Вожаки - читать онлайн книгу. Автор: Марио Варгас Льоса, Габриэль Гарсиа Маркес cтр.№ 30

А вон ту, здоровенную, вон ту осилишь? — говорила Чабука. Куэльяр одним прыжком вскакивал с разогретого песка — он только и ждал, чтобы его просили, уж в этом у него соперников нет, ну что — попробую. Чабукита, вот смотри! И бегом к воде: голова откинута, грудь вперед — бултых! А потом, красиво взмахивая руками, быстро плыл навстречу волне. Как он здорово плавает, восхищалась Пуси. А Куэльяр приближается к волне, вернее, к огромному водяному холму и ждет, когда тот достигнет самой большой высоты — вот-вот рухнет. Смотрите, смотрите, — кричит Японочка, — сейчас он будет на самом верху. Куэльяр заработал одной рукой (другая прижата к телу), быстро забрался на гребень холма и в тот же миг опрокинулся вместе с ним вниз, исчезая в пенном водовороте. Глядите, глядите, — кричала Фина, — сейчас его закрутит, перевернет, ой, мамочка! Но еще несколько мгновений — и огромная косая волна несет Куэльяра вперед. Теперь он виден лучше — тело выгнуто дугой, ноги скрещены в воздухе, голова чуть высовывается из воды.

И вот он уже спокойно подплывает к берегу, подталкиваемый перекатами погасшей волны. Надо же, как здорово, молодец! — восхищались девочки, следя глазами за Куэльяром, который, помахав рукой, резко поворачивал обратно и снова — навстречу волнам.

Подумать, такой интересный, такой смелый, а девочки у него нет! В чем тут дело? Ребята переглядывались, Лало фыркал, а Фина — чего вы смеетесь, сказали бы наконец почему. И Большой, покраснев, — да никто и не смеется, откуда ты взяла, просто так. А она — не крути, нас не обманешь, и он — ну кто крутит, кто? зачем придумывать. У него нет девчонки по робости, говорит Чижик. А Пуси — нашли робкого, он рядом с робкими и не стоял. И Чабука — ну так в чем же дело? И тут Лало — Куэльяр просто не может найти себе девушку по душе, но придет время — найдет. А Японка — враки, он и не ищет, раз на танцах не бывает и никуда не ходит. А Чабука — нет, тут какая-то своя причина?

Они все прекрасно знают, говорил Лало, голову на отсечение, что знают. Знают и делают вид, что не знают. И зачем? А чтобы выпытать, выудить все, что можно. Да по их взглядам, по всем этим хитростям, по голосу и то видно. И Большой — все это мура, ничего они не знают, а спрашивают так, без всякого, им просто жаль, что у него никого нет, они переживают, хотят помочь. Может, и не знают, но в один прекрасный день додумаются, — говорит Чижик, — и тогда пусть он пеняет на себя. Трудно, что ли, повстречаться с какой-нибудь, хотя бы так, для отвода глаз! И Чабука — ага! значит, что-то тут есть! И Маньуко — какое тебе дело, нечего к нему приставать, придет время, наш Куэльяр влюбится, да еще как, а сейчас — молчите, он сюда идет.

День ото дня Куэльяр становился все более подавленным, замкнутым и молчаливым в присутствии девочек. И все более неуправляемым, отчаянным: на дне рождения Пуси взял и выбросил в окно все бенгальские огни, и она, конечно, разревелась. Маньуко вскипел, кинулся на Фитюльку с кулаками, а тот залепил ему пощечину. Только через неделю их помирили. Прости, Маньуко, даже не знаю, как это у меня вышло. Брось, Фитя, и ты меня прости за то, что я психанул. Вон Пуси стоит, она уже не сердится и к себе приглашает. Однажды он, пьяный вдрызг, пришел на рождественскую мессу; Лало с Большим тащили его в парк на себе, еле выволокли. Отпустите меня, — вопит как резаный, плевать мне на все, — наизнанку выворачивается, — вот бы сейчас револьвер! Зачем, Фитюля, нас, что ли, пристрелить? — дрыгает ногами. — Да, да! И этого, что сюда плетется, и тебя, и тебя — паф, паф! А в воскресенье ворвался на своем „форде“ — жж-иик — прямо на газон ипподрома и давай пугать людей — жж-ж-иик, кто орать от страха, кто прыгнул через барьер, паника страшная! На карнавале все девочки бегали от него врассыпную, как от прокаженного, — чем в них только не кидал: кожурой, гнилыми яблоками, вонючими хлопушками, даже резиновыми шарами с мочой. Перепачкал кого мог грязью, кухонным мылом, мукой, гуталином. Они ему — псих, свинья, скотина, паразит, крыша поехала… В праздники на „Террасах“, в парке, на танцах и в „Lawn Tennis“ разгуливал — шпана шпаной, в изжеванном костюме, грязный, нечесаный, в руках пузырьки с эфиром — пики-ти, пики-та, бам-бац! Я ей прямо в глаза — ха-ха-ха, пики-ти, пики-та, — бам! — она ничего не видит. Подставлял палки танцующим, пусть споткнутся, а-а, упали — с приземлением вас, ля-ля! Лез во все драки, и его били, ну а мы, конечно, за него, когда могли. Смотри, Куэльяр, доиграешься, уговаривали, ты плохо кончишь! Совсем дурная слава пошла о нашем Куэльяре, и Чижик — слушай, друг, пора кончать, а Большой — на тебя смотреть радости мало, а Маньуко — девчонки вообще не хотят с тобой знаться, думают, ты — псих, бандит какой-то, ломака. Куэльяр грустно, понимающе — больше этого не будет, самому стыдно, честное слово! А то с вызовом, злобно — ага, бандит, значит, да? Эти пискушки так говорят о нем? Ну а ему — плевать сто раз, он их в гробу видал, он на них положил…

На торжественном выпускном вечере — начальство, два оркестра, "Country Club", — собрался весь класс, кроме Куэльяра. Не дури, — говорим, — ты должен быть с нами, мы тебе найдем какую-нибудь птичку, Пуси уже говорила с Марго, Фина с Илсе, Японочка с Эленой, Чабука с Флорой, да они все помирают заполучить тебя, выбирай любую и приходи с ней. А Куэльяр уперся — на кой шут ему этот дурацкий смокинг, на хрена ему этот вечер, лучше они потом соберутся. Ну ладно, твое дело, только ты сам себе враг. Тогда пусть ждет их в два часа у "Часки". Они проводят девочек и придут — надо же отметить такое событие, а он грустный-прегрустный — надо, само собой…

* * *

На следующий год, когда Чижик и Маньуко были уже на первом курсе инженерного факультета, а Лало — на подготовительном медицинского, когда Большой начал работать в фирме "Wiese", [54] когда за Чабукой вместо Лало стал ухаживать Чижик, а за Японочкой вместо Чижика — Лало, в Мирафлорес приехала Тереса Аррарте. Куэльяр, как увидел ее, сразу, за одни, можно сказать, сутки сделался неузнаваемым. Бросил все свои выходки, на улице — в пиджаке, наглаженный, при галстуке, волосы причесаны на манер Элвиса Пресли, ботинки как зеркало. Что с тобой, Фитюль? Не узнать, паинька паинькой! А он расплывается в улыбке — ничего особенного, — водит ногтями по лацкану пиджака, посматривает с фасоном, как раньше, — надо ж и пофорсить. Ишь ты, повеселел, дружище, ну прямо поворот на все сто восемьдесят! Может, неспроста? А он весь сияет наверное, наверное. Уж не Тересита? А он вот сейчас растает — может, может. Она ему нравится? может, может… Куэльяр снова стал таким, каким все его знали раньше в младших классах. В воскресенье — на мессу (мы не раз видели, как он причащался), а после мессы всегда постоит с девочками нашего квартала, разговаривает живо, весело. Как поживаете? чего нового? погуляем в парке, Тересита, давай посидим на этой скамеечке в тени! По вечерам, когда темнеет, он шел на каток, а там то упадет нарочно, то встанет прыжком, ха-ха, все с шутками, со смехом — иди, иди сюда, Тересита, я тебя научу! А если она упадет? Да не упадет, он будет держать ее за руку! Ну давай, давай, еще разок! И Тересита — хорошо, еще один! а сама краснеет, делает ему глазки, вся из себя такая куколка, блондиночка, пухленькая, зубки беленькие, мелкие, как у мышки. В эту пору Куэльяр зачастил в яхт-клуб "Регатас" папа, запиши меня в этот клуб, там все мои друзья. И его старик — без проблем, сынок, купим акции, а там что — будут гонки?