Нанон - читать онлайн книгу. Автор: Жорж Санд cтр.№ 30

Наконец через час меня позвали в кабинет к господину Костежу, где на этот раз он был совсем один. Едва я переступила порог, как он запер за мной дверь на ключ и спросил:

— Зачем ты здесь? Ты, что же, захотела погубить приора с Луизой?

— Я хочу спасти Эмильена, — ответила я.

— Ты с ума сошла!

— Нет, и я его спасу!

Я произнесла эту фразу, замирая от ужаса и обливаясь холодным потом, но в то же время надеясь, что вот сейчас господин Костежу подтвердит — Эмильен не казнен!

— Ты, что же, не знаешь, — продолжал он, — что Эмильен осужден?

— На тюремное заключение, покуда не кончится война? — спросила я, решив выведать все, что возможно.

— Да, пока она не кончится или пока не решат уничтожить всех подозрительных.

Я облегченно перевела дух, — значит, у меня впереди еще было время.

— Кто же донес на него как на подозрительного? — воскликнула я. — И неужели вас не было, пока его судили, — ведь вы-то знаете Эмильена.

— Этот негодяй Премель обвинил Эмильена, решив, таким образом, спасти свою шкуру. Он божился, что поддерживал переписку с маркизом де Франквилем, только чтобы собрать улики против этого аристократа и его родни. По словам Премеля, Эмильен написал отцу о своем желании эмигрировать, однако письма он предъявить не смог, да и в бумагах его при обыске не нашли, вопреки утверждениям этого мерзавца. Я надеялся, что на судебном разбирательстве мое свидетельство будет весомее показаний Премеля, но с нами был этот расстрига Памфил. Из ненависти к Эмильену он заявил, что давно знает его как отъявленного роялиста и церковника, и потребовал, чтобы Эмильена немедленно приговорили к смертной казни, и все к этому шло; но тут я сумел отвлечь внимание суда, постаравшись всю вину переложить на Премеля. В результате тот был приговорен к депортации. Мне удалось спасти Эмильену жизнь… впрочем, до нового распоряжения.

Я выслушала речь господина Костежу, не выдавая своих чувств, но отмечая про себя перемены в его лице и тоне. Мне стало ясно, что с тех пор как господин Костежу изменил свои политические убеждения, его жизнь превратилась в подлинную пытку. Хотя он искренне проникся новой верой и принял на себя роль, которая отвечала его нынешним патриотическим идеалам, но и то и другое было глубоко противно доверчивому и великодушному нраву этого человека. Я изучала его, чтобы понять, в какой степени можно на него положиться. В ту минуту он, казалось, готов был помочь мне во всем.

— Не желаю и слушать ни о каком новом распоряжении, — сказала я. — Вы должны постараться немедленно освободить Эмильена.

— Не болтай ерунду! — резко возразил он. — Это совершенно невозможно, поскольку Эмильен осужден с соблюдением всех форм, установленных республикой.

— Но это неправый приговор: его вынесли слишком поспешно и без достаточных улик! Я знаю, что такие приговоры можно обжаловать.

— Так оно и было в прошлые времена, но прошлого больше нет. Приговор, вынесенный революционным трибуналом, обжалованию не подлежит.

— Тогда скажите, как спасают ни в чем не повинных людей? Что вы собираетесь сделать для освобождения этого молодого человека, которого и уважаете и любите? Ведь он вернулся к вам и отдал себя в руки правосудия, потому что вы ему сказали: «Если узнают, что ваш побег — дело моих рук, я поплачусь головой».

— Теперь я могу сделать для Эмильена только одну вещь — тебе она покажется пустяком, но, поверь, это далеко не так. Я могу, вернее — рассчитываю, добиться перевода Эмильена в другую тюрьму, а стало быть, в другой город. Здесь он находится под неусыпным надзором Памфила и Пифеня, другими словами — удава и тигра. Оставаться в Лиможе для него опасно, а вот в чужом городе, где Эмильена никто не знает, о нем забудут, и возможно, не вспомнят до конца войны.

— Да когда же это будет? Сейчас мы только и делаем, что терпим поражение за поражением, и, по слухам, аристократы надеются, что неприятель нас одолеет и освободит всех, кто сидит в тюрьмах. По-моему, вы поступаете неосторожно, делая стольких людей несчастными и ввергая их в отчаяние. Ваши действия обернутся против вас, потому что многие будут втайне молиться за чужеземцев и с нетерпением ожидать их.

Конечно, речь моя была опрометчивой, но я поняла это, когда губы адвоката побелели и задрожали от гнева.

— Много ты себе позволяешь, влюбленная малышка! — возмущенно воскликнул он. — Эти слова выдают с головой и тебя и твоего красавчика!

— И вовсе я не влюблена! — обиженно, но решительно возразила я. — Я еще годами не вышла, чтобы влюбляться, и в моем сердце нет недозволенных чувств. Не оскорбляйте меня, потому что мне и без того не сладко; я пытаюсь спасти Эмильена, как спасла бы его сестру, господина приора… и вас самих, наконец, если бы вы попали в беду… А вас она вряд ли минует, как не обошла и остальных. Санкюлоты сочтут, что вы недостаточно жестоки… А если аристократы возьмут над ними верх, кто знает, может, я буду бродить возле вашей тюрьмы, всеми силами стараясь вам помочь. Неужто вы думаете, что если на вас обрушится несчастье, я буду сидеть сложа руки?

Господин Костежу с удивлением уставился на меня и буркнул два слова, но я лишь значительно позже поняла их смысл — «героическая натура». Он взял мою руку, поглядел на нее, затем перевернул ладонью вверх, как делают гадалки.

— Ты умрешь не скоро, — сказал он, — и сделаешь в жизни все, что тебе предназначено. Что именно — сказать не берусь, но любой свой замысел ты претворишь в действительность. Я, к сожалению, менее удачлив. Видишь эту линию? Мне тридцать пять лет, и я не доживу до пятидесяти. Только бы мне дождаться полной победы Республики! О большем я и не смею мечтать!

— Вы такой отчаянный безбожник, господин Костежу, а верите в ворожбу! Тогда скажите, останется Эмильен в живых или нет? Может быть, про это тоже написано на моей руке?

— Вижу только, что ты перенесешь тяжкую болезнь… а возможно, тебя постигнет большое несчастье… Не знаю…

— Ничего-то вы не знаете! Только что сказали, что своего в жизни я добьюсь, а больше всего на свете я хочу, чтобы Эмильен остался жив. Ну хорошо, сейчас вы должны мне помочь!

— Помочь? Но ведь даже если у него и в мыслях не было эмигрировать, есть опасность, что он последует примеру своего отца.

— Вот видите — вы ему не верите? Вы стали подозрительны, господин Костежу!

— Да, кто прознал про сеть бесчестных предательств и гнусных козней, которой опутана эта несчастная Республика, тот поневоле не доверяет собственной тени и даже самому себе.

— Чем больше вы станете стращать людей, тем больше будет во Франции трусов!

— Ты хорошая девочка, но тоже можешь совершить предательство… из любви к Эмильену… прости — из дружеских чувств. Скажи, а сколько тебе лет?

— Осенью будет восемнадцать.

— Через два месяца! Глядя на тебя, я вспоминаю свою деревню, мелкие, совсем еще зеленые сливы и времечко, когда я лазил по деревьям! Как все это теперь далеко! А я ведь собирался бросить суд, жениться, перестроить монастырь, сделать себе в нем красивое жилище, посадить у монастырских стен жимолость и ломонос, завести овец, крестьянствовать, жить вместе с вами… Увы, то была лишь пустая мечта! Казалось, Республика уже завоевана! Но нет, все нужно начинать сначала, и мы не откажемся от этого даже под страхом смерти. Ну, довольно, иди спать. Ты, наверно, очень устала.