Правдивая история Лилли Стьюбек - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Олдридж cтр.№ 19

Тод был настолько же общителен и легкомыслен, насколько Лилли сдержанна и, пожалуй, даже замкнута. В школе гордились Тодом: учился он хорошо, великолепно играл в футбол и стал чемпионом по плаванию среди юношей штата Виктория. Высокого роста, крупный, Тод был, наверное, тяжеловат для своих лет, однако внешность имел мужественную и с годами обещал превратиться в типичного австралийца. Мы любили Тода, хотя знали о его жестокости. Например, на футбольном поле он отлично умел, не нарушая правил, сбить соперника с ног, к тому же с таким расчетом, чтобы всерьез вывести его из игры. Поднимая упавшего, он обычно еще и посмеивался:

— Не зевай.

Но уследить за Тодом было трудно, ибо он любил действовать исподтишка.

С Лилли он вел себя обходительно, вежливо, и хотя в детстве был самым обычным, послушным ребенком, Лилли он рассказывал, будто лет в одиннадцать слыл отчаянным сорвиголовой: воровал апельсины и гранаты из сада мистера Смита, выпускал кур из курятника мистера Досона и порубил топором живую изгородь у соседей. Все это было неправдой и говорилось лишь для того, чтобы показать, будто Тоду безразлично, что Лилли раньше воровала и частенько рылась в мусорных ящиках. Дескать, сам был таким. Лилли равнодушно выслушивала юношу, потому что вообще умела слушать людей, однако чем больше она противилась его натиску, тем упорнее Тод искал ее расположения, но выказывал он себя при этом отнюдь не с лучшей стороны, словно полагая, будто именно грубость и низость могут открыть ему путь к сердцу Лилли.

Тод ошибался, думая, что близок к успеху. Ошибался настолько, что на школьном вечере по случаю окончания учебного года попытался поцеловать Лилли; нас было четверо или пятеро, мы вышли из актового зала на галерею, которая огибала школьный двор. Мы уселись как обычно на железные перила и слушали, болтая ногами, как Маджери Рэнкин играла на фортепьяно. Потом на перилах остались только Тод и Лилли. Тод имел на то свои причины, а Лилли просто заслушалась прекрасной игрой Маджери. Неожиданно Тод обнял Лилли за шею.

— Ну как насчет этого? — проговорил он.

— Ты о чем? — спросила девушка.

— Сама знаешь о чем, — улыбаясь, ответил Тод.

— Нет, не знаю.

— Перестань ломаться, — бросил Тод, он грубо стащил девушку с перил, облапил и попытался поцеловать. Мы как раз вернулись из зала и стали свидетелями завязавшейся борьбы. Было уже темно, но я разглядел, как Лилли пригнулась и бросилась на Тода, словно тигрица. Она вцепилась в его короткие волосы, потянула голову вниз за перила и сбросила Тода на землю. Все это произошло в один миг. Мы рассмеялись, но я заметил, что зубы Лилли зловеще блеснули.

— За что ты его? — спросили девочки.

— Просто так, — ответила Лилли, направляясь в зал.

Утром о происшествии узнала вся школа, а через день — и весь город. В пересудах больше доставалось Лилли, чем ее обидчику. Тода, хорошего парня и спортсмена, любили и уважали в Сент-Элене, а если он поссорился с Лилли, то не иначе как по ее вине. Обсуждая эту историю, кое-кто не преминул вспомнить семейство Стьюбек и беспризорное детство Лилли. Обычно над таким смешным, пустяковым столкновением двух подростков в городе позубоскалили бы, да и только, но речь шла о Лилли, а ее не щадили.

Случай с Филипом Энсти был совершенно иным, впрочем, для Лилли он закончился печально. Филип Энсти, тридцати с небольшим лет, преуспевающий агент по продаже недвижимости, выглядел точно так, как и должен был выглядеть красавчик отпрыск давным-давно захиревшего английского аристократического рода. Яркие голубые глаза выделялись на его мертвенно-бледном лице с прямым носом и хорошо вылепленными скулами. Это был хладнокровный, сдержанный человек, настоящий джентльмен, хотя и вынужденный поселиться в Австралии. Жена Энсти, австралийка, была старше его лет на восемь; он появился в городе десять лет назад и основал агентство по продаже недвижимости на деньги супруги. Некогда это была розовощекая блондинка с фигурой Венеры, но со временем лицо ее приобрело красный цвет, а тело — расплывчатые формы, приличествующие почтенной матроне. В Сент-Элене прекрасно знали, что Энсти срывал цветы удовольствия где только мог, и, став постарше, когда при мне говорить об этом уже не стеснялись, я слышал, будто он оказывал известное внимание дамам, которые состояли в счастливом браке, словно оправдывая тем самым собственную неверность. Но чаще ему приходилось отправляться в захолустье, где женщины много работали, чувствовали себя одиноко и были забыты мужьями. Поговаривали, что любой жене фермера грозила опасность, если Энсти заглядывал к ней по делам.

С женой Джонни Салливэна, владевшего цитрусовой плантацией под Нуахом, дело у Энсти зашло, пожалуй, слишком далеко. Обманутый муж задал ему трепку посреди главной улицы Сент-Элена и приказал неверной супруге убираться вон из дома. После этого Энсти стал героем сочных мужских шуточек, его благословляли на новые победы, хотя и считали простофилей из-за того, что он так глупо попался. Однако жена отнеслась к измене Энсти иначе: многие годы она сквозь пальцы смотрела на похождения своего супруга, а теперь решила с ним разойтись.

Кстати, в нашей семье оживленно обсуждали эту размолвку, потому что сначала миссис Энсти обратилась к отцу с просьбой заняться ее делом, а когда он отказал (так как не вел бракоразводных дел), уже сам Энсти попытался уговорить отца взять на себя его защиту и тоже получил отказ. Не знаю точно, может быть, на отца повлияли улики, представленные ему миссис Энсти, я склонен думать, что так оно и было, ибо на суде в соседнем Бендиго фигурировал дневник Филипа Энсти, найденный его супругой, в котором тот описывал свои многочисленные победы. Особенно гнусными были в дневнике те места (отец прямо-таки бушевал от ярости, когда газеты опубликовали их), где упоминалась Лилли.

Что касается Лилли, дневник не хвастал победами, а рассказывал лишь о замыслах сластолюбца. Описания вожделенных прелестей юной девушки были отвратительны, и местная пресса не рискнула опубликовать большую часть из них, но по судебным отчетам, появившимся в газетах, стало ясно: дневниковые заметки о пятнадцатилетней школьнице оказались столь непристойными, что судья Р.-Б. Мэтьюс даже прервал их оглашение на процессе.

Лилли была совершенно не виновата. Она писала в своей черной тетради, что ни разу не обменялась с Филипом Энсти даже словом, тем более что ей не нравилось, как он смотрел на нее. И все же вновь на нее пала тень. Каким образом эта пятнадцатилетняя девочка могла внушить столь грязные мысли и планы женатому мужчине?

Миссис Энсти получила развод, и в городе почти перестали судачить о женщинах, упомянутых в злополучном дневнике, но только не о Лилли. Более ранимая девочка не решалась бы поднять глаза, проходя по улицам после такого скандала, и многие ожидали увидеть Лилли смущенной и растерянной. Однако она вела себя по-прежнему и не обращала внимания ни на любопытные взгляды, ни на шепот позади себя. Если мужчины проявляли интерес к соблазнительной школьнице, она либо игнорировала их, либо глядела так грозно, что никто не осмеливался ни на пошлость, ни на искренний комплимент. Мисс Дэлглиш ничем не могла помочь своей воспитаннице, ибо враг был невидим, и хотя она, как и все друзья Лилли, возмущалась случившимся до глубины души, говорить об этом с девочкой не могла. Сам я ждал и надеялся, что Лилли сожжет дотла дом Филипа Энсти, но она не отомстила ему. Лилли уже стала взрослой.