Нечестивец, или Праздник Козла - читать онлайн книгу. Автор: Марио Варгас Льоса cтр.№ 59

Сеньор Директор!

Пишу вам, побуждаемый гражданскими чувствами, в знак протеста против ущерба, который причиняется доминиканской гражданственности и неограниченной свободе выражения, гарантированной нашей Республике правительством Генералиссимуса Трухильо. Я имею в виду то обстоятельство, что до сих пор на страницах вашей уважаемой и всеми читаемой газеты не нашел освещения тот широко известный факт, что сенатор Агустин Кабраль, прозванный Мозговитым (интересно, за какие такие заслуги?), снят с поста председателя Сената в связи с тем, что были доказаны его неблаговидные действия в Министерстве общественных работ, где он до недавнего времени служил. Известно также, что в силу безупречности режима в отношении использования общественных фондов создана комиссия по расследованию обвинений в явных злоупотреблениях, как-то: незаконные комиссионные, приобретение второсортных материалов по завышенным ценам, умышленное раздувание смет, в чем был замешан сенатор, находясь на министерском посту.

Неужели народ, истинно преданный трухилистским идеям, не имеет права быть проинформирован о столь серьезных вещах? С уважением Инженер Телесфоро Идальго Саино

Улица Дуарте, дом 171 Сьюдад-Трухильо

— Я убегаю, папа, — услышал сенатор Кабраль и, ни единым жестом не выдав, как ему трудно сохранять спокойствие, оторвался от газеты, чтобы поцеловать дочь. — Я не приеду со школьным автобусом, останусь играть в волейбол. А вернусь с подругами пешком.

— Осторожно переходи улицу, Уранита.

Он, как обычно, без спешки выпил апельсиновый сок, чашку дымящегося кофе, но не прикоснулся ни к мангу, ни к жареному сыру, ни к гренку с медом. Перечитал, слово за словом, букву за буквой, письмо в «Форо Публико». Никаких сомнений, письмо состряпано Конституционным Пьяницей, большим докой по части сочинения пасквилей, но заказано — самим Хозяином; никто бы не осмелился написать, а тем более напечатать подобное без благословения Трухильо. Когда он видел его последний раз? Позавчера, во время прогулки. Он не был позван идти рядом, Хозяин всю дорогу разговаривал с генералом Романом и генералом Эспайльатом, но поздоровался с ним, как обычно, уважительно. Или — нет? Он напряг память. Не было ли особой жесткости в его пристальном, наводящем страх взгляде, который словно сдирал видимость с человека, на которого был обращен, и ухватывал душу? Не ответил ли на приветствие немного сухо? Не нахмурился ли при этом? Нет, ничего такого он не помнит.

Кухарка спросила, придет ли он к обеду. Нет, только к ужину, и согласно кивнул на меню, которое Алели предложила для ужина. Услыхав подъехавший к дверям дома казенный автомобиль для председателя Сената, осмотрел на часы: ровно восемь. Благодаря Трухильо он сделал открытие: время — деньги. Как и многие, многие, с юных лет он сделал своими навязчивые идеи Хозяина: порядок, точность, дисциплина, совершенство. Сенатор Агустин Кабраль сказал в одной из своих речей: «Благодаря Его Превосходительству, Благодетелю мы, доминиканцы, открыли для себя чудеса, которыми одаривает точность». Он пошел к дверям, надевая пиджак на ходу. «Если бы меня сняли, председательского автомобиля мне бы не подали». Его помощник, лейтенант военно-воздушных сил Умберто Ареналь, никогда не скрывавший своих связей со СВОРой, открыл перед ним дверцу. Казенный автомобиль, Теодосио за рулем. Помощник. Ничего страшного, не стоит волноваться.

— Он так и не узнал, за что попал в немилость? — удивляется Урания.

— Точно не узнал, — отвечает тетушка Аделина. — Разные были предположения. Долгие годы задавал себе Агустин этот вопрос: за что Трухильо так внезапно на него разгневался, что он такого сделал? Он, всю жизнь верно ему служивший, вдруг превратился в зачумленного.

Урания замечает, что Марианита слушает их с недоверием.

— Тебе кажется, будто речь идет о другой планете, так ведь, племянница?

Девушка краснеет.

— Все так странно, просто не верится, тетя. Как в фильме Орсона Уэллеса «Процесс», его показывали в Киноклубе. Там судят Энтони Перкинса, потом казнят, а за что — неизвестно.

Манолита, обмахивавшаяся обеими руками, точно веером, оставляет это занятие и вступает в разговор:

— Говорили, он попал в немилость из-за того, что Трухильо внушили, будто дядя Агустин был виноват в том, что епископы отказались провозгласить его Благодетелем Католической Церкви.

— Чего только не говорили! — восклицает тетушка Аделина. — И это была его смертная мука — сомнения. Семья приходила в упадок, а никто не знал, в чем обвиняют Агустина, что он сделал или, наоборот, чего не сделал.

Ни одного сенатора не было в помещении Сената, когда Агустин Кабраль в восемь пятнадцать, как и каждый день, вошел в двери. Охранник приветствовал его, как положено, служащие и чиновники, которые встретились ему на пути в кабинет, здоровались с привычной приветливостью. Однако лица обоих его секретарей, Исабелиты и молодого адвоката Париса Гоико, были озабочены.

— Кто умер? — пошутил он. — Вас обеспокоило письмишко в «Форо Публико»? Давайте сразу разберемся с этой пакостью. Исабелита, позвони директору «Карибе». Домой, Панчито не приходит в газету раньше полудня.

Он сел за свой письменный стол, окинул взглядом стопку документов, пачку переписки, расписание на день, подготовленное деятельным Парисом. «Письмо продиктовал сам Хозяин». Холодная змейка скользнула вниз по позвоночнику. Это что — один из тех спектаклей, которыми развлекался Генералиссимус? При таких напряженных отношениях с Церковью в разгар противостояния с Соединенными Штатами и ОАГ у него еще хватает запала на все эти ужимки и прыжки, к которым он пристрастился в прошлом, когда считал себя всемогущим и никто ему не угрожал? Нашел время устраивать цирк.

— Я соединила, дон Агустин.

Сенатор поднял трубку и выждал несколько секунд, прежде чем заговорить.

— Я разбудил тебя, Панчито?

— С чего ты взял, Мозговитый. — Голос у журналиста звучал нормально. — Я — пташка ранняя, как петушок. Да и сплю вполглаза, на всякий случай.

— Ну ладно, ты, конечно, догадываешься, я звоню тебе по поводу письма в сегодняшнем «Форо Публико». -Сенатор Кабраль откашлялся. — Что ты можешь мне сказать?

Ответ прозвучал в том же шутливом, легком тоне, словно речь шла о чепухе.

— Письмо пришло с рекомендацией, Мозговитый. Я бы никогда не напечатал ничего подобного, не проведя разведки. Поверь, публиковать его — мы же с тобой друзья — мне не было никакой радости.

— Да, да, разумеется, — пробормотал он. Ни на миг нельзя было терять хладнокровия.

— Я предлагаю опровергнуть клеветническую публикацию, — сказал он мягко. — Меня ниоткуда не снимали. Я звоню тебе из Сената, из председательского кабинета. А комиссия по расследованию моей деятельности в Министерстве общественных работ — еще одна злонамеренная выдумка.

— Пришли мне как можно скорее твое опровержение, — ответил Панчито. — Я сделаю все возможное, чтобы напечатать его, а как же иначе. Ты знаешь, как я тебя уважаю. Я буду в газете после четырех. Поцелуй Ураниту. Обнимаю тебя, Агустин.