Французская сюита - читать онлайн книгу. Автор: Ирен Немировски cтр.№ 29

Господи, сколько народу! Жители, стоя у порогов, молча настороженно прислушивались, внимательно разглядывали толпу прибывших, тщетно пытались их сосчитать. Немцев появилось великое множество, они заполнили все улицы и переулки, их становилось все больше. После сентябрьского призыва деревня отвыкла от молодых мужских голосов и смеха. Ее захлестнула волна серо-зеленых кителей, оглушил громкий иноземный говор, удушал запах здорового молодого пота, похожий на запах парного мяса. В каждом доме, в каждом магазине, в каждом кафе были немцы. Они звонко топали сапогами по красным кирпичным полам кухонь, просили поесть и попить. Сажали на колени детей. Пели, размахивали руками, шутили, улыбались женщинам. Они были счастливы, блаженно опьянели от своей победы, хотя еще не верили до конца, что поход благополучно завершился. Их безумное лихорадочное веселье обладало такой убедительностью, таким напором, что побежденные на мгновение позабыли про горе и гнев. Они смотрели на победителей в полном недоумении.

В крошечной гостинице Юбер по-прежнему спал, а внизу все сотрясалось от криков и пения. Немцы, первым делом, потребовали шампанского: «Sekt! Nahrung!» — пробки полетели в потолок. Одни играли на бильярде, другие жарили на кухне большие розовые ломти мяса, и они скворчали на сковородке, распространяя чад. Солдаты в нетерпении опередили отправленную за пивом служанку и сами выкатили из погреба несколько бочонков. Молодой румяный блондин у плиты собственноручно готовил себе яичницу; его товарищ собирал в саду первую землянику. Два обнаженных до пояса юноши плескались, зачерпывая из ведер ледяную колодезную воду. Они молоды, они выжили, перехитрили смерть, они победили! И теперь брали полными пригоршнями все земные дары, упивались, наслаждались ими. Захлебываясь от переполнявшего их восторга, немцы быстро сбивчиво говорили, объясняли всякому на ломаном французском: «Мы долго идти, идти, товарищи падать, а мы идти». И нарочно шаркали сапогами. Топот, голоса, звяканье и скрежет доносились снизу, вплетались в сон Юбера: ему виделись недавние события, битва за мост у Мулена. Он заворочался, застонал, словно боролся с кем-то невидимым, испытывая боль и страх. В конце концов очнулся в незнакомой комнате. Юбер проспал до позднего вечера. В открытое окно заглядывала полная луна. Мальчик удивленно протер глаза, дверь открылась, в комнату вошла балерина. Он забормотал слова благодарности, попросил прощения, что так бессовестно заснул.

— Вы, наверное, проголодались? — спросила она.

Да, он действительно до смерти хотел есть.

— Знаете что? По-моему, вам лучше поужинать здесь, в моей комнате. Внизу такая сутолока, там полно солдат.

— Солдат? Неужели? — Он бросился к двери. — Ну, что они говорят? Где немцы? Мы их отбросили?

— Где немцы? Да здесь, внизу. Там полно немецких солдат.

Он отпрянул в изумлении, в испуге, так мечется застигнутая врасплох зверушка.

— Немецкие? Не может быть! Вы шутите!

Ничего другого не приходило в голову, и он снова прошептал дрожащими губами: «Вы шутите!» Она приоткрыла дверь; в комнату повалил густой едкий чад, послышались крики, смех, пение, громкий топот, радостный говор множества довольных и гордых собой людей; они расстегивали ремни, звякая пряжками, бросали на мраморные столики тяжелые пистолеты и каски; все были веселы, пьяны от счастья — сомнений не оставалось, это пировали победители. «Точно выиграли матч в регби», — подумал Юбер. Ему хотелось вслух проклинать их и плакать, но он сдержался. Кинулся к окну, выглянул. На улице солдат почти не осталось. Лишь четверо вышагивали в ряд, стуча кулаками во все двери и ставни с криком: «А ну, тушите свет!» Жители послушно гасили лампы. Одна только луна светила по-прежнему, бросая яркие голубые блики на серые каски и черные дула автоматов. Юбер обеими руками ухватился за штору, судорожно прижался к ней лицом и зарыдал.

— Тише, тише, — с жалостью приговаривала балерина, легонько поглаживая его по плечу. — Слезами горю не поможешь, верно? Тут уж ничего не поделаешь. Плачь не плачь. Придут другие времена. Нужно только дождаться их, нужно жить, сейчас главное: дожить, выжить. Вы же смелый. Все бы сражались так! И вы так молоды. Вы еще ребенок.

Он помотал головой.

— Не ребенок? — прошептала она. — Взрослый? — Она умолкла. Вцепилась дрожащими пальцами с острыми коготками в плечо юноши, словно ощупывала добычу, прежде чем загрызть ее и утолить голод. И продолжала тихим изменившимся голосом: — Не надо плакать. Вы не маленький. Вы мужчина, а мужчину в горе всегда утешает…

Она подождала, но он не отвечал. Закрыв глаза, болезненно сжав губы, он тяжело прерывисто дышал. Тогда Арлет произнесла едва слышно: — Женская нежность…

20

В комнате, где спали младшие Периканы, устроился на ночлег и кот Альбер. Сначала он улегся в ногах у Жаклин на цветастом кретоновом покрывале и стал потихоньку его покусывать и царапать, оно очень вкусно пахло рыбьим клеем и чем-то сладким, но тут вошла няня и согнала кота. Стоило ей отвернуться, он легко и бесшумно одним грациозным прыжком возвращался на покрывало, трижды она снимала его, в конце концов, он сдался, влез на кресло, спрятался под халатиком Жаклин и свернулся клубком. В комнате все спали. Мирно посапывали дети, с четками в руках задремала нянюшка. Кот замер; приоткрыв один хитрый зеленый глаз, он уставился на четки, мерцающие при лунном свете. Кота почти не было видно под розовой фланелью. Потихоньку одну за другой он высунул лапки, потянулся; под мягкой горячей шерсткой напряглись стальные мускулы, показались цепкие блестящие коготки. Он сжался в комок, весь напрягся и вспрыгнул к няне на кровать; некоторое время следил за ней в полной неподвижности; только кончики усов слегка подрагивали. Потом протянул лапку и тронул блестящие четки; они чуть заметно качнулись. Ему понравилось ловить когтями гладкие маленькие бусины; он сильней раскачал четки, они со стуком упали. Кот испугался и спрятался под кресло.

Вскоре проснулся и заплакал Эммануэль. Ставни и окна в комнате были распахнуты. Черепица на деревенских крышах поблескивала при луне, как рыбья чешуя. Спящий сад благоухал; серебряный лунный свет зыбился мягкими волнами, переливался в листве яблонь и вишен.

Кот важно выглядывал из-под бахромы; при взгляде в окно на мордочке появилось мечтательное удивленное выражение. Альбер по своей молодости еще никогда не бывал в деревне. В городе теплый пьянящий запах июньской ночи был слабым, далеким, а здесь он бил коту в ноздри, так что у него топорщились усы, обволакивал, дурманил, томил, завлекал. Зажмурившись, кот принюхивался к острому и в то же время тонкому благоуханию, различил аромат отцветшей сирени, слегка отдающей тлением, запах древесных соков, ночной запах влажной земли; пряно пахло к тому же всякой живностью: птичками, кротами, мышами — шерстью, плотью, кровью добычи. Кот алчно зевнул и вскочил на подоконник. Неспешно прошелся по карнизу. Вот отсюда его позавчера грубо сдернула человеческая рука и бросила на кровать рыдающей Жаклин. Сегодня им его не поймать. Он посмотрел, далеко ли от карниза до земли. Ему ничего не стоило спрыгнуть отсюда, но он явно воображал себя героем и стремился преувеличить сложность предстоящего прыжка. Прижимая уши, он обмахнул карниз распушенным хвостом, с грозным победоносным видом оттолкнулся задними лапами и оказался на мягкой недавно вскопанной грядке. Кот застыл, приник носом к земле, вот теперь он в центре, в глубине, в самой сердцевине ночи. Земля — средоточие запаха; между камешками и корнями он еще не выветрился, не развеялся, не смешался с человеческими испарениями. Таинственный, горячий, многообещающий. Живой. Здесь прятались мелкие подвижные съедобные существа. Майские жуки, сверчки, полевки, жабы с плачущими звенящими голосами. Кот навострил уши — опушенные серебристой шерсткой треугольные ракушки, внутри гладкие, похожие на розовые цветы вьюнка. Прислушался к тихим ночным звукам, приглушенным, тайным, — он один мог их различить: вот затрещали прутики — птица шевельнулась в гнезде, оберегая птенцов; вот она почистила перья, поточила клюв о кору, поудобней сложила крылышки; жук расправил надкрылья; мышь заскреблась в норе. Кот слышал даже, как в земле прозябали зерна. Светящиеся желтые глаза видели во тьме спящих посреди листвы воробьев, синичек, большого черного дрозда и самку соловья. Самец не спал; его пенью вторили другие с берега реки, из далекого перелеска.