышал щелчок. И заснуть уже не мог, пребывая в плену радости, перемешанной с тревогой, и так промаялся до семи утра — в этот час я обычно встаю и иду готовить себе завтрак: черный кофе и тост с медом, или ем то же самое у стойки соседнего кафе на улице Турвиль.

Две недели, остававшиеся до отъезда в Сеул, я занимался вещами, которыми, по моему разумению, в стародавние времена занимались снедаемые нетерпением женихи и невесты в дни перед свадьбой, когда обоим предстояло лишиться невинности: я покупал одежду, обувь, стригся (но не у своего обычного парикмахера, в заведении, лепившемся за зданием ЮНЕСКО, а в роскошном салоне на улице Сент-Оноре). И конечно, бегал по бутикам и лавкам в поисках особого подарка, который скверной девчонке было бы легко спрятать дома, среди одежды, но непременно оригинального, изысканного, чтобы он говорил ей те же нежные и милые вещи, какие мечтал нашептать на ухо я сам. И тем не менее, выбирая подарок, я твердил себе, что веду себя еще глупее, чем раньше, и заслуживаю, чтобы меня снова отшвырнули в грязь носком туфли — только вот на сей раз сделает это уже любовница главаря якудзы. Наконец, после долгих поисков, я купил первую же вещь, которая пришлась мне по вкусу в «Вюиттоне»: несессер с набором хрустальных флакончиков для духов, а также кремов и губных помад, и еще со вторым дном для записной книжки и карандаша, украшенных перламутром. Кстати, это самое двойное дно, устроенное в кокетливом несессере, таило в себе намек на адюльтер.

Конференция в Сеуле оказалась изнурительной. Она была посвящена патентам и тарифам, и выступающие говорили на очень специфическом языке, что делало мою задачу вдвойне тяжелой. Предотъездные волнения, jet lag [85] разница во времени между Парижем и Кореей лишили меня сна и привели в страшное нервное напряжение. Добравшись до Токио, а случилось это во второй половине дня, я рухнул на кровать и заснул, едва переступив порог крошечной комнатки, которую подыскал мне Толмач в одной из гостиниц, расположенных в центре города. Я проспал без задних ног часа четыре, а может, и пять, и вечером, после долгого холодного душа, который помог мне очухаться, отправился ужинать с Толмачом и его японской пассией. С первой же минуты у меня зародилось подозрение, что Саломон Толедано влюблен в нее куда сильнее, чем она в него. Толмач выглядел помолодевшим и радостно возбужденным. На нем был галстук-бабочка, которого я никогда прежде не видел, и костюм современного молодежного покроя. Он сыпал шуточками, всячески демонстрировал подруге свое внимание и под любым предлогом целовал то в щеку, то в губы, а то и обнимал за талию, что, по всей видимости, ее смущало. Она была гораздо моложе Саломона — милая и на самом деле весьма привлекательная: на фарфоровом личике сияли большие и очень выразительные глаза. И ноги у нее действительно были красивые. Итак, она почти не скрывала раздражения, когда мой друг льнул к ней. Она неплохо говорила по-английски, но надо сказать, ее выдержка и природная добросердечность подвергались серьезному испытанию, потому что Толмач слишком бурно демонстрировал свои нежные чувства. А он словно ничего не замечал. Сперва мы отправились в бар «Кабуките» в Синдзуки. В этом районе было полно кабаре, секс-шопов, ресторанов, дискотек и массажных салонов, сновали толпы людей. Отовсюду неслась оглушительная музыка, вокруг сияли огни — целые воздушные кущи афиш, вывесок и рекламы. У меня даже слегка закружилась голова. Потом мы ужинали в более спокойном месте, в Ниси Адзабу, где я впервые попробовал японские блюда и теплое терпкое саке. К концу вечера я укрепился во мнении, что отношения между Саломоном и Мицуко отнюдь не такие безоблачные, как их представлял Толмач в своих письмах. Но я старался успокоить себя: все дело, конечно, в том, что Мицуко привыкла проявлять свои чувства куда сдержанней и еще не успела свыкнуться с необузданным средиземноморским темпераментом Саломона, которому не терпелось продемонстрировать всему миру обуревавшие его эмоции. Ничего, это дело времени.